Как вы яхту назовете, так она и поплывет.
Капитан Х.Б.Врунгель

В отличие от довольно четко очерченных государственных границ разграничение ойкумены на регионы и субрегионы носит относительный, в высшей степени умозрительный характер. Оно реализуется как на уровне индивидуумов и социальных групп, так и государств и политических блоков. Классики критической геополитики, отстаивающие социально-обусловленное начало в восприятии политико-географического пространства, утверждают, что «проведение границ может быть в своей основе концептуальным и картографическим, воображаемым и действительным, социальным и эстетическим»1.

Как убедительно доказывает один из отцов конструктивизма П.Катценштайн, «географическая маркировка региона нереальна, ненатуральна и несущественна», а значит «социально конструируема и политически оспариваема»2. Согласно авторитетному российскому ученому-регионоведу А.Д.Воскресенскому, «существует бесчисленное множество вариантов прикладной классификации регионального членения мира. Это касается как масштабов регионов, так и принадлежности конкретных стран к тому или иному географическому/политическому/цивилизационному региону»3. По словам исследователя, «регион может пониматься как объективная географическая или международно-политическая реальность с определенными присущими ей характеристиками и свойствами, а может… как мыслительный конструкт, который можно сконструировать, изменить или ликвидировать вовсе»4.

Более того, наряду с многогранной категорией «региона»5 в современной науке о международных отношениях широко используются такие родственные по смыслу концепции, как «региональные подсистемы» и «региональные комплексы», в том числе «региональные комплексы безопасности» Копенгагенской школы международных отношений6, отличающиеся друг от друга, с предельным упрощением, степенью проблемно-функциональной связанности и идейно-политической однородности входящих в эти структуры территориальных единиц7. 

Таким образом, вспомогательная, отчасти инструментальная функция регионального членения мира является не более чем практическим отражением субъективно формируемого, а значит, по определению поливариантного восприятия международного окружения. Одновременно с этим подобные геополитические конструкты приводят к стереотипизации мышления и формированию социальных установок в отношении конкретных стран, относимых к тому или иному региону, и поэтому самовоспроизводятся на практике.

С определенными оговорками можно сказать, что выразителями официального, если угодно, кодифицированного знания о порядке регионального структурирования государств выступают министерства иностранных дел. Условные разграничительные линии между «воображаемыми сообществами»8 регионов институционализируются во внешнеполитических ведомствах на уровне их организационных структур, включающих различные по составу и конфигурации территориальные подразделения (департаменты, управления, отделы и пр.). Тем самым своеобразная «ментальная карта»9 дипломатии государства не только закрепляется в международно-политическом сознании лиц, принимающих и исполняющих внешнеполитические решения, но и ретранслируется вовне посредством проводимого ими политико-дипломатического курса.

В этой связи крайне интересный и во многом показательный пример представляет постсоветское пространство, под которым мы понимаем некогда цельную территорию в границах бывшего СССР, являющую собой сегодня девятнадцать/пятнадцать стран, разъединенных/объединенных в различного рода (дез)интеграционные форматы.

По закономерному суждению Н.А.Симонии и А.В.Торкунова, «сохраняя многие общие параметры, постсоветское пространство… идет по пути дальнейшей субрегиональной диверсификации. Страны бывшего СССР все больше включаются в региональные системы и процессы за пределами некогда общего Союза»10. По мнению ученых, субрегиональная структура постсоветского пространства включает три компонента - центральноазиатский, закавказский и восточноевропейский, причем Российская Федерация выступает в качестве внутреннего участника последней системы11.

Проследим, как эти политико-географические конструкты отражаются в структурах дипломатических ведомств государств региона. Остановимся подробнее на восприятии постсоветского пространства Министерством иностранных дел Российской Федерации и сопоставим получившуюся картину с аналогичной композицией в других странах ближнего зарубежья.

 

В российском МИД работа в отношении соседей по бывшему СССР выстраивается в рамках пяти подразделений - Первого, Второго, Третьего, Четвертого департаментов стран СНГ и Второго Европейского департамента.

Первый департамент стран СНГ, несмотря на упоминание в наименовании именно «стран», а не наднационального политического института - Содружества независимых государств как такового, работает в интересах продвижения евразийской интеграции в различных многосторонних форматах. Поэтому обращение в названии подразделения исключительно к СНГ - структуре, подспудно напоминающей о «цивилизованном разводе»12 союзных республик, при наличии более продвинутых механизмов - Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) - вызывает определенные вопросы. Отбросив в сторону органичный для любого внешнеполитического ведомства организационно-структурный и бюрократический консерватизм, можно предположить, что главенствующая роль СНГ на уровне наименования департамента свидетельствует о стремлении российской дипломатии не столько поощрять центростремительные процессы, сколько сдерживать центробежные тенденции.

Перейдем к собственно страновым подразделениям. Второй департамент стран СНГ покрывает, пожалуй, наиболее важные с точки зрения национальных интересов России государства субрегиона Восточной Европы - партнера по Союзному государству Белоруссию, Молдавию, Украину, разорвавшую дипломатические отношения с Москвой в феврале 2022 года, и признанные тогда же Донецкую и Луганскую народные республики. Третий департамент стран СНГ занимается странами Центральной Азии - Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном. Наконец, Четвертый департамент стран СНГ объединяет субрегион Закавказья - Азербайджан, Армению, Грузию, с которой у России отсутствуют дипломатические отношения с 2008 года, и признанные в том же году Абхазию и Южную Осетию.

Если обратиться к инструментарию семиотического анализа, как и в случае с Первым департаментом стран СНГ, привлекает внимание не полное семантическое соответствие означаемого и означающего - названий подразделений реальному содержанию их деятельности. В основе этого несоответствия лежит легко верифицируемое расхождение в числе стран Содружества и за его пределами. Так, по мнению Исполнительного комитета СНГ13, государствами - участниками объединения, помимо России, являются еще десять стран. В их число входят, в частности, обладающий ассоциированным членством Туркменистан и лишь формально состоящая в Содружестве Украина, которая, хоть и остается стороной многих важных соглашений СНГ в экономической сфере, с 2018 года в одностороннем порядке декларирует, что не является участником организации14.

Несмотря на это, деятельность страновых департаментов СНГ в МИД России охватывает 15 государств, включая упомянутые Туркменистан и Украину, официально вышедшую из Содружества в 2009 году Грузию15, а также Абхазию, ДНР, ЛНР и Южную Осетию, которые никогда ранее не обладали международной правосубъектностью и не входили в состав СНГ. Как представляется, такого рода расширительная трактовка «пространства СНГ» косвенно подтверждает стремление Российской Федерации к построению «бесшовного» постсоветского пространства.

Немаловажной является символика нумерации подразделений, отвечающих за регион. Как было указано выше, «первым среди равных» департаментов стран СНГ в МИД России является интеграционный, что номинально подчеркивает приоритетность для Москвы использования инструментария многосторонней дипломатии. Развивая эту мысль, получается, что укрепление двусторонних связей с государствами «большого СНГ» выступает второстепенной задачей, которая должна служить интересам достижения первой. В качестве косвенного подтверждения этого тезиса можно обратиться к примеру других территориальных подразделений в российском МИД, в котором двусторонние и многосторонние департаменты разнесены не только на уровне коннотаций, но и денотатов, и, соответственно, не находятся в иерархическом положении по отношению друг к другу.

Например, Первый, Второй, Третий и Четвертый европейские департаменты на равных сосуществуют с Департаментом общеевропейского сотрудничества, занимающимся проблематикой региональных организаций (ОБСЕ, ЕС, НАТО, Совет Европы), а Первый, Второй и Третий департаменты Азии - с Департаментом азиатского и тихоокеанского сотрудничества (АСЕАН, АТЭС, ШОС, РИК и прочие форматы). Последнее подразделение, к слову, также затрагивает проблематику многосторонней интеграции в Евразии и формирования Большого Евразийского партнерства16, которое предполагает в том числе и охват всего постсоветского пространства и существующих в нем интеграционных измерений.

На фоне построения «монолитного» пространства СНГ выделяется подчеркнутое исключение из постсоветского контекста Прибалтики и ее отнесение к «северному» Второму Европейскому департаменту. Объективности ради следует признать, что в пользу «отделения» стран Балтии от прочих бывших советских республик говорит не только изначальное дистанцирование прибалтов от процессов евразийской интеграции и их включение в общеевропейские и североатлантические структуры, но и принятая в ООН классификация регионов мира17. В соответствии с ней Латвия, Литва и Эстония, наряду с северными странами и государствами Британских островов, входят в состав региона Северной Европы. При этом в отношении странового состава других территориальных подразделений российского министерства пространственные построения ООН не носили определяющего характера. А значит, в случае прибалтийских республик речь идет об их сознательном категорировании в качестве «чужих» на фоне «своих» стран ближнего зарубежья.

Закономерность изложенных выше соображений косвенно подтверждается содержанием ключевого документа стратегического планирования отечественной дипломатии - Концепции внешней политики Российской Федерации18. Так, в разделе о региональных внешнеполитических приоритетах основное внимание уделено развитию интеграционных процессов на пространстве СНГ, а не укреплению взаимодействия с отдельными государствами региона, многие из которых, в частности те же прибалтийские республики, в документе, как представляется, намеренно не упоминаются.

 

Картина восприятия постсоветского пространства в других государствах региона отличается от российской (см. Таблица 1). В структурах МИД отсутствует столь детализированное территориальное деление, как в российском дипломатическом ведомстве, что объясняется прежде всего меньшими административно-кадровыми возможностями министерств (в наибольшей степени это характерно для Абхазии и Южной Осетии, относимым по численности населения к категории карликовых государств, и республикам Донбасса, дипломатические службы которых в настоящее время находятся на этапе своего становления). Помимо этого, из нашего анализа выпадает МИД Туркменистана, организационно-структурная схема которого не представлена в открытых источниках.

Наиболее приближенная к принятой в России конфигурация, что предсказуемо, наблюдается в белорусском МИД. Там в рамках Главного управления России, стран СНГ и евразийской интеграции функционируют четыре отдельных управления - России и Союзного государства, регионов России, СНГ и ЕАЭС, а также двусторонних отношений со странами СНГ. При этом страны Балтии отнесены к Главному управлению Европы. Такая структура свидетельствует о приоритетном месте во внешнеполитической стратегии Минска Российской Федерации, связи с которой курируют сразу два подразделения, стремлении белорусов к поощрению интеграционных процессов в Евразии, причем задействуя как СНГ, так и ЕАЭС, и восприятии Прибалтики частью коллективного Запада.

Схожие выводы можно сделать и в отношении других стран условного «ядра» евразийской интеграции. Так, в МИД Армении имеются Департамент Евразийского региона, состоящий из пяти отделов - ОДКБ, России, СНГ, ЕАЭС и двусторонних отношений, Департамент сопредельных стран (покрывает Азербайджан, Иран и Турцию) и Департамент Европы (охватывает Прибалтику). В свою очередь, Казахстан конституирует постсоветское пространство комбинацией из Департамента евразийской интеграции, Департамента Центральной Азии, Департамента России, Кавказа и европейских стран СНГ и Департамента Европы (отвечает за страны Балтии).

Таблица 1

Территориальные департаменты, покрывающие постсоветское пространство, в МИД стран региона*

*Порядок перечисления подразделений министерств соответствует представлению информации на официальных сайтах ведомств, что может косвенным образом отражать степень приоритетности отдельных интеграционных подразделений и стран в национальном внешнеполитическом видении.

 

На фоне интеграционных лидеров Евразийского региона выделяются государства, декларирующие в качестве своей стратегической цели (желаемой или уже достигнутой) европейский вектор развития. Так, в Министерстве иностранных дел и европейской интеграции Молдавии, а именно так именуется дипломатическое ведомство этой страны, несмотря на полноценное членство в СНГ, отсутствует соответствующее профильное подразделение, однако функционирует Управление европейской интеграции. В МИД Грузии есть Генеральный департамент европейской интеграции и Департамент интеграции в НАТО (показательно, что на уровне наименований общеевропейское направление доминирует над североатлантическим). В украинском внешнеполитическом ведомстве вопросы интеграции страны в западноевропейские политические и военно-политические структуры курирует единый Департамент ЕС и НАТО.

Отдельные интеграционные подразделения существуют и в странах Балтии, являющихся членами Евросоюза с 2004 года, - Управление ЕС (Латвия), Департамент ЕС (Литва) и Департамент по вопросам Европы (Эстония). Более того, существование в рамках МИД Литвы отдельного Департамента политики Восточного соседства можно истолковать в качестве косвенного подтверждения стремления Вильнюса играть роль проводника общеевропейских ценностей в государствах постсоветского пространства, реализуемую и на уровне практической политики (так, литовцы выступали одними из «застрельщиков» антибелорусской политики ЕС в ходе протестов оппозиции в 2020-2021 гг. и русофобской линии Брюсселя в связи с проведением Россией специальной военной операции на Украине в 2022 г.). В то же время в структурах МИД Латвии и Литвы прочие государства постсоветского пространства, не включенные в так называемую «общеевропейскую семью», занимают непривилегированное, сугубо периферийное положение.

Ряд министерств на институциональном уровне выделяет в отдельное подразделение государства непосредственного соседства. К их числу относятся упомянутые выше Департамент сопредельных стран (Армения) и Департамент Центральной Азии (Казахстан), а также Департамент региональной безопасности (Азербайджан), Департамент соседних стран (Грузия) и Управление по сотрудничеству со странами Центральной Азии (Узбекистан). Мотивами подобных геополитических построений могут выступать как внешнеполитические амбиции государств, стремящихся играть определяющую роль в своем регионе (Казахстан, Узбекистан), так и факторы региональных конфликтов (Армения, Азербайджан) и даже комбинация обоих начал (Грузия). Впрочем, несмотря на изначальную природу такого рода подходов, акцент на соседях однозначно говорит об их внешнеполитической приоритизации на фоне других стран, будь то с точки зрения интересов экономического сотрудничества или же национальной безопасности.

Крайне самобытный пример подает МИД Украины, чья внешнеполитическая ориентация после 2014 года приобрела ярко выраженный прозападный, а затем и русофобский характер. Так, действующий до этого на правах отдельного подразделения Департамент Российской Федерации в 2016 году был переименован в Департамент противодействия угрозам со стороны Российской Федерации. В 2020 году, после вступления в должность нового министра иностранных дел Д.И.Кулебы, произошла реорганизация ведомства, и само упоминание «конституирующего Другого» исчезло из структурной схемы украинского МИД, а (анти)российское подразделение было преобразовано в Шестой территориальный департамент (шестой из шести имеющихся, т. е. нарочито последний по счету и якобы последний по значению).

На контрасте с Украиной, в дружественной Киргизии, МИД которой также использует сквозную нумерацию в наименованиях территориальных подразделений, ситуация диаметрально противоположная. Структурной единицей дипломатического ведомства, отвечающей за развитие отношений с Российской Федерацией и другими странами постсоветского пространства, выступает Первый политический департамент (первый и по порядку, и по значению из всех шести имеющихся).

 

В рамках проведенного исследования можно сделать следующие обобщения.

Принятое в России четырехчленное структурирование пространства бывшего СССР на «свои» государства Восточной Европы, Центральной Азии и Закавказья и «чужую» Балтию является довольно распространенным в странах Евразийского региона, но далеко не универсальным. В отдельных государствах региона выстраивается трехчленная модель, состоящая из наиболее важных в геополитическом отношении стран непосредственного соседства, других стран постсоветского пространства и стоящей особняком «европейской» Прибалтики. Балтийские республики, в свою очередь, не выделяют отдельные субрегионы внутри евразийского пространства и, судя по всему, категорируют всех бывших соседей по СССР в качестве постсоветской «не-Европы».

Участники интеграционных процессов на уровне своего геополитического мышления по-разному конструируют желаемые конфигурации региональных объединений. Если в России основной единицей политико-географического «воображения» выступает СНГ, то в других странах - лидерах постсоветской интеграции это межгосударственное объединение если и не уступает, то во всяком случае не доминирует над ЕАЭС и ОДКБ. Наконец, группа государств постсоветского региона, которая представляет свое «органичное место» в составе европейских структур, старается самоисключиться из Евразии, встраивая себя в территориальную конфигурацию ЕС и НАТО.

Как нам кажется, представленный выше подход к изучению особенностей «официального» геополитического мышления государств посредством взгляда на организационно-институциональные структуры соответствующих министерств иностранных дел с позиции семиотики может стать полезным инструментом внешнеполитического анализа. Подобная методология может быть масштабирована и применена в отношении различных стран и регионов мира.

 

 

1Tuathail G.Ó, Dalby S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towards a critical geopolitics // Rethinking geopolitics. L.; N.Y.: Routledge, 1998. P. 4.

2Katzenstein P.J. Variations of Asian Regionalism // Asian Regionalism. Ithaca: Cornell University, 2002. P. 7.

3Воскресенский А.Д. Регионализм как парадигма мироустройства // Современная политическая наука: Методология: Научное издание. М.: Аспект-Пресс, 2019. С. 682.

4Там же. С. 676.

5Межевич Н.М. Определение категории «регион» в современном научном дискурсе // Псковский регионологический журнал. 2006. №2. С. 3-22.

6Buzan B., Wæver O. Regions and Powers. The Structure of International Security. N.Y.: Cambridge University Press, 2003.

7Воскресенский А.Д. Концепции регионализации, региональных подсистем, региональных комплексов и региональных трансформаций в современных международных отношениях // Сравнительная политика. 2012. №2 (8). С. 40; Ефремова К.А. Сравнительный анализ теоретических подходов к определению регионального комплекса // Сравнительная политика. 2019. №2. С. 5-19.

8Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Кучково поле, 2016.

9Downs R.M., Stea D. Maps in Minds: Reflections on Cognitive Mapping. N.Y.: Harper and Row, 1977; Kitchin R., Freundschuh S. Cognitive Mapping: Past, Present and Future. L., N.Y.: Routledge, 2015; Митин И.И. Ментальные карты как инструмент комплексного культурно-географического исследования: анализ подходов СНГ // Географический вестник. 2018. №4 (47). С. 21-33.

10Симония Н.А., Торкунов А.В. Институциональные форматы постсоветской интеграции // Современная политическая наука: Методология: Научное издание. М.: Аспект-Пресс, 2019. С. 138.

11Там же. С. 139-140.

12Бурков В.Г., Мещеряков К.Е., Шамгунов Р.Г. Содружество Независимых Государств как средство «цивилизованного развода»: к вопросам о распаде СССР и создании СНГ // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2016. №2. С. 63-70.

13Государства - участники СНГ / Официальный сайт Исполнительного комитета СНГ // URL: http://cis.minsk.by/map (дата обращения: 21.07.2021).

14Указ Президента Украïни №139/2018 вiд 19 травня 2018 року про рiшення Ради нацiональноï безпеки i оборони Украïни вiд 2 травня 2018 року «Про припинення дiï для Украïни окремих мiжнародних договорiв, укладених у рамках Спiвдружностi Незалежних Держав» / Офiцiйне iнтернет-представництво Президента Украïни // URL: https://www.president.gov.ua/documents/1392018-24202 (дата обращения: 21.07.2021).

15Решение Совета министров иностранных дел Содружества Независимых Государств о членстве Грузии в Содружестве Независимых Государств от 9 октября 2008 года / Официальный сайт Исполнительного комитета СНГ // URL: http://cis.minsk.by/reestr/ru/index/html#reestr/view/text?doc=2490 (дата обращения: 21.07.2021).

16О российской инициативе Большого Евразийского партнерства / Официальный сайт МИД России // URL: https://mid.ru/diverse/-/asset_publisher/zwl2FuDbhJx9/content/o-rossijskoj-iniciative-bol-sogo-evrazijskogo-partnerstva/ (дата обращения: 13.10.2021).

17Countries and area codes (M49) / Official web-site of the UN Statistics Division // URL: https://unstats.un.org/unsd/methodology/m49/ (дата обращения: 16.07.2021).

18Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена Президентом Российской Федерации В.В.Путиным 30 ноября 2016 г.) / Официальный сайт МИД России // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/1538901/ (дата обращения: 15.12.2021).

 

 

Источники и литература

1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Кучково поле, 2016.

2. Бурков В.Г., Мещеряков К.Е., Шамгунов Р.Г. Содружество Независимых Государств как средство «цивилизованного развода»: к вопросам о распаде СССР и создании СНГ // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2016. №2. С. 63-70.

3. Воскресенский А.Д. Концепции регионализации, региональных подсистем, региональных комплексов и региональных трансформаций в современных международных отношениях // Сравнительная политика. 2012. №2 (8). С. 30-58.

4. Воскресенский А.Д. Регионализм как парадигма мироустройства // Современная политическая наука: Методология: Научное издание. М.: Аспект-Пресс, 2019. С. 675-695.

5. Государства - участники СНГ / Официальный сайт Исполнительного комитета СНГ // URL: http://cis.minsk.by/map (дата обращения: 21.07.2021).

6. Ефремова К.А. Сравнительный анализ теоретических подходов к определению регионального комплекса // Сравнительная политика. 2019. №2. С. 5-19.

7. Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена Президентом Российской Федерации В.В.Путиным 30 ноября 2016 г.) / Официальный сайт МИД России // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/1538901/ (дата обращения: 15.12.2021).

8. Межевич Н.М. Определение категории «регион» в современном научном дискурсе // Псковский регионологический журнал. 2006. №2. С. 3-22.

9. Митин И.И. Ментальные карты как инструмент комплексного культурно-географического исследования: анализ подходов // Географический вестник. 2018. №4 (47). С. 21-33.

10. О российской инициативе Большого Евразийского партнерства / Официальный сайт МИД России // URL: https://mid.ru/diverse/-/asset_publisher/zwl2FuDbhJx9/content/o-rossijskoj-iniciative-bol-sogo-evrazijskogo-partnerstva/ (дата обращения: 13.10.2021).

11. Решение Совета министров иностранных дел Содружества Независимых Государств о членстве Грузии в Содружестве Независимых Государств от 9 октября 2008 года / Официальный сайт Исполнительного комитета СНГ // URL: http://cis.minsk.by/reestr/ru/index/html#reestr/view/text?doc=2490 (дата обращения: 21.07.2021).

12. Симония Н.А., Торкунов А.В. Институциональные форматы постсоветской интеграции // Современная политическая наука: Методология: Научное издание. М.: Аспект-Пресс, 2019. С. 138-146.

13. Указ Президента Украïни № 139/2018 вiд 19 травня 2018 року про рiшення Ради нацiональноï безпеки i оборони Украïни вiд 2 травня 2018 року «Про припинення дiï для Украïни окремих мiжнародних договорiв, укладених у рамках Спiвдружностi Незалежних Держав» / Офiцiйне iнтернет-представництво Президента Украïни // URL: https://www.president.gov.ua/documents/1392018-24202 (дата обращения: 21.07.2021).

14. Buzan B., Wæver O. Regions and Powers. The Structure of International Security. N.Y.: Cambridge University Press, 2003.

15. Countries and area codes (M49) / Official web-site of the UN Statistics Division // URL: https://unstats.un.org/unsd/methodology/m49/ (дата обращения: 16.07.2021).

16. Downs R.M., Stea D. Maps in Minds: Reflections on Cognitive Mapping. N.Y.: Harper and Row, 1977.

17. Katzenstein P.J. Variations of Asian Regionalism // Asian Regionalism. Ithaca: Cornell University, 2002.

18. Kitchin R., Freundschuh S. Cognitive Mapping: Past, Present and Future. L., N.Y.: Routledge, 2015.

19. Tuathail G.Ó, Dalby S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towards a critical geopolitics // Rethinking geopolitics. L.; N.Y.: Routledge, 1998.