Неспособность Западной Европы серьезно влиять на бурные события в арабском мире и особенно в Северной Африке, которая исторически была активно вовлечена в европейские дела, подтвердила печальный вывод: Европа перестает быть глобальной силой, все больше замыкаясь на собственных проблемах. Вряд ли приоритетом решения этих проблем станет реализация призыва Москвы сделать модернизацию России «общеевропейским проектом - как это было в эпоху Петра Великого»1. Дело не только в том, что европейские политики, привыкшие за годы холодной войны к комфортной жизни под американским покровительством, сталкиваются с вызревшими вызовами - кризисом чисто капиталистической модели развития, новым усилением националистических настроений, этническими и религиозными сдвигами внутри самой Европы. Немаловажное значение имеет и то, что на европейской политике тяжелым грузом лежит отпечаток прошлых политических раскладов и исторических пристрастий, причем не в лучших своих проявлениях.

Попытки исключить Россию, ослабленную после распада СССР, из числа активных европейских игроков и соорудить вдоль ее западных и южных границ новый «санитарный кордон» не принесли Европе ни успокоения, ни уверенности в своем бесконфликтном развитии. Клубок отмеченных кровью противоречий между частями бывшей Югославии, рост сепаратистских движений после признания независимости Косова, затронувший даже, казалось, благополучную Бельгию, нежелание влиятельных европейских стран умерить разыгравшиеся аппетиты «новых европейцев» на Кавказе, приведшие к трагическим событиям в августе 2008 года, способны серьезно дестабилизировать обстановку в Европе. Нельзя исключать также, что по мере уменьшения степени вовлеченности США в европейские дела (а это рано или поздно произойдет) дремлющие амбиции некоторых европейских держав и исторические инстинкты малых стран могут расшатать с трудом построенный Европейский союз.

История является не столько учителем, сколько воспитателем, ибо ее функция заключается не в том, чтобы служить руководством к действию, а в том, чтобы прививать умение распознавать в прошлом и сопоставлять с настоящим явления и события, проливающие свет на природу многих современных процессов. То, что происходит сегодня в Европе, - весьма показательное тому свидетельство.

Еще раз о европейском равновесии

Выстраданная Европой и ставшая после Вестфальского мира 1648 года постоянной величиной в международных отношениях система равновесия сил базировалась на осознанном понимании того, что возникшие к тому времени примерно равные по силе государства не должны были допустить возвышения отдельных государств над всеми остальными. Такая система не могла предотвратить кризисы и войны, но ее наличие сужало масштабы столкновений и возможности одних навязывать свою волю и превосходство другим. Серьезные сбои в системе равновесия сил в Европе приводили к крупным катаклизмам на континенте и более того - к всемирным катастрофам.

Несмотря на то что у родоначальников европейского равновесия имеются конкретные имена (называют и Н.Макиавелли, и кардинала Ришелье), возникновение этого фактора в международных отношениях не стало результатом прозрения тогдашних политиков и дипломатов. Оно явилось следствием исторического развития, в ходе которого правители зарождавшихся национальных государств начали активно противодействовать угрозе собственной власти и самостоятельности со стороны крупных европейских династий. Бесчисленные войны XVIII века при всей их кажущейся анархии и захватнических проявлениях несли в себе идею выгоды принципа равновесия сил для независимого развития европейских держав.

Ценой насильственных реформ Петра I, сопровождавшихся невиданным рывком вперед, Россия заставила Европу считаться с ее интересами и включить ее в число стран, определявших европейское равновесие. Важнейшая роль России в сохранении этого равновесия выявилась во времена наполеоновских войн, которые побудили европейские державы к сознательной разработке международного порядка, основанного на принципах равновесия сил. Венский конгресс 1815 года и создание Священного союза на базе Австрии, Пруссии и России, хотя и были пронизаны стремлением европейских монархий выработать некий механизм для коллективных действий против любых революционных выступлений, превратили равновесие сил в одно из фундаментальных правил регулирования международных отношений. Почти 40 лет Европа не знала ни единой войны с участием великих держав.

Однако, придав европейскому равновесию относительно устойчивый характер, европейская дипломатия в конце концов сама его и разрушила. Причина - в укреплении влияния России в Европе, прежде всего на Балканах, правители Австрии, Англии и Франции увидели потенциальную угрозу своим интересам. В противовес «русскому медведю» было решено использовать Турцию, чье историческое противостояние с Россией значительно перевешивало отношение европейцев к Турции как чужеродному телу на континенте, превратив ее в «необходимое зло». Воспользовавшись недальновидностью Николая I, Англия и Франция спровоцировали русско-турецкую войну 1853-1856 годов, положив начало развалу с трудом выкованного в Вене порядка в Европе, державшегося на принципе равновесия сил.

Поражение России в Крымской войне во многом убрало из европейской дипломатии остатки моральной умеренности и сдержанности, возродив прежнее соперничество между западноевропейскими державами. Складывался новый европейский порядок, где на первое место выдвигался принцип прусского канцлера О.Бисмарка «realpolitik», определявший отношения между государствами грубой силой и преобладанием тех, кто могущественней. После Франко-прусской войны 1870-1871 годов, окончательно окрасившей европейскую политику в конфронтационные тона, в Европе появился мощный и безжалостный претендент на гегемонию - Германская империя, которая считала себя уже не наковальней, а молотом европейской кузницы. Однако правители европейских государств не сумели рассмотреть в начатой Германией политике по превращению равновесия сил в гонку вооружений угрозу собственной безопасности и европейской цивилизации в целом.

Первая мировая война ничему не научила европейских политиков. Построенный по результатам Парижской мирной конференции 1919 года порядок лишал Европу шансов на длительное мирное развитие: он породил лишь жажду реванша у Германии, исключил Советскую Россию из числа составных частей европейского баланса, обострил национальные проблемы многих европейских народов. Свою лепту в дезорганизацию Европы внесли и Соединенные Штаты, которые после войны стали играть все более заметную роль в европейской политике. На конференции в Париже американский Президент В.Вильсон отверг «realpolitik», а заодно и концепцию равновесия сил как аморальные, введя новые критерии международного порядка - демократию, коллективную безопасность и самоопределение. На порочность принесшего бесчисленные беды отказа тогдашних европейских руководителей от исходных положений политики равновесия сил указал, что примечательно, бывший госсекретарь США Г.Киссинджер, по мнению которого в Европе «должны были понять, что всеобщая доктрина коллективной безопасности не сработает… пока не охватит три сильнейшие нации мира: Соединенные Штаты, Германию и Советский Союз»2.

Зато Германия, лишившаяся после войны силового компонента своей внешней политики, умело использовала прежние расклады европейского равновесия, сыграв на историческом недоверии в отношениях между Лондоном и Парижем, а также на извечной тяге Англии к ставке на немецкое государство в качестве противовеса России и Франции. Германская дипломатия во главе с Г.Штреземаном (1923-1929 гг.) пошла на развитие отношений с СССР, что заставило занервничать Англию и Францию, ослабить их давление на Германию. На конференции в Локарно (Швейцария) в 1925 году Германия не без помощи Англии (и США) сделала первый шаг на пути ревизии Версальского мирного договора и фактически добилась «равноправия» среди европейских держав в ущерб Франции. Локарно открыло дорогу для Германии в направлении Восточной Европы, и если бы она удовлетворилась этим «подарком», то наверняка заслужила бы дальнейшее расположение Запада. Однако пришедший к власти в Германии Гитлер презирал дипломатию Штреземана и мыслил категориями унификации Европы под германским господством. Завороженные антикоммунизмом Гитлера и уповая на принадлежность Германии к западной цивилизации, европейские политики оказались неспособными просчитать губительные последствия для европейского равновесия и, как оказалось, для мира в целом безудержного роста германской военной мощи.

Капитуляция руководителей Англии и Франции перед Гитлером в Мюнхене в сентябре 1938 года до основания разбалансировала Европу, оставив СССР фактически один на один с нацистской Германией. Пойдя на заключение советско-германского договора о ненападении в августе 1939 года, И.В.Сталин отплатил Западу той же монетой, показав, что ему, несмотря на коммунистическую идеологию, не чужды привычные для западноевропейской дипломатии методы кардинала Ришелье и «realpolitik» Бисмарка. Сталин на время уравновесил положение СССР в предвоенной Европе, не сумев, однако, до конца разгадать замыслы Гитлера и верно оценить степень продолжительности отсрочки неизбежной войны с Германией. Разгром Франции в мае 1940 года для одних означал конец иллюзий относительно использования гитлеровской Германии в качестве «наконечника» в борьбе с «большевистской заразой», для других - крушение надежд на взаимное истощение западноевропейских держав в межимпериалистической борьбе. Суровая реальность остро поставила вопрос о необходимости объединения усилий для противодействия общему врагу, что после нападения на СССР получило конкретное воплощение в создании антигитлеровской коалиции.

Произошел поворот во внешней политике Соединенных Штатов, правящие круги которых во главе с Президентом Ф.Рузвельтом пришли к заключению (хотя публично это не признавалось), что то самое равновесие сил в Европе, отвергавшееся ими с негодованием, как раз и обеспечивало безопасность Америки. При Рузвельте в американской дипломатии появилась новая, отличная от взглядов Вильсона школа во внешней политике - сторонников «баланса сил», или «реалистов», для которых оценка мощи держав и соотношения сил между ними имели большее значение, чем их внутриполитическое устройство. Логическим развитием этого направления американской внешней политики стали активные усилия США наряду с СССР по созданию Организации Объединенных Наций, которая была призвана в отличие от Лиги наций в наибольшей степени учитывать сложившийся после 1945 года расклад сил и интересы широкого круга государств.

Позиции «реалистов» усилились с началом холодной войны, когда США зачислили себя в разряд главных гарантов равновесия сил не только в Европе, но и во всем мире. Перед лицом возросшего могущества и влияния Советского Союза императивом американской внешней политики стало сдерживание советской мощи. Особую опасность для своих интересов американцы видели в расширении сферы влияния СССР за пределами Восточной Европы, прежде всего за счет поверженной Германии. По существу, доктрина сдерживания отталкивалась от сложившегося после Второй мировой войны расклада сил, была нацелена среди прочего на возрождение европейского равновесия. Правда, отличительной чертой этой доктрины стало проведение «политики с позиции силы», не в последнюю очередь продиктованной исключительным обладанием США ядерной бомбой. Следствием такой политики явилось создание в апреле 1949 года по инициативе США Организации Североатлантического договора (НАТО), антисоветская направленность которой была видна невооруженным взглядом.

Советское руководство также не теряло времени даром: оно всемерно укрепляло пояс безопасности в Восточной Европе, устанавливая в странах региона советские порядки. Но главным успехом СССР стало создание в 1949 году собственного ядерного оружия, что заметно остудило горячие головы в западных столицах и на долгие годы определило взаимосдержанный характер международных отношений. Достижение Советским Союзом ядерного паритета с Соединенными Штатами не только укрепило систему европейского равновесия, но и распространило ее на всю мировую политику, позволив, в частности, национально-освободительным движениям в «третьем мире» покончить с колониальным господством. В выгодном положении оказалась Западная Европа: советско-американское соперничество давало возможность забыть до 90-х годов минувшего столетия «прелести» военных действий на континенте, снять с себя ответственность за вопросы войны и мира, не слишком беспокоиться по поводу эвентуальной «немецкой угрозы» в связи с наличием двух различных германских государств. Равновесие, установившееся в Европе и остальном мире, позволило ведущим мировым державам вступить в переговоры о постепенном сокращении ядерных арсеналов, породило период «разрядки» в советско-американских отношениях, привело к созыву в Хельсинки в 1975 году Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

По мере нарастания внутренних проблем в СССР, сопровождавшегося ослаблением его позиций в странах социалистического лагеря, в американской внешней политике набирали силу поборники взглядов В.Вильсона, которые после распада Советского Союза прочно обосновались у руля американской дипломатии, вытеснив сторонников поддержания баланса сил. В подготовленном в 1994 году концептуальном документе администрации Президента Б.Клинтона (1993-2001 гг.) говорилось, что безопасность США должна основываться «на расширении круга демократических стран с рыночной экономикой при одновременном сдерживании и противодействии целому ряду угроз нашим союзникам и нашим интересам». При этом подчеркивалось, что безопасность и процветание Америки напрямую связаны с упрочением демократии и углублением процессов «политической и экономической либерализации в мире, особенно в странах, представляющих геостратегическое значение для США»3. Принятие данного документа отражало настрой американского руководства на агрессивное мессинианство и проведение односторонних акций на международной арене без особой оглядки на реакцию России.

Упиваясь могуществом единственной сверхдержавы, «неоконсерваторы» испытывали большое искушение переделать мир по американскому образу и подобию. Гегемонистские устремления нашли свое отражение в линии на размыв основ ООН как «пережитка» эпохи равновесия сил, что особенно отчетливо проявилось в ходе операции НАТО в бывшей Югославии. Одновременно Соединенные Штаты, опираясь на полную поддержку своей линии со стороны Англии, не выпускали из-под контроля атлантическую ориентацию своих союзников в Европе. Речь шла о том, чтобы поставить в тесную взаимосвязь процессы укрепления НАТО и европейской интеграции, не допустить излишней самостоятельности укреплявшегося Евросоюза за счет его «разрыхления» проамерикански настроенными странами Центральной и Восточной Европы, ограничить деятельность ЕС лишь торгово-экономическими амбициями.

Задача США по продвижению планов мирового господства облегчалась тем, что с исчезновением противовеса в лице СССР было нарушено равновесие в самой Европе, что увеличило число страждущих прикрыться «американским зонтиком». Вышедшая из-под обломков СССР Россия в силу своей слабости и отсутствия внутреннего консолидированного подхода к содержанию внешней политики потеряла в глазах послевоенного поколения европейских политиков статус необходимого элемента равновесия на континенте. Уход в прошлое «советской угрозы» сказался также на отношении лидеров западноевропейских стран к Турции, приведя, судя по всему, к утрате свойства видеть в ней и силу, способную оказывать серьезное влияние на положение дел на Балканах. До последнего времени европейцев, похоже, мало волновал вопрос о способности быстро превращающейся в региональную державу евро-азиатской Турции существенно усилить международный голос Европы и внести вклад в стабилизацию внутри нее исламского фактора.

Начавшаяся в 2003 году авантюра США в Ираке, нанесшая чувствительный удар по замыслам глобального господства Соединенных Штатов, посеяла в Европе опасения относительно перспектив ее безмятежного существования в однополярном мире и заставила отвыкшую от собственной ответственности континентальную элиту задуматься о месте европейской политики в меняющейся конфигурации мирового расклада сил. Разразившийся в 2008 году финансовый и экономический кризис еще больше приблизил европейских политиков к мнению о необходимости приспосабливаться к новым реалиям. Смена власти в Соединенных Штатах, проходившая под знаком отказа от прямолинейной и нахрапистой политики Дж.Буша-младшего, вновь вывела на авансцену американской дипломатии сторонников «баланса сил». Но теперь речь зашла об очевидном согласии американцев разделить со стремительно растущим Китаем «ответственность за глобальное лидерство». Вместе с тем в ходе пребывания Президента США Б.Обамы в Пекине в ноябре 2009 года премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао выразил несогласие с идеей так называемой «большой двойки», заявив, что Китай «проводит независимую политику и не намерен вступать в союз с другой страной или с группой стран»4.

И все же о серьезном кризисе трансатлантической солидарности говорить не приходится, даже если прежние лидеры Германии и Франции - Г.Шрёдер и Ж.Ширак - открыто выступили против американской оккупации Ирака. Вполне резонным выглядит мнение бывшего министра иностранных дел России Е.М.Примакова, когда он указывает на бесплодность игры на противопоставление Западной Европы Соединенным Штатам. Западноевропейцы и американцы тесно связаны между собой исторически (эмигранты из Европы создали костяк населения США) и цивилизационно (культурная близость и религиозная идентичность); их отношения скреплены участием США во Второй мировой войне, а также американским ядерным прикрытием в годы холодной войны5. Разумеется, в Западной Европе отдают себе отчет, что в новой архитектуре мирового порядка прежние проявления чрезмерной подчиненности Соединенным Штатам будут негативно сказываться на амбициях Европейского союза превратиться в один из центров международной политики. Кроме того, как бы ни хотели в Западной Европе отгородиться от России, ее окрепшее положение на континенте вынуждает считаться с ней и возвращаться к подзабытым понятиям о системе равновесия сил в Европе. Демонстрация же стремления к активизации отношений с Россией могла бы в немалой степени способствовать очищению Европы от образа вассала Соединенных Штатов.

Просматриваются и иные возможные мотивы поворота Западной Европы в сторону России, за унижениями которой в 1990-х годах она не только не без удовольствия наблюдала, но и принимала «посильное» участие в них. Последние шаги западноевропейской дипломатии (показное углубление диалога по линии Берлин - Париж - Москва, благосклонные экивоки России по поводу инициативы о европейской безопасности, намеки на возможность членства России в НАТО) последовали после официального отказа Пекина от американского предложения «поделить надвое» глобальное лидерство. Здесь нелишне вспомнить о том, что на Западе перспективу подключения России к политике противодействия Китаю держали в уме довольно длительное время. Известно, что еще в начале 1959 года французский Президент Ш. де Голль рассуждал о неизбежности столкновения СССР с Китаем, что в его глазах должно было быть важным фактором сближения России с Западной Европой. О необходимости объединения усилий США и СССР против Китая говорил министр обороны США Н.Макэлрой в беседе с главой российской дипломатии А.А.Громыко летом 1959 года6. Отметим, что в тот период, отличавшийся все более напряженным характером советско-китайских отношений, в Москве сочли неуместными подобные «объединяющие» сентенции западных политиков.

Сейчас Россия застыла на перепутье. В условиях падения ее способности успешно конкурировать с целым рядом быстро развивающихся стран российская дипломатия оказалась под прессом сложных проблем внутри России. Стагнация отсталого положения взращивает комплекс неуверенности в собственных силах, порождает надежды на возможность прорыва вперед с помощью извне. Между тем в новой редакции системы равновесия сил в мире и, следовательно, в Европе не будет места, так же как в XIX и ХХ веках, для политического и экономического альтруизма. У России есть единственный шанс примкнуть к тем, кто старается заполнить «вакуум притяжения», создающийся после 20-летней гегемонии США. Как бы это ни звучало банальным, но речь идет о вызволении внутренних возможностей для построения современного развитого государства, способного вызывать уважение и доверие. Иначе Россия рискует прочно обосноваться среди тех, кто традиционно лишь приспосабливает свою внешнюю политику к изменениям мирового баланса сил.

Рифы европейской безопасности

Будущее Европы неразрывно связано с вопросом: смогут ли европейцы навести действительный порядок в собственном доме? С появлением и укреплением европейских национальных государств в XVII веке началось острое соперничество между ними за преобладание на континенте, жестокая борьба за новые территории и сферы влияния. Тридцатилетняя война (1618-1648 гг.) и последовавший за ней Вестфальский мир дали толчок к развитию «европейской идеи», толковавшей Европу как определенную общность с присущей ей спецификой и рассматривающей континент с точки зрения внутреннего единства. В XVIII веке наблюдался небывалый всплеск европейской политической мысли, нашедший свое выражение в выдвижении разнообразных теорий, конкретных планов и проектов общеевропейского характера. До сих пор в рассуждениях политиков о европейской интеграции можно встретить ссылки на идеи видных мыслителей того времени - английского политического и общественного деятеля В.Пенна, французского дипломата и философа Ш.-И.Сен-Пьера, французского просветителя Ж.-Ж.Руссо, немецкого философа И.Канта. Практически все их трактаты и проекты содержали предложения о создании общеевропейского механизма, нацеленного на утверждение мира и его гарантий в рамках образования наднациональных органов.

Венский конгресс 1815 года не только объединил усилия консервативных монархов в борьбе против революционных проявлений, но впервые в истории обозначил их стремление принять на себя общую миссию - согласовывать действия между собой в случае угрозы стабильности и безопасности в Европе. Однако надеждам на создание системы коллективной безопасности не суждено было сбыться по причине внутренних предубеждений и исторических пристрастий крупнейших игроков на европейской арене. Серьезным фактором, влиявшим на европейскую безопасность, стал последовавший за Венским конгрессом рост националистических настроений, который в ряде ведущих держав, особенно в Германии и Франции, приобрел отчетливый враждебный характер в отношении других стран и народов. Идеи общей Европы в устах политиков превратились в пропагандистский инструмент, использовавшийся во вполне определенных политических целях.

Первая мировая война и ее трагические последствия привели в ужас расписавшихся в своей беспомощности европейских политиков, посеяв пессимизм и разочарование. Октябрьская революция в России и последовавшие за ней иностранная интервенция и бойкот со стороны Запада лишь усилили разброд и шатания в Европе. В 1923 году вышла в свет наделавшая много шума книга австрийского общественного деятеля Р.Куденхова-Каллерги «Пан-Европа», за которой последовало его обращение к французским парламентариям с предложениями об объединении Европы (оно было использовано французской дипломатией в виде выдвижения т.н. «плана Бриана»). Главная идея Куденхова-Каллерги состояла в том, чтобы объединить Европу в качестве самостоятельного политического и экономического центра перед лицом трех противостоящих сил - СССР, Великобритании и США, хотя австриец и признавал необходимость выстраивания отношений с Россией в целях возрождения Европы.

На позицию же Советского Союза в отношении объединения Европы существенное воздействие оказывала марксистско-ленинская идеология, в частности крайне негативные оценки В.И.Ленина в его статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы». Однако приход к власти в Германии нацистов с их жесткой антисоветской риторикой и планами господства в Европе побудили советское руководство усилить внимание к вопросам обеспечения стабильности в Европе через сближение с Францией и ее союзниками, через проведение политики коллективной безопасности. В декабре 1933 года было принято решение Политбюро, которое предусматривало возможность вступления СССР в Лигу наций и заключения регионального соглашения о взаимной защите от агрессии со стороны Германии (Восточного пакта). В течение 1934-1935 годов советская дипломатия активно прорабатывала вопросы, связанные с возможностью заключения Восточного пакта. Одновременно были предприняты попытки к улучшению отношений с Англией в надежде привлечь ее к реализации идеи коллективной безопасности. Но в Лондоне отдавали предпочтение «западной безопасности» и все чаще склонялись к мысли о соглашении с Германией и предоставлении ей свободы действий на Востоке.

Унизительно быстрый захват Германией большей части Западной Европы, ее нападение на Советский Союз, создание антигитлеровской коалиции породили предпосылки для оживления «европейской идеи». Несмотря на унаследованное от межвоенного периода настороженное отношение Сталина и его соратников к созданию в Европе федераций, многосторонних союзов или блоков, советское руководство не исключало такой возможности после окончания войны при условии отсутствия с их стороны угрозы безопасности СССР. Об этом было сказано министру иностранных дел Великобритании А.Идену в ходе его переговоров в Москве с И.В.Сталиным и В.М.Молотовым в декабре 1941 года. В переданном английской стороне проекте дополнительного протокола к Договору между СССР и Великобританией о послевоенной безопасности признавалось «необходимым создание Европейского совета как международной организации, в распоряжении которой в качестве орудия сохранения мира в Европе должно находиться определенное количество войск»7.

В то же время события, последовавшие за окончанием войны, развивались явно не в пользу реализации идеи общей Европы. После Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 года, на которой обозначились серьезные разногласия между союзниками, пошли под откос советско-американские отношения. В Соединенных Штатах антигитлеровскую коалицию все чаще стали называть «странным союзом», а в администрации Президента Г.Трумэна заговорили о том, что Америка устала «нянчиться с Советами» и идти с русскими на компромиссы. Сталин, уязвленный провалом своих расчетов на послевоенное сотрудничество с США, взял курс на укрепление в Восточной Европе зоны советского влияния против новой угрозы с Запада и воскресил тезисы о капитализме как источнике войны. В условиях усиления международных позиций Советского Союза вылезли наружу исторические страхи перед Россией со стороны западноевропейцев, приветствовавших американскую политику сдерживания СССР. Формула «Европа - это пространство от Атлантики до Урала», выдвинутая в 1946 году генералом де Голлем, видевшим после войны в СССР противовес политике США и Великобритании, имела на континенте мало сторонников. Антисоветизм превратился в один из основных двигателей западноевропейской интеграции.

Локомотивом же объединения стало франко-германское сближение. Главная заслуга в этом, безусловно, принадлежала де Голлю, который долгое время полагал, что Франция должна была любыми средствами, в том числе и путем сближения с СССР, обеспечить свою безопасность от возрождения германской угрозы. Однако жесткая антизападная политика СССР и недооценка Сталиным влияния ослабленной Франции на дела Европы привели де Голля к мнению о существовании опасности со стороны коммунистической России. Де Голль пришел к выводу о необходимости руководствоваться принципом «двойной безопасности» - безопасности от Германии благодаря ее разделению на два государства и безопасности от СССР благодаря включению Западной Германии в евроатлантические структуры. Возвратившись к власти во Франции в 1958 году, де Голль первым делом встретился с канцлером ФРГ К.Аденауэром и заявил ему, что, хотя французский народ и не забудет прежних злодеяний своего зарейнского соседа, ради общей Европы стоило попытаться опрокинуть ход истории и примирить оба народа. Новый характер франко-германских отношений во многом предопределил позитивное развитие западноевропейской интеграции, приведшее в итоге к созданию Европейского союза.

У Советского Союза имелись серьезные основания полагать, что создание различных организаций в Европе было направлено в первую очередь против СССР. В марте 1947 года американская дипломатия провозгласила «доктрину Трумэна», открывавшую эпоху глобального противостояния «демократии с тоталитаризмом», а в июне того же года госсекретарь США Дж.Маршалл выдвинул план «восстановления и развития» послевоенной Европы, который быстро превратился в экономическое оружие США в борьбе за Европу против СССР. Но особое беспокойство в Москве вызвали создание Североатлантического альянса и линия американцев на включение в него Западной Германии (ФРГ стала членом НАТО в 1955 г.), что было воспринято советским руководством как формирование военно-политического антисоветского блока. Не внушали оптимизма и заявления натовских руководителей о целях альянса, в том числе известное изречение первого генерального секретаря НАТО британского генерала Г.Исмея: «Американцев нужно держать в Европе, немцев - в узде, русских - вне Европы». Лозунг Соединенных Штатов Европы виделся в Москве как призыв к ликвидации зоны советского влияния в Центральной и Восточной Европе, как намеренная политика, направленная на изоляцию Советского Союза.

После смерти И.В.Сталина в 1953 году возник отрезок времени, который давал пусть минимальную, но все-таки возможность покончить с холодной войной. На сессии Совещания министров иностранных дел (СССР, США, Англии и Франции) в Берлине в январе-феврале 1954 года советская сторона, имея в виду и мирное объединение двух Германий, выдвинула предложение о заключении общеевропейского договора о коллективной безопасности, способного, по ее мнению, положить конец образованию в Европе противопоставленных друг другу военных группировок государств, которое неизбежно ведет к усилению вражды и недоверия между ними. Западные страны, обладавшие совместным инструментом (НАТО) для противодействия СССР, отвергли советскую инициативу. В конце марта 1954 года советское правительство заявило, что в случае утраты НАТО своего агрессивного характера оно было бы готово рассмотреть вопрос об участии СССР в Североатлантическом договоре. Однако реакция и на это советское предложение была предсказуемо негативной: по мнению членов НАТО, участие СССР было бы несовместимым с целями организации.

Мимолетный период надежд на «выздоровление» Европы миновал: американские и западноевропейские политики не видели общую Европу с СССР, в Москве же возобладали антизападные настроения (в 1955 г. была создана Организация Варшавского договора). Советский лидер Н.С.Хрущев стал публично высказываться в том плане, что Запад никогда не дождется от Москвы «идеологического разоружения» и отказа от борьбы за победу коммунизма. В то же время к началу 1960-х годов советская дипломатия начала поиски новых подходов к вопросам европейской безопасности. Пробивало, в частности, себе дорогу понимание того, что созданное в 1957 году Европейское экономическое сообщество (Общий рынок) превратилось в экономическую и политическую реальность на континенте, с которой необходимо было считаться. События в Венгрии в 1956 году, появившиеся трещины в отношениях КПСС с европейскими коммунистическими партиями, ухудшение советско-китайских отношений привели к тому, что в своей практической деятельности советская дипломатия начала отдавать предпочтение линии на отстаивание государственных интересов СССР, а не следованию идеологическим установкам.

Карибский кризис 1962 года сильно отразился на международной политике, побудив участников двух противостоящих блоков к проведению более разумной линии по отношению друг к другу. Важное «успокоительное» значение имели установившийся стратегический паритет между СССР и США, а также впечатляющее проявление мощи Советского Союза в результате его успехов в освоении космоса. Определенную долю реализма в поведение США и СССР на мировой арене внесли и чувствительные удары по их международному авторитету, нанесенные провалами американцев в войне во Вьетнаме (1965-1973 гг.) и непродуманными действиями советского руководства в Чехословакии в 1968 году. Особенно ощутимые перемены наметились в Европе: визит генерала де Голля в СССР в 1966 году дал импульс советско-французскому сближению; Московский договор 1970 года между СССР и ФРГ обязывал стороны среди прочего «неукоснительно соблюдать территориальную целостность всех государств в Европе в существовавших границах»; подписание в 1971 году четырехстороннего (СССР, США, Великобритания, Франция) соглашения по Западному Берлину дало возможность урегулировать на значительный период один из главных узлов противоречий холодной войны. Однако главным достижением «сезона разрядки» стала реализация выдвинутой советской дипломатией в 1966 году (после зондажа с французами) идеи созыва общеевропейского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Подписанный в Хельсинки 1 августа 1975 году Заключительный акт совещания заложил основы для уникального в европейской истории процесса - возможности для решения проблем безопасности континента на внеблоковой основе с привлечением всех европейских государств путем использования дипломатических методов урегулирования разногласий и конфликтов. Однако дело преодоления раскола в Европе сразу же пошло не по намеченному сценарию, виной чему стало прежде всего ухудшение советско-американских отношений. Главная «заслуга» в этом принадлежала американской стороне, которая при Президенте Дж.Картере (1977-1981 гг.) активно взялась за демонтаж процесса разрядки. Сыграл свою роль и ввод советских войск в Афганистан в 1979 году, который не только обострил отношения Советского Союза с западными странами, но и вызвал падение его авторитета в «третьем мире», способствовал существенной утрате привлекательности советской модели.

В условиях дальнейшего ухудшения ситуации внутри СССР последний советский лидер М.С.Горбачев провозгласил курс на «перестройку» экономической и социальной жизни страны, на изменения ее внешней политики. Новый подход к международным отношениям базировался не на балансе сил, а на балансе интересов, ядром нового мышления в области внешней политики стало признание приоритета общечеловеческих ценностей. Выражением такой линии на европейском направлении явилось выдвижение Горбачевым идеи «европейского общего дома». На заседании Политбюро ЦК КПСС в марте 1987 года он заявил, что «без такого партнера, как Западная Европа, нам не обойтись», поскольку ни один вопрос нельзя решить без учета Европы, включая внутренние проблемы Советского Союза, нуждающиеся в использовании научно-технического потенциала западноевропейских стран. Горбачев настойчиво продвигал идею «дома» не только в беседах с лидерами Западной Европы и США, но и в своих публичных выступлениях. Так, на Парламентской ассамблее Совета Европы в 1989 году советский руководитель заявил, что «пора сдавать в архив постулаты холодной войны, когда Европу рассматривали как арену конфронтации, расчлененную на «сферы влияния». По его словам, философия концепции «общеевропейского дома» исключает «саму возможность применения силы или угрозы силой, и прежде всего военной», она предлагает «доктрину сдержанности на смену доктрине сдерживания»8.

Имевшие положительный заряд европейские инициативы М.С.Горбачева были в основном расценены на Западе как показатель падения могущества и влияния Советского Союза, как готовность советского руководства ради спасения существовавшего строя идти на значительные уступки. Дипломатия западных стран, в первую очередь США и ФРГ, умело воспользовалась слабостью советских властей, добиваясь прежде всего выгодного для себя решения вопроса об объединении Германии и ее членства в НАТО. В пользу Запада играло и положение в европейских социалистических странах, где партийно-государственное руководство, лишившись безоговорочной военно-политической поддержки СССР, стремительно теряло бразды правления, что в конце концов привело к роспуску Варшавского договора. Дабы «подсластить пилюлю» Горбачеву и его соратникам, западные политики обставляли неуклонное продвижение своих интересов благими декларациями о том, что объединение Германии не приведет к распространению НАТО на Восток.

После распада СССР государства Западной Европы отбросили ставшие ненужными осторожность и мягкость в отношении повалившейся на бок России, разделив с США «синдром победителя» в холодной войне. Несмотря на принятие Парижской хартии для новой Европы (результат встречи на высшем уровне государств - участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в ноябре 1990 г.), в которой содержались и приверженность принципам хельсинкского Заключительного акта, и положение о том, что «безопасность неделима и безопасность одного государства-участника неразрывно связана с безопасностью всех остальных»9, западные страны сделали ставку на то, чтобы превратить ОБСЕ в односторонний механизм вмешательства во внутренние дела других государств, главным образом на постсоветском пространстве.

Стремление государств Центральной и Восточной Европы как можно скорее сбросить груз советской эпохи и войти в «цивилизованный мир» облегчило задачу США и их союзников по реализации планов продвижения НАТО на Восток с целью создания «санитарного кордона» в новой редакции против «непредсказуемой» России. С мнением же самой России было решено не считаться, особенно после заявления Ельцина польскому Президенту Л.Валенсе летом 1993 года о том, что вопрос о вступлении его страны в НАТО находится в компетенции Польши, а не России. Учитывали в Вашингтоне и то обстоятельство, что российский министр иностранных дел А.В.Козырев являлся сторонником вхождения России в НАТО или, на худой конец, создания вместе с альянсом иной общеевропейской структуры безопасности, хотя формально и возражал против расширения НАТО без участия России.

В результате коренных геополитических перемен в мире и Европе произошла деформация конструкции европейской безопасности, приведшая к рецидиву застарелой политики «отторжения России». После того как в 1996 году МИД России возглавил Е.М.Примаков, российская дипломатия, понимая, что расширение НАТО предотвратить не удастся, попыталась минимизировать негативные для страны последствия этого процесса. В мае 1997 года в Париже был подписан Основополагающий акт Россия - НАТО, в котором торжественно провозглашалось, что Россия и НАТО «не рассматривают друг друга как противников». Акт фиксировал договоренность, согласно которой альянс брал на себя обязательство о неразмещении на территории новых членов НАТО существенных боевых сил10. Однако не прошло и нескольких лет, как Вашингтон объявил о размещении на территории Болгарии и Румынии по 5 тыс. своих военнослужащих. Перед подписанием акта американским высокопоставленным лицам прямо заявлялось, что прием в НАТО бывших советских республик будет означать для России переход «красной черты». Несмотря на соответствующие заверения, это произошло (страны Балтии), более того, возник вопрос о приеме в альянс Грузии и Украины.

Зато на Стамбульском саммите ОБСЕ в ноябре 1999 года «под шумок» о принятии Хартии европейской безопасности и малозначивших уступках по вопросу о положении в Чечне западная дипломатия добилась от России международных обязательств по выводу российских вооруженных сил и вооружения из Грузии и Молдавии. Показательной стала и Стратегическая концепция НАТО, принятая в апреле 1999 года под грохот натовских бомбардировок в Югославии. Несмотря на казавшееся отсутствие существенных расхождений с аналогичной концепцией 1991 года, она содержала три принципиальных отличия: цели альянса по защите свободы и безопасности всех его членов определялись без упоминания принципов Устава ООН; в перечень источников угроз, затрагивающих интересы альянса, добавилось «резкое обострение внутриполитической обстановки в государствах вследствие провала социально-экономических реформ» и, наконец, появилось положение о том, что «НАТО остается открытой организацией для вступления новых членов»11.

Испытанный Соединенными Штатами политический и эмоциональный шок в результате трагических событий 11 сентября 2001 года давал, казалось бы, возможность вступить на путь коллективных усилий по укреплению международной безопасности. Президент России В.В.Путин вопреки настрою значительной части российских политических кругов пошел на демонстрацию поддержки США в надежде на их встречные позитивные шаги в отношении России. Путин принял решение помочь Соединенным Штатам в Афганистане, дав «зеленый свет» размещению американских воинских подразделений и военной авиации в Киргизии, Таджикистане и Узбекистане и предоставив российскую военную помощь афганскому «Северному альянсу» в борьбе против движения «Талибан». Неоднозначной оценке в России подверглось и решение президента об уходе со стратегически важных военных баз в Лурдесе (Куба) и бухте Камрань (Вьетнам). Российская дипломатия попыталась выправить отношения с НАТО, которые были заморожены после вооруженных действий альянса против Югославии. Саммит Россия - НАТО в Риме в мае 2002 года ознаменовался созданием Совета Россия - НАТО, который был призван служить инструментом для консультаций, выработки консенсуса, сотрудничества, совместных решений и совместных действий по широкому спектру вопросов безопасности в Евро-Атлантическом регионе. Однако до последнего времени Совет носил декоративный характер и не обеспечивал России реального влияния на деятельность НАТО.

Надежды российского руководства на поступательный процесс сближения с Западом натолкнулись на его неприятие со стороны Вашингтона, который во многом использовал «американскую трагедию» для усиления гегемонистских начал своей внешней политики. Администрация Президента США Дж.Буша возвела в абсолют линию на подмену международного права правом сильного, отводя ООН роль «бюро для консультаций», начала перестраивать натовскую стратегию с прицелом на использование вооруженных сил за пределами входящих в НАТО стран. Ответом на действия России явились выход США из Договора по противоракетной обороне, война в Ираке, активная поддержка рядом ведущих государств Запада «цветных революций» в Грузии и на Украине, обнародованные планы ускоренного втягивания Киева и Тбилиси в НАТО, обвинения России в «энергетическом шантаже».

В своей знаменитой «мюнхенской речи» в феврале 2007 года В.В.Путин назвал Соединенные Штаты главным проектировщиком сложившейся мировой архитектуры, для которой характерны гипертрофированное применение силы и все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права (он указал, в частности, на недопустимость попыток подменить ООН ни евроатлантическим альянсом, ни Евросоюзом). Путин задал прямой вопрос: против кого направлен процесс расширения НАТО, включая планы по развертыванию элементов ПРО, не имеющий «никакого отношения к обеспечению безопасности в Европе», и какова роль ОБСЕ, которую пытаются превратить в «вульгарный инструмент» обеспечения интересов одних в отношении других и вмешательства во внутренние дела некоторых ее членов?12

Своего пика проявления глубокого недоверия в отношениях между Россией и Западом достигли в августе 2008 года, когда Грузия, уверовшая в безоговорочную поддержку своей антироссийской линии со стороны Вашингтона и Евросоюза, предприняла агрессивную акцию против Южной Осетии. Ответные действия России вызвали шквал враждебной риторики в западных столицах, обвинивших Москву в возрождении «имперской политики» и мышления в духе холодной войны. В российском руководстве увидели в кавказском кризисе подтверждение своих заявлений о том, что за последние 20 лет европейская безопасность серьезно расшаталась по всем параметрам и нуждается в срочном «ремонте». Особый упор российская дипломатия сделала на продвижении выдвинутой Президентом Д.А.Медведевым за два месяца до августа 2008 года идеи о заключении юридически обязывающего Договора о европейской безопасности. Однако данная инициатива, несмотря на снижение уровня критики в адрес России в связи с провозглашенной администрацией Президента США Б.Обамы политикой «перезагрузки», не встретила сколь-нибудь внятного позитивного отклика у западных стран. Более того, вице-президент США Дж.Байден довольно ясно высказал мнение американской стороны на этот счет: Европе не нужны новые договоры и институты, поскольку Америка будет стремиться к созданию более безопасной Европы с учетом «меняющегося характера стоящих перед нами угроз, соблюдая при этом основные принципы действующих институтов, таких как НАТО и Евросоюз»13.

В 2010 году во внешней политике России наметился очередной разворот, связанный с попытками установления новых «правил игры» в отношениях с Западом, которые позволили бы заручиться гарантиями соблюдения интересов собственной безопасности и за счет сближения с США и Евросоюзом обеспечить курсу на модернизацию страны приток западного капитала, технологий, специалистов и т.д. Существенному пересмотру подверглась позиция в отношении НАТО: в заявлении Медведева по итогам заседания Совета Россия - НАТО в Лиссабоне в ноябре 2010 года говорилось, что, хотя сейчас российское руководство не видит условий для присоединения России к альянсу, по мере изменений в НАТО, способных привести к более тесному российско-натовскому сотрудничеству, может возникнуть ситуация, при которой не станет «никаких закрытых тем»14.

Между тем, делая авансы в сторону России, западные лидеры, судя по их высказываниям, преследуют отличные от российских устремлений цели. В ходе встречи Д.А.Медведева с Президентом Франции Н.Саркози и канцлером Германии А.Меркель в Довиле (Франция, октябрь 2010 г.) французский руководитель, обходя вопрос о европейской безопасности, охотно рассуждал о тех областях, которые могут служить объединяющим фактором в отношениях между Евросоюзом и Россией, - это богатые природные ресурсы России, применение санкций против Ирана и поиски способов урегулирования израильско-палестинского конфликта. В Лиссабоне же Вашингтон и его союзники сделали акцент на Афганистане, придав реализации российско-натовского взаимодействия в этой стране характер главного направления сотрудничества НАТО с Россией. При этом их нисколько не смущал тот факт, что своим «напором» на афганском направлении они поставили Россию в весьма деликатное положение как активного члена Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Заявления российской стороны о том, что сама объективная реальность создает условия для партнерства России и НАТО, которое не направлено против кого-либо, не смогли успокоить остальных крупных игроков на международной арене. Выбор таких сфер сотрудничества, как Афганистан, Иран, Ближний Восток, дополненный углубленным диалогом относительно участия России в европейской системе ПРО (естественно, для защиты от угрозы с востока и юга), создал в мусульманском мире устойчивое впечатление о втягивании России в антиисламскую стратегию Запада. Забеспокоились Индия и особенно Китай, которые увидели в сближении России и НАТО плохо скрываемое стремление западных стран привлечь Россию к усмирению «восставшей Азии». На симпозиуме «Регулирование внутреннего и внешнего курсов России: перспективы и контрмеры», организованном Центром по изучению России и Центром по исследованию Евразии при Шанхайской академии общественных наук в октябре 2010 года, китайская сторона устами ученых попыталась предостеречь руководство России от поспешных шагов по отношению к Западу. Участники симпозиума подчеркнули, что нынешняя политика, возможно, окончится тем, что «Россия встанет в очередной раз на одни и те же грабли», имея в виду, что ориентированный на Запад внешнеполитический курс, проводимый в первые годы правления М.Горбачевым, Б.Ельциным и В.Путиным, привел «к развалу СССР, финансовому кризису 1998 года и «цветным революциям»15.

Внутри России также отсутствует единодушие по поводу новой внешнеполитической линии российского руководства. Широкое хождение получила, в частности, точка зрения, согласно которой власти страны, соглашаясь с возможностью вступления России в НАТО, тем самым поощряют курс США на превращение альянса в опору мировой системы безопасности и фактически ставят крест на инициативе Д.А.Медведева о выстраивании новой архитектуры европейской безопасности.

Россия и Европа: несовместимость ценностей?

В Европейской стратегии безопасности, одобренной Европейским советом в декабре 2003 года, перспектива налаживания более близких отношений с Россией тесно увязывается с «уважением к общим ценностям»16. Во время кавказского кризиса в 2008 году один из главных пунктов антироссийской кампании на Западе состоял в обвинении России в неуважении ценностей демократии, прав человека и правовых норм (хотя, строго говоря, подобные обвинения западные страны должны были выдвинуть против самих себя после бомбардировок Югославии). Вместе с тем всплески крайне негативного отношения к России со стороны Запада имеют более глубокие корни, и их происхождение прослеживается с момента превращения России в XVIII веке в неотъемлемый элемент европейского равновесия.

Еще шведский король Карл XII, не говоря о Наполеоне, оправдывал свой поход против России цивилизационными мерками, презрительно отзываясь о ней как о каком-то темном и забытом Богом месте на окраине Европы. В XIX веке западноевропейская дипломатия, прежде всего английская и французская, прочно внедрила в перечень оправдательных аргументов своей политики в отношении России представление о ней как о «варварской стране», чуждой европейским стандартам и противостоящей цивилизации Европы. Большим успехом в европейских столицах пользовалась изданная в 1843 году книга французского путешественника и литератора маркиза де Кюстина «Николаевская Россия». При этом, как считает секретарь Французской академии Э.Каррер  д’Анкосс, суждения де Кюстина о России имели немалое воздействие на умы даже в момент исчезновения коммунизма и страстного стремления России в Европу и «еще надолго сохранят свое влияние на взгляды западного мира на новую Россию»17.

Почему же западных политиков по-прежнему притягивает содержание именно этой книги, несмотря на то что до и после маркиза де Кюстина Россию посещали и писали о ней многочисленные европейские дипломаты, купцы и деятели искусства. Красной нитью через всю книгу, написанную весьма талантливо, хотя и поверхностно, проходила идея о том, что Россия являлась варварской и азиатской страной и что «Сибирь начинается с Вислы» - то есть Европа заканчивается в Польше и Россия в нее не входит. Французский аристократ писал, что русские - это «выскочки цивилизации», сохранившие «медвежью шкуру, одетую мехом вниз», поскольку в основе они оставались «варварами, знакомыми с огнестрельным оружием». Россия, по его словам, представляла из себя «великана, едва вышедшего из глубин Азии», мечтавшего о мировом господстве и силившегося «навалиться всей своей тяжестью на равновесие европейской политики»18.

Крымская война, несмотря на партнерство с Россией по Священному союзу, трактовалась Лондоном как «битва цивилизации против варварства», словно она и не была затеяна Англией и Францией с целью ослабить «русского медведя» и не позволить ему посягнуть на их вотчину за пределами Черного моря. Однако обострение межимпериалистических противоречий, приведшее к Первой мировой войне, вновь «вернуло» Россию в Европу. Была подтверждена характерная тенденция - как только европейские державы оказывались перед угрозой серьезных потрясений на континенте (нашествие Наполеона, например), Россию срочно «записывали» в разряд вершителей судеб Европы. Но стоило «грозе» миновать, как Россия опять превращалась в европейского изгоя, который был не достоин звания представителя европейской цивилизации.

В ходе Первой мировой войны Россия понесла колоссальные людские и материальные потери и внесла весьма значительный вклад в победу Антанты над Германией. Но как только необходимость в России отпала и она тем более погрузилась в революционный хаос, «все вернулось на круги своя». Вооруженная интервенция, создание «санитарного кордона», международная блокада - вот далеко не полный перечень методов силовой политики западных стран в отношении Советской России. Идеологическая оболочка такой политики в виде «борьбы с большевистской заразой» слабо прикрывала ее общую антироссийскую направленность. Вторая мировая война показала, что перед лицом вселенского зла идеологические распри моментально отошли на второй план и «большевистский» Советский Союз превратился в фундамент единого фронта против гитлеровской Германии.

В то же время в довоенный период цивилизационное измерение наложило заметный отпечаток на европейскую политику. Западноевропейские страны и США вплоть до захвата Франции в 1940 году рассматривали Германию частью западного мира и были преисполнены решимостью не допустить «полуазиатскую» Россию в Европу. Особенно усердствовали англичане: в 1937 году британский министр иностранных дел Э.Галифакс публично восхвалял нацистскую Германию в качестве «бастиона Европы против большевизма»19. Даже в ходе своего первого пребывания в Москве в августе 1942 года У.Черчилль, недовольный переговорами с И.В.Сталиным, раздраженно бросил своему окружению: «Мне говорили, что русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутангов»20. Впрочем, Сталин, хорошо осведомленный об антисоветском настрое западных политиков, также не жаловал Запад, низко оценивая, в частности, его моральные и волевые качества. Взаимное отчуждение уступило место приверженности высшим идеалам только в результате совместных действий на полях Второй мировой войны.

Когда сегодня развернулась настоящая «историческая война» вокруг вопросов, связанных с характером и итогами этой войны, нельзя не заметить происходящее на Западе смещение акцентов в оценке действий Советского Союза. Если раньше, пусть сквозь зубы, признавалась освободительная миссия Советской армии в Европе, то теперь все больший упор делается на том, что Сталин воспользовался «авантюризмом» Гитлера и реализовал «имперские замыслы русских» по захвату стран Центральной и Восточной Европы. Показательным примером такой трактовки явилась изданная в 1996 году книга известного английского историка Н.Дэвиса «История Европы», вышедшая, кстати, большим тиражом в России на средства Фонда Сороса. Дэвис изображал нападение гитлеровской Германии на СССР как «крестовый поход нацистов (правда, самозваный) в защиту цивилизации», а немецких оккупантов не иначе как защитниками Европы от «нашествия с Востока». Советская армия представлялась в виде «полчищ плохо одетых и плохо вооруженных иванов», которые словно «азиатские орды» принесли в Европу «грабеж, насилие и официальный террор в устрашающих размерах»21. Дело доходит до попыток представить героизм советских людей в годы войны в качестве нонсенса по отношению к европейским жизненным стандартам. Так, французский философ А.Глюксман отмечал, что европейцам трудно понять «животную» реакцию простых россиян», которые, как и при Наполеоне, проявили способность к самопожертвованию для изгнания захватчиков22.

Эпоха холодной войны была отмечена острым соперничеством двух примерно равных по силе и могуществу блоков, сделавшим рассуждения о преимуществе «западной цивилизации» не слишком актуальными. Пропагандистская борьба велась в первую очередь в сфере идеологии. По мере нарастания внутренних проблем в СССР и разброда в социалистическом лагере атака Запада на идейные основы Советского Союза приобретала форму неприятия СССР в качестве государства, препятствующего триумфальному шествию западных ценностей по всему миру. Президент США Р.Рейган (1981-1989 гг.) под антикоммунистическими лозунгами провозгласил крестовый поход против «империи зла», взяв курс на прямое противоборство с СССР на глобальном и региональном уровнях, на ломку военно-стратегического равновесия.

Цивилизационный привкус вернулся в отношения России с Западом во многом благодаря Б.Н.Ельцину и его окружению, которые посчитали, что борьбе против «старых устоев» в стране поможет внешнеполитическая ориентация на стратегический союз с бывшими противниками по холодной войне. При этом многие, в том числе и министр иностранных дел А.В.Козырев, придерживались мнения, что новая Россия должна любыми средствами добиться сближения с «цивилизованным Западом», не исключая конфигурацию ведущего и ведомого. В своих рассуждениях о необходимости резкого поворота во внешней политике Ельцин не останавливался перед утверждениями о том, что всю Россию якобы мучил стыд за угрозу, которую представлял Советский Союз «сообществу цивилизованных стран»23. В Вашингтоне и столицах западноевропейских государств такая позиция была воспринята как отказ российского руководства от советского прошлого, как признание «нецивилизованности» России. Расписавшемуся в неполноценности собственной страны российскому руководству трудно было ожидать, что к нему на Западе станут относиться как к равноправному партнеру.

В 1994 году было подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Евросоюзом (вступило в силу в 1997 г.), которое носило характер «учителя» и «ученика». Ограничившись в преамбуле принятием во внимание «важности исторических связей, существующих между Сообществом и его государствами-членами и Россией и общих для них ценностей», соглашение ставило осуществление партнерства в зависимость от «продолжения и завершения Россией политических и экономических реформ»24. В этом смысле весьма показательным оказался сборник «Является ли Россия европейской державой? Положение России в новой Европе», выпущенный в 1998 году Лувенским католическим университетом (Бельгия) и содержавший статьи европейских политических деятелей, дипломатов и ученых25. Главное содержание сборника сводилось к мысли о том, что до и после Второй мировой войны Советскую Россию в основном воспринимали как «заблудившуюся», но часть Европы с некоторой долей экспансионистских устремлений. После распада СССР в Европе начало превалировать восприятие России в качестве «ученика» с признанием за ней статуса «частично» европейской страны, которую приглашают понаблюдать за процессом европейской интеграции без права решающего голоса. В сборнике утверждалось, что, для того чтобы преодолеть «изоляцию» России от Европы, имеющую глубокие исторические корни, российскому руководству следовало бы «доказать» европейскую ориентацию своей политики и «убедить» европейцев в необходимости принять Россию в Европу.

Декларированный российским руководством в начале XXI века курс на построение национального государства и проведение независимой внешней политики, реабилитация патриотизма и национальных традиций вызвали у многих политиков на Западе заметное раздражение, вылившееся в обвинения России в возрождении «имперских замашек» и шовинизма. Особенно впечатлило западноевропейцев мнение В.В.Путина о том, что развал Советского Союза явился «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Бывший министр иностранных дел Германии Й.Фишер, в частности, заявил, что большинство европейских стран выступает категорически против пересмотра порядка, установившегося на постсоветском пространстве, считая исчезновение СССР «большой удачей»26. Упоминавшаяся «мюнхенская речь» Путина также вызвала в целом негативную реакцию в США и Западной Европе, где увидели в «ледяной критике» российского президента «намек на новую холодную войну». Широко распространилась точка зрения, согласно которой Западу следовало бы сомкнуть свои ряды и готовиться к встрече с новой российской политикой, дабы защитить западные ценности.

В Европе имеется немалое количество политических деятелей, которые полагают, что в условиях обострившейся международной конкуренции союз с Россией способен качественно усилить Европу в мировой политике. Есть и более категоричные суждения о том, что «старую» Европу необходимо «спасать» за счет подключения России и вместе строить Европу, основываясь на разных ценностях, но общих целях. Однако, судя по всему, не они определяют превалирующий настрой в европейском истеблишменте. Один из самых авторитетных специалистов по проблематике германо-российских отношений немецкий политолог А.Рар еще в 2007 году утверждал, что все меньше и меньше европейских политиков придерживаются идеи России внутри Европы. В этом свою роль играют не только укоренившиеся исторические фобии в отношении России, но и антироссийские комплексы, которые принесли с собой в Евросоюз правящие круги бывших стран Варшавского договора. По словам Рара, для государств Западной Европы определяющее значение имеет вопрос о защите от внешних опасностей западных либеральных ценностей, которые заменили собой религию. Главную такую защиту западноевропейские политики видят в США и в расширении и укреплении трансатлантического сообщества, предпочитая отгородиться от России и «вытолкнуть ее в Азию»27.

Россия, безусловно, является преимущественно европейской страной, тесно и давно связанной с Европой историей, культурой и обширным переплетением политических и экономических отношений. Как и в остальной Европе, общественная жизнь в России, несмотря на разрушительные проявления глобализации, подвержена сильному влиянию христианских ценностей. На протяжении более 300 лет лучшие умы России не мыслили ее без Европы, завидовали завоеванным демократическим стандартам ведущих стран континента, желали России встать вровень с европейским качеством жизни, служившим ориентиром внутреннего развития. Однако никогда Западная Европа «по зову души» не числила Россию в своих единомышленниках, не подпускала ближе, чем того требовали императивы общеевропейских потрясений. Вот и сегодня, когда рухнул коммунизм и в России установились капиталистические порядки, Западная Европа не спешит с «перезагрузкой» отношений с Россией, продолжая нажимать на кнопку «пауза».

Надо сказать, что нынешняя Россия дает немало поводов для того, чтобы Евросоюз затягивал заключение нового базового соглашения между Россией и ЕС, откладывал на неопределенный срок вопрос отмены визового режима. В России наблюдается немыслимый для подавляющего числа европейцев уровень социального расслоения общества, шокирующая степень коррупции, рост организованной преступности, вышедшей за российские границы. Пока Россия сама не удалит хотя бы эти «язвы», у европейцев будут сохраняться основания для того, чтобы продолжать представлять Россию «чужаком» в Европе.

q

Исторически обоснованное тяготение России к Европе всегда будет сопровождаться стремлением ее дипломатии оказывать как можно более весомое воздействие на европейскую политику. Однако было бы весьма опрометчиво формировать будущее России в расчете исключительно на ее встраивание в западную политическую и экономическую конструкцию, оперируя при этом категориями цивилизационных предпочтений и тезисами о неизбежной «восточной угрозе». Мировой порядок претерпевает коренную трансформацию, очертания которой уже проявляются в рождении новых центров международной политики и углубляющемся американо-китайском соперничестве. Сама Европа переживает конец «эпохи оптимизма» (от падения Берлинской стены до начала финансово-экономического кризиса), выражающийся в серьезных сомнениях по поводу незыблемости достигнутого уровня европейской интеграции и росте националистических настроений.

В условиях колеблющегося мирового расклада сил российское руководство стоит перед выбором - либо удовлетвориться имеющимися в распоряжении «предохранителями» в виде обладания ядерным оружием и проведения «энергетической дипломатии», либо, будучи активным сторонником многополярного мира, сконцентрироваться на превращении России в один из таких полюсов. История свидетельствует: мощь и авторитет России связаны в первую очередь с успешным решением задач внутреннего развития, а также с проведением национальной внешней политики, опирающейся на стратегические императивы статуса двухконтинентальной державы.

 

 1Тезисы выступления министра иностранных дел России С.В.Лаврова в Лондонской школе экономики. Лондон, 15 февраля 2011//Официальный сайт МИД РФ (www.mid.ru), 15 февраля 2011.

 2Киссинджер Г. Дипломатия. М.: Ладомир, 1997. С. 223.

 3A National Security Strategy of Engagement and Enlargement. Washington D.C.: White House, July 1994.

 4Газета «Жэньминь жибао» он-лайн (рус. яз.), 19 ноября 2009.

 5Примаков Е.М. Мир без России? К чему ведет политическая близорукость. М.: ИИК «Российская газета», 2009. С. 168.

 6Громыко А.А. Памятное. Кн.1. М.: Политиздат, 1988. С. 387.

 7Ржешевский О.А. Война и дипломатия: документы, комментарии (1941-1942). М.: Наука, 1997. С. 28.

 8Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства. По записям бесед Горбачева с зарубежными деятелями и другим материалам. М.: Изд-во «Весь Мир», 2010. С. 328, 338-339.

 9Хартия для новой Европы. Париж, 21 ноября 1990 // Правда, 22 ноября 1990.

10Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора. 27 мая 1997 // Российская газета, 28 мая 1997.

11The Alliance’s Strategic Concept. Approved by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Council in Washington D.C. on 23rd and 24th April 1999.

12Выступление Президента России В.В.Путина на Конференции по вопросам политики и безопасности. Мюнхен, 10 февраля 2007 // Российская газета, 12 февраля 2007.

13Biden J.R. Advancing Europe’s Security // The New York Times, May 6, 2010.

14Пресс-конференция Президента России Д.А.Медведева по итогам заседания Совета Россия - НАТО. Лиссабон, 20 ноября 2010 // Сайт «Президент России/События», 20 ноября 2010.

15Россия вступила в «период стратегических возможностей»? // Газета «Жэньминь жибао» он-лайн (рус. яз.), 22 октября 2010.

16A Secure Europe in a Better World. European Security Strategy. Brussels, 12 December 2003.

17Carrère d’Encauss H. La Russie entre deux monde. Paris: Fayard, 2010. P.15.

18Кюстин А. Николаевская Россия. М.: Политиздат, 1990. С. 106, 182-183, 186, 254.

19Киссинджер Г. Указ. соч. С. 275.

20Цит. по: Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: документы, комментарии. 1941-1945. М.: Наука, 2004. С. 374.

21Дэвис Н. История Европы. М.: ООО «Издательство АСТ»; «Транзиткнига», 2004. С. 752, 765, 771.

22Интервью А.Глюксмана «Новой газете» // Новая газета. №1. 2010. 11 января.

23Ельцин Б.Н. Записки президента. М.: Изд-во «Огонек», 1994. С. 394.

24Agreement on Partnership and Cooperation establishing a partnership between the European Communities and their Member States, of one part, and the Russian Federation, of the other part. Corfu, 24 June 1994 // Official Journal of the European Communities, 24 November 1997.

25Is Russia a European power? The position of Russia in a new Europe. Leuven: Leuven univ. press, 1998.

26Fischer J. Worsicht vor Russlands Geopolitik // Financial Times Deutschland, 8 August 2010.

27Рар А. Регресс взаимопонимания // Независимая газета, 30 января 2007.