ENGLISHАрмен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Наталия Ивановна, поздравляю вас с замечательным праздником - Днем Победы! Вы возглавляете Фонд памяти полководцев Победы, который объединил потомков великих советских военноначальников. А какие отношения были среди советского генералитета? Например, у вашего отца и Г.К.Жукова?
Наталия Конева: Они оба были сильными людьми. У них была очень развита интуиция, которая важна для полководца. Иногда решение, которое оказывается потом самым главным, принималось не только в силу чисто рациональных вещей, не по схеме, а интуитивно. Полководец - это профессия и талант тоже.
Нередко в записях отца я встречала одну мысль, которая мне кажется важной и в нынешней ситуации. Он всегда подчеркивал, что талант командующего заключается в творческом отношении к делу. Ведь в ходе войны им было проведено огромное количество операций, которые были непохожи одна на другую. Почему так было? Потому что он подходил творчески.
А.Оганесян: После войны, когда над Г.К.Жуковым учинили судилище, именно ваш отец не побоялся встать на его защиту?
Н.Конева: Я пыталась найти стенограмму того знаменитого Высшего военного совета, который состоялся в июне 1946 года. К тому моменту документы, свидетельства, которые были собраны спецслужбами, оказались на столе у Сталина. Суть обвинений Жукова сводилась к тому, что он превышает свою роль в войне. Сталин даже на Совете, как мне рассказывал отец, бросил реплику: «А мы что там делали?» Еще были документы, которые касались привезенных из Германии трофеев. Сталин срочно собрал Высший военный совет, на котором присутствовали полководцы, командующие времен Великой Отечественной войны, члены Политбюро и тогдашнее ближнее окружение Сталина.
Как проходил Совет, отец рассказывал К.М.Симонову в моем присутствии. Выступал Сталин. Жуков сидел за столом, он, конечно, был в очень тяжелом эмоциональном состоянии, у него краснело лицо, потом он ужасно бледнел, то есть эмоции выступали на лице. Но держал себя достойно и не согласился ни с какими обвинениями. А выставляли его чуть ли не врагом отечества. Когда выступили политики, было прочитано обвинительное заключение, как вспоминал отец, он понял, что ему надо сейчас высказать свою точку зрения. Он встал и пытался очень серьезно смягчить все то, что было произнесено, но самое главное было сказано к концу его выступления: он не верит, что товарищ Жуков является противником партии или же человеком, который не может носить звание коммуниста, что он выступал против партии и против вождя и что он вообще недостойный человек. Он человек, который целиком отдал себя войне, борьбе с врагом, был всегда в действующей армии и неоднократно, отец это подчеркнул, рисковал своей собственной жизнью, чтобы принести Родине победу.
В своем выступлении, а первому всегда трудно, отец задал тот самый эмоциональный, очень важный тон. Вслед за ним в защиту Жукова выступил Рыбалко и другие маршалы, которые присутствовали на этом Совете, в частности Соколовский, Рокоссовский. Сталин отступил, когда услышал, как выступают военные, элита вооруженных сил, которые прошли войны, люди, обладающие национальной славой. И он сказал: «Ну что ж, пошлем товарища Жукова командовать Одесским округом».
А.Оганесян: Какие отношения были у Конева со Сталиным?
Н.Конева: Их взаимоотношения начали складываться еще до войны, когда отца в 1937 году призвали из Белорусского военного округа, где он командовал дивизией. В том году были подвергнуты репрессиям командиры, которых отец знал и с которыми он служил, в частности И.П.Уборевич. Мой отец считал его своим учителем.
Когда раздался звонок из Москвы: «Возьмите необходимые вещи и срочно выезжайте в Москву», то, отец вспоминал, мысли у него были самые разные, он ехал туда, не зная, что его ожидает. В Народном комиссариате обороны его встретил Ворошилов и спросил, знает ли он Дальний Восток? Отец ответил, что да, долгие годы служил комиссаром в Приморье, в Никольско-Уссурийске, прошел во время Гражданской войны практически бόльшую часть Сибири. Дальний Восток был для него родной стихией.
В наркомате ему поставили задачу выехать на Дальний Восток и возглавить войска, которые будут введены в Монголию. Потому что начинались события, связанные с захватом Монголии японцами, и международная ситуация была очень напряженная.
И он поехал туда. Наши войска буквально осваивали пустыню Гоби. Там не было вообще ничего, все завозили из Советского Союза, даже питание и лес. Жили в землянках. Обстановка была тяжелая. Но они справились, и миссия была выполнена удачно.
В один прекрасный день его вызвали в Москву на доклад к Сталину. Это было первое личное общение. Отец доложил все очень четко касательно военных дел. Его доклад вызвал энтузиазм у присутствующих. А потом была неформальная часть, и Сталин попросил его рассказать о местном быте и нравах. Отец был очень хорошим рассказчиком, описывал все с юмором, в деталях. Его рассказ понравился, и в результате он был приглашен на обед на ближнюю дачу Сталина. Это было первое неформальное общение.
Отец вспоминал, что Сталин был очень хлебосольным хозяином, всех стремился накормить. За столом собрался очень узкий круг, даже официантов не было. Женщина внесла и поставила блюда на стол, и они сами себе все накладывали. Шло неформальное общение, у Сталина было умение общаться с людьми, обаяние в разговоре.
Это была первая встреча.
А.Оганесян: Какую воинскую операцию Иван Степанович считал самой важной?
Н.Конева: Ему этот вопрос задавали, думая, что он ответит: взятие Берлина. А он ответил, что Москва, когда мы в крайне сложных и драматических обстоятельствах погнали врага от стен нашей столицы и смогли одержать первую, очень важную для нас победу. Кстати, так же на этот вопрос отвечал и Жуков.
Конечно, были Ржев, о котором он почти ничего не написал и не рассказал, был Калинин - большой праздник, потому что в обстоятельствах драмы зимы 1941 это был первый город, освобожденный войсками Калининского фронта. А затем была Курская дуга. Там ему довелось воевать в тех местах, о которых мы сейчас слышим в сводках с нынешнего фронта в рамках специальной военной операции. Рубежная, Марефа, Харьковская область, Боже мой, я нахожу это в мемуарах моего отца, как будто эта история вдруг на каком-то витке спирали вернулась.
Для отца взятие Харькова было очень важной ступенькой в освобождении городов Украины, потому что до него Харьков дважды брали наши войска и дважды его оставляли. Харьков - это такая незарастающая рана боев Великой Отечественной войны в 1943 году. И отец говорил, что он старался провести эту операцию таким образом, чтобы сохранить инфраструктуру одного из красивейших городов. Но главное, взять его уже так, чтобы противник больше туда не вошел. Когда город был освобожден окончательно, отец решил, что о таком успехе необходимо сообщить Сталину лично. Поскребышев, поднявший трубку телефона, сказал, что Сталин отдыхает. Когда отец объяснил ситуацию, его соединили. Услышав новость, Сталин сказал: «О, будем салютовать по первому разряду».
В Харькове состоялся праздник. На митинг приехали Хрущев, он тогда возглавлял Компартию Украины, Жуков, как представитель Ставки Верховного главнокомандования. Был потрясающий концерт с участием звезд Большого театра, кстати, и любимой балерины Сталина О.В.Лепешинской, и великого тенора И.С.Козловского. Иван Семенович тогда познакомился с отцом. Они очень прониклись друг к другу.
А затем были сражения на Украине за Полтаву, Кировоград, форсирование Днепра, страшнейшее для отца по напряжению окружение под Корсунью. В этой битве отец переиграл генерал-фельд-маршала Эриха фон Манштейна. Неслучайно ее называют Сталинград на Днепре.
А потом была Европа.
А.Оганесян: В годы Второй мировой войны чехи работали на Гитлера, сегодня чехи работают на украинский нацизм. Мы спасли Прагу ценой жизни многих советских солдат. Маршал Конев сохранил для них город, а его памятник сбросили с пьедестала.
Н.Конева: Дело в том, что памятник отцу в Праге был не первым, который пострадал от политических обстоятельств. Первым был памятник в Кракове. Известно, что наша армия в ходе Львовско-Сандомирской, а затем Висло-Одерской операций, а это была одна из самых блестящих операций, которые проводил в том числе и фронт под командованием моего отца, освободила древнюю столицу Польши Краков, другие города, концентрационный лагерь Освенцим. В Польше погибло огромное количество наших солдат и офицеров.
После войны сами поляки, хочу это подчеркнуть, решили поставить памятник человеку, который сделал так много для того, чтобы сохранить культурные, исторические ценности Польши, - маршалу Коневу. Автор памятника, прекрасный мастер Антони Хайдецкий приезжал в Россию к нам с мамой, мы давали ему материалы об отце. Потом поехали на открытие этого памятника. Но простоял он очень недолго. Начались события политической борьбы, и спустя какое-то время после пышного открытия, нежных слов в адрес нашей армии мы получаем информацию по телевидению о том, что памятник снесен - под свист и гогот толпы была наброшена веревка на шею, буквально как на повешенного. Хотелось бы спросить: за что? За спасение поляков, польских городов?
И тогда последний министр обороны СССР и маршал Советского Союза Д.Т.Язов предоставил военный транспорт для того, чтобы вывезти этот памятник. А поставили его на родине моего отца, в Вятской губернии, ныне Кировская область, в городе Кирове.
А.Оганесян: Есть еще одна тема, очень актуально звучащая сегодня. Ведь И.С.Конев разгромил дивизию СС «Галичина».
Н.Конева: Да, это так. Дивизия СС «Галичина» имела очень большую боеготовность. Там служили украинские националисты. В ходе Львовско-Сандомирской операции под Бродами оказалась в окружении большая группировка, в том числе и «Галичина».
В конце 1940-х - начале 1950-х годов отец командовал Прикарпатским военным округом. Его штаб находился во Львове. Хорошо помню, хотя это были времена моего глубокого детства, особняк командующего располагался на улице Ивана Франко, недалеко от знаменитого парка, где было приятно гулять. Но нам это не очень удавалось, потому что в те времена еще действовали бандеровские банды. Папа получал много анонимных писем с угрозами, что мы уничтожим вашу семью. Нас с мамой в парк, в знаменитую львовскую оперу, да и везде, сопровождал такой дюжий солдат, чудесный человек защищал от нападения.
А.Оганесян: Когда Хрущев пришел к власти, как у них с маршалом Коневым складывались отношения?
Н.Конева: Я бы начала эту историю с войны, где они не раз встречались, потому что Хрущев был членом Высшего военного совета фронта, которым командовал мой отец. Как известно, в ходе политической борьбы, после смерти Сталина, военные, в том числе Жуков и мой отец, заняли позицию в поддержку Хрущева. Жуков стал министром обороны, первым заместителем был Конев. И на первых порах эта работа была хорошо организованной, было взаимопонимание. Никита Сергеевич относился к отцу с большим уважением, потому что он видел его на фронте. Отец знал сильные стороны Хрущева и какие-то его особенности. Они фронт прошли, это особая школа, когда ты учишься понимать человека, что бы он ни говорил, как бы видишь его изнутри. Но все оказалось не так просто. Тем не менее в 1955 году Хрущев поддержал назначение моего отца на должность командующего Объединенными вооруженными силами стран - участниц Варшавского договора.
После испытания ядерного оружия стало ясно, что армия вступает в новую фазу развития. И Хрущев поставил задачу ее реформирования. В результате многое ранее традиционное вооружение и, соответственно, люди, которые обслуживали это все, должны были быть сокращены. Отец тоже понимал, что реформа необходима но со многим до конца был не согласен. Кстати, я нашла его очень интересное выступление на Высшем военном совете о реформе, где он говорил о том, что надо с очень большим вниманием относиться к сухопутным войскам. Он всегда был сторонником того, что без этих войск нельзя достичь победы. Оказалось, что это также по-прежнему актуально.
Хрущеву не понравилось, что отец выступал против сокращения, тем более тех, кто только что прошел войну. Эти офицеры и генералы имели огромный боевой опыт, они были его соратниками по войне. На одном из заседаний Хрущев вообще прикрикнул на отца: «Вот министр подписал, а ты чего не подписываешь?!» Отец ответил: «Никита Сергеевич, а у меня другая точка зрения». Тогда Хрущев сказал: «Ну смотри, я поставлю тебя на колени». Такая фраза была.
Но, конечно, поставить на колени кого-либо, кто знает, что такое жизнь и смерть, довольно трудно. Отцу стало понятно, что ему не служить. Хрущев его вызвал и сказал: «Ходит такой разговор, Иван Степанович, что вы себя неважно чувствуете, что, возможно, вы приболели. Может быть, вам стоит отдохнуть?» Отец щелкнул каблуками и сказал: «Конечно, Никита Сергеевич». И подал в отставку.
А.Оганесян: Последний вопрос - о красных линиях.
Н.Конева: Это прекрасная история, про которую было бы хорошо сказать: ах, если бы это сохранилось сейчас!
На завершающем этапе войны, когда бои велись на территории Европы, американский генерал Омар Брэдли побывал в штабе 1-го Украинского фронта, и, рассматривая с отцом карту территорий, которые предстояло освободить, они начертили линии, которые американская армия не должна была переступать. Метафора красных линий.
Все же Брэдли предложил, чтобы американские войска оказали помощь в освобождении Чехословакии. Отец сказал, что договоренности политиков заключались в том, чтобы эта зона ответственности оставалась за Красной армией. Он поблагодарил за это предложение, сказав, что мы знаем, как прекрасно наши союзники могут проводить боевые действия. Но красные линии пересекать не надо.
Американцы не пошли дальше тех линий. А затем уже, когда наши войска встретились в Торгау, американские и наши солдаты пересекли нейтральную полосу, обнялись. Отец снова встретил генерала Брэдли у себя в штабе и вручил ему высшую полководческую награду - орден Суворова I степени и подарок - коня, который шел под седлом с отцом в течение всей войны с 1943 года. А Омар Брэдли подарил ему автомобиль «Виллис».
Очень трудно даже вообразить себе, что тот дух взаимопонимания, который был во время войны, абсолютно испарился. Знаете, память - это дело иррациональное, волны эти приходят и, так сказать, отступают. Будем надеяться, что взаимопонимание и дух Эльбы еще вернутся.
