Династия Надиров, взошедшая на королевский престол Афганистана в 1929 году, в своей внешней политике руководствовалась «заветами» эмира Абдурахман-хана. Эмир боролся за признание мировым сообществом суверенитета Афганистана и призывал своих единомышленников делать ставку в основном на развитие отношений с теми иностранными государствами, которые не имели с Афганистаном общей границы. Незадолго до своей кончины он, в частности, писал: «Если же признано будет необходимым и благоразумным дать концессии каким-либо иностранцам, то эти концессии должны быть даны небольшими частями и предоставлены таким нациям, страны которых не соприкасаются с границами наших собственных владений, например - американцам, немцам, итальянцам и др. Равно также если для службы нашему правительству потребуется, например, большое число специалистов, инженеров и т. п., то предпочтение, как сказано выше, должно быть, по моему мнению, отдано тем же нациям, которые сейчас перечислены»1. Что касается взаимоотношений с соседними странами, то, с точки зрения Абдурахман-хана, с ними Афганистан должен был развивать отношения на основе принципа равноудаленности.

Накануне Второй мировой войны правящие круги Афганистана действовали согласно доктрине эмира Абдурахман-хана и охотно пошли на расширение отношений в первую очередь с державами «оси» - Германией, Италией и Японией. «При этом, - как отмечал российский исследователь Р.Т.Ахрамович, - афганское правительство пыталось удерживать равновесие между политико-экономическими позициями противоборствовавших империалистических государств и таким образом не дать ни одному из них возможность занять доминирующее положение в стране»2.

Кабульский режим, используя противоречия между соперничавшими группировками, стремился получать от них льготные внешние займы и товарные кредиты, добивался поставок промышленного оборудования и вооружения по сниженным ценам и т. д. И это удавалось. Например, в преддверии Второй мировой войны афганские правители сумели договариваться одновременно и с немцами, и с англичанами. На завершающем этапе строительства текстильного комбината в Пул-и-Хумри правительство Афганистана добилось соглашения с немцами о закупке оборудования для сооружения электростанции на реке Пул-и-Хумри, а ткацкие станки для фабрики поставила Великобритания.

Но преимущество отдавалось Германии. По торговому соглашению между Афганистаном и Германией, заключенному в августе 1939 года, немцы должны были предоставить афганцам десятилетний кредит в размере 50 млн. золотых марок под 5,5% годовых. Третий рейх обязался экспортировать в Афганистан вооружение и промышленное оборудование и ежегодно импортировать афганское сырье: овечью шерсть, каракуль, сухофрукты и т. д.3. Для того чтобы прочно закрепиться на афганском рынке и усилить свое влияние в регионе, правители Германии закупили в Афганистане 5 тыс. тонн хлопка по ценам на 40% выше мировых. Немцы также начали скупать у афганцев такие виды товаров, которыми мало кто интересовался (ляпис-лазурь, верблюжья шерсть и т. д.)4.

Расширение сотрудничества Афганистана с фашистской Германией вызвало понятное беспокойство руководства СССР. В январе 1937 года заместитель наркома НКИД СССР Б.С.Стомоняков писал И.В.Сталину, что мы имеем за последнее время со всех сторон многочисленные сообщения и материалы о чрезвычайно активном проникновении Германии в Иран, Турцию и Афганистан и об особом интересе, проявляемом Германией к пограничным районам СССР.

В марте 1936 года в Москве был подписан Протокол о продлении Договора о нейтралитете и взаимном ненападении между СССР и Афганистаном сроком еще на десять лет. Тем не менее отношения между двумя странами осложнились. В пограничных пунктах Термез и Керки советская контрразведка одного за другим арестовывала афганских купцов, уличенных в шпионаже против СССР. В 1938 году за антисоветскую деятельность из Советского Союза был выдворен Чрезвычайный и Полномочный Посол Афганистана Абдул Гусейн-хан. В ответ на демарш советского правительства Министерство иностранных дел Афганистана в официальном письме в НКИД СССР стало угрожать разрывом дипломатических отношений между двумя странами. До разрыва дипотношений дело не дошло, но развитию официальных контактов по линии НКИД СССР и МИД Афганистана был нанесен серьезный ущерб. Были закрыты с 1 апреля 1938 года афганские консульства на территории СССР и советские консульств на территории Афганистана.

Камнем преткновения в развитии двусторонних контактов стал пограничный вопрос. В рассматриваемый период советско-афганская граница регламентировалась документами, подписанными Россией и Великобританией еще во времена царствования дома Романовых: англо-русское соглашение 1872-1873 годов и протоколы и карты англо-русского разграничения 1885-1888 годов. В первом документе закреплялась водная граница между двумя странами, а во втором - речь шла о демаркации сухопутной границы. Следует признать, что в формулировках соглашения 1872-1873 годов северная граница Афганистана с Россией была обозначена недостаточно четко и, согласно документу, на протяжении 1250 км определялась течением реки Аму-Дарьи.

С момента вступления в силу соглашения 1872-1873 годов все острова на реках Аму-Дарье и Пяндж были объявлены собственностью Российской империи, и граница России с Афганистаном была проведена по сухому левому (афганскому) берегу вышеназванных рек. Впоследствии Советский Союз счел возможным пойти навстречу пожеланиям афганской стороны и в 1926 году, например, безвозмездно передал своему южному соседу остров Урта-Тугай на реке Пяндж. В 1932 году по соглашению между Посольством СССР в Кабуле и Министерством иностранных дел Афганистана был учрежден институт пограничных комиссаров. Эта мера должна была улучшить обстановку на советско-афганской границе и установить строгий порядок для разрешения пограничных инцидентов. Однако всеобъемлющей демаркации и редемаркации советско-афганской границы проведено не было.

В 1937 году афганские власти предложили провести переговоры об упорядочении советско-афганской границы. Годом ранее тогдашний министр иностранных дел Афганистана Файз Мухаммед-хан провел консультации по этому вопросу со своим британским коллегой А.Иденом. Стороны сошлись во мнении, что согласно основополагающим принципам международного права советско-афганская граница на реках Аму-Дарье и Пяндж должна проходить по тальвегу (линии, соединяющей наиболее глубокие места русла рек) в судоходной части этих рек и посередине в их несудоходной части. Кстати, для советских властей такая позиция ни в коей мере не являлась новой. Еще в 1928 году на советско-афганских переговорах в Москве Советский Союз выступил с предложением заключить двустороннюю конвенцию о принципах равного пользования водой на пограничных реках, разделявших территории обеих стран. Однако гражданская война, вспыхнувшая в Афганистане в 1928 году, помешала осуществлению данного проекта.

В 1938 году советское правительство согласилось провести советско-афганскую границу по рекам Аму-Дарье и Пяндж по тальвегу в судоходной части и посередине рек в несудоходной части при условии, что афганское правительство согласится на отмену статей 9 и 10 советско-афганского договора от 28 февраля 1921 года и секретного протокола к нему. (В соответствии с данными статьями договора советская сторона брала на себя обязательства передать Афганистану пограничные земли в Кушкинском районе, принадлежавшие ему в прошлом, и ежегодно выплачивать крупные денежные средства, а также оказывать и другую материальную помощь. Однако пограничные земли в Кушкинском районе так и не были переданы афганцам, а субсидии прекратились с 1928 г.)

Советско-афганские переговоры в Москве по пограничным вопросам в 1939-1940 годах начались в непростой обстановке на фоне все возраставших нарушений водной и сухопутной границ между двумя странами. Всю ответственность за имевшие место пограничные инциденты афганские официальные лица пытались возложить на советскую сторону, заявляя о якобы пренебрежительном отношении советских пограничников к выполнению своих обязанностей. Например, в вербальной ноте №4928/2998 от 28 января 1939 года МИД Афганистана обращал внимание полномочного представителя СССР в Кабуле на пассивную позицию советского пограничного комиссара при разрешении пограничных вопросов и организации совместных заседаний погранкомиссаров, которые, по афганским данным, не проводились с июня 1938 года5.

Поток афганских вербальных нот аналогичного содержания в адрес посольства СССР в Кабуле нарастал. Новый министр иностранных дел Афганистана Али Мухаммед делал вид, что пребывает в неведении по поводу причин пограничных конфликтов, возникших между двумя странами. В нотной переписке по этому поводу афганские официальные лица стали настоятельно просить советское руководство подвергнуть наказанию нарушителей госграницы, чтобы в будущем пресечь такие нарушения и не причинить ущерба безопасности и добрососедским отношениям обоих правительств.

Ответ поступил незамедлительно, ибо руководство СССР посчитало необходимым дать принципиальную оценку событиям, имевшим место в советско-афганском пограничье. По поручению советского правительства посол СССР К.А.Михайлов обратился с официальным письмом к министру иностранных дел Афганистана Али Мухаммеду. Советский представитель заявил: «Афганские пограничники и местное афганское население систематически, а подчас злостно нарушают советскую границу, вторгаясь на советскую территорию, острова и воды, причем эти вторжения, что для моего правительства особенно странно, часто происходят под прикрытием афганских пограничных войск»6.

Более подробно позиция советского правительства и его оценка сложившегося положения была изложена в вербальной ноте НКИД СССР №1340 от 5 июля 1939 года. «Министерство иностранных дел Афганистана, - говорилось в этом документе, - дало, по-видимому, указание своим пограничным властям проводить «защиту» афганских вод и островов на реках Пяндж и Аму-Дарье. Поскольку, как известно, советско-афганская граница с давних пор проходит по афганскому берегу вышеуказанных рек и поскольку не было советско-афганского соглашения об изменении этой границы, означенное указание афганским пограничным властям является, по существу, указанием о нарушении советской границы и незаконных вторжениях на советскую территорию»7.

В ходе московских переговоров афганская сторона стала выдвигать все новые и новые претензии к советским партнерам. Представители Афганистана настаивали на том, чтобы все их замечания и предложения обязательно были учтены и включены в окончательную редакцию совместных документов о водной и сухопутной границе, разрабатываемых между двумя сторонами. Например, они выступили с предложением зафиксировать в совместных решениях московских переговоров положения о гарантированном праве для афганского населения использовать в хозяйственных целях водные ресурсы не только рек Аму-Дарьи и Пяндж, но и рек Кушка и Мургаб. Афганская делегация предложила также пригласить турецких специалистов, чтобы они выступили в качестве арбитров при редемаркации и установке погранзнаков на Памирском участке советско-афганской сухопутной границы. В итоге афганское правительство без согласования с советской стороной обратилось с просьбой к турецким властям прислать своих топографов для проведения соответствующих работ.

Подобные заявления афганцев не способствовали успешному продвижению московских переговоров. 28 апреля 1939 года договаривающиеся стороны объявили перерыв под предлогом необходимости проведения внутренних консультаций. Этот перерыв затянулся до 10 февраля 1940 года. За это время официальный Кабул коренным образом изменил подход к оценке правонарушений в полосе советско-афганской границы. Афганцы стали руководствоваться иным сценарием, где уже не было и речи о «досадных пограничных инцидентах, которые могли бы омрачить дружественное отношение между двумя странами».

Афганские официальные лица указывали на законность своих действий в отношении советских пограничников. Например, в афганской вербальной ноте №850/415 от 20 мая 1939 года говорилось следующее: «Что касается заявлений уважаемого Полномочного представителя СССР о принадлежности рек Аму-Дарьи и Пянджа Советскому правительству, то Министерство иностранных дел Королевского Афганистана, считая на основе документов [каких?!] твердым свое владение островами и водами рек Пянджа и Аму-Дарьи, расположенными влево от тальвега, выражает удивление, на каком основании реки Аму-Дарья и Пяндж принадлежат Советскому правительству и на основании каких данных уважаемый Полномочный представитель предъявляет эти претензии?»8 Правда, впоследствии посол Афганистана в Москве Султан Ахмед-хан в беседе с полпредом СССР в Афганистане К.А.Михайловым попытался отыграть назад, отметив, что он лично не очень уверен в том, что афганское правительство обладает достаточно основательными документами, которые могли бы подкрепить афганские претензии на деление реки Аму-Дарьи по принципу тальвега9.

Следует признать, что кабульские власти за столом переговоров не очень-то утруждали себя поисками аргументов в защиту своей версии о новой линии госграницы. Как оказалось, они сделали ставку на силовые методы решения проблемы. В начале февраля 1940 года, то есть накануне предполагаемого открытия очередного раунда переговоров о госгранице, афганские власти стали практически ежедневно посылать своих военнослужащих на советские острова, расположенные на водных участках рек Аму-Дарьи и Пяндж. В вербальной ноте №1612 от 8 февраля 1940 года советское посольство в Кабуле отмечало, что «вооруженные стычки афганской стражи с советскими пограничниками на островах, расположенных в 10 км северо-западнее советской заставы Келиф, приобрели систематический характер»10. Все это привело к тому, что переговорный процесс после почти годичного перерыва был окончательно свернут.

Тем не менее договаривающиеся стороны сочли необходимым официально закрепить свои позиции по итогам переговоров. 10 февраля 1940 года советский посол в Кабуле К.А.Михайлов вручил министру иностранных дел Афганистана Памятную записку, где излагалась позиция СССР по урегулированию пограничных вопросов. В этом документе было четко заявлено, что советское правительство:

1) соглашается принять предложение афганского правительства о замене новым соглашением советско-афганского договора, заключенного в Москве 28 февраля 1921 года как устаревшего, или отмене его;

2) отклоняет предложение афганского правительства аннулировать соответствующие документы, запрещающие афганской стороне отводить воды реки Кушка севернее Чхильдухтера, поскольку в случае отвода воды из указанной реки был бы нанесен существенный ущерб интересам пограничных жителей этого района - граждан Туркменской ССР;

3) не возражает против отказа от своего права строить плотины на реке Мургаб при условии, что афганская сторона согласится также не прибегать к сооружению плотины на пограничном участке реки Мургаб и количество воды, поступающее до сих пор на советскую территорию из реки Мургаб, будет сохранено на прежнем уровне;

4) соглашается в соответствии с предложением афганского правительства о редемаркации сухопутных участков границы от Зюльфагара до Хамиаба, а также на Памире заключить особое соглашение по этому вопросу, положив в основу его разработки документы англо-русского соглашения о разграничении границы 1885-1888 годов. Редемаркацию сухопутных участков от озера Зор-Куль (Виктория) до пункта соединения границ СССР, Афганистана и Китая провести на основе документов англо-русского разграничения 1895 года.

5) считает обсуждение вопроса водной советско-афганской границы на реках Аму-Дарье и Пяндж преждевременным и готово вернуться к нему после окончательного разрешения вопроса о сухопутной границе.

9 апреля 1940 года министр иностранных дел Афганистана вручил советскому послу в Кабуле ответный меморандум. В этом документе афганцы, в частности, заявили следующее:

1) Афганистан имеет неоспоримые права на водные ресурсы рек Аму-Дарьи и Пяндж;

2) Афганистан считает вопрос сухопутной и водной границы общим и неделимым и не соглашается с предложением советской стороны отложить обсуждение вопроса о водной границе;

3) Афганистан отказывается принять советское предложение по вопросу о Мургабской плотине;

4) по поводу вод реки Кушка: афганцы готовы отложить обсуждение этого вопроса и вернуться к нему после подписания общего соглашения о водной и сухопутной границе между двумя странами11.

Было очевидно, что сблизить позиции договаривающихся сторон по вопросу водной границы и принадлежности островов в русле рек Аму-Дарьи и Пяндж практически невозможно. Впоследствии эта тема стала неиссякаемым источником для дискуссий и споров, поскольку ситуация на реках периодически менялась. Старожилы тех мест подтверждали, что Аму-Дарья часто меняет свое русло, бывало, что появлялись и исчезали целые острова. Афганцев же беспокоило то обстоятельство, что иногда от левого берега Аму-Дарьи, являвшегося афганской территорией, отмывались целые земельные участки. А поскольку эти участки афганской земли становились островами, то они переставали быть афганской собственностью.

После неудачных переговоров о новой госгранице с СССР (1939-1940 гг.) афганцы стали включать в ноты в адрес советского посольства в Кабуле тезис о своем неоспоримом праве на острова рек Аму-Дарьи и Пяндж по левую сторону тальвега. В ответ советское посольство в Кабуле неизменно сообщало, что все острова, расположенные на реках Аму-Дарье и Пяндж, являются советскими и наши пограничники в целях охраны не только имеют право, но и должны также посещать эти острова.

Обстановка на советско-афганской границе продолжала накаляться. Масштаб правонарушений стал беспокоить советское руководство. Например, 29 ноября 1940 года около 250 афганских военнослужащих с двумя станковыми пулеметами открыли огонь по советским пограничникам и попытались перейти границу в районе Керкинского участка (острова на реке Аму-Дарье). Советский посол К.А.Михайлов заявил по этому поводу решительный протест министру иностранных дел Али Мухаммеду, обратив его внимание на то, что это нарушение произошло при явном попустительстве афганских пограничных властей. Глава афганского внешнеполитического ведомства заверил К.А.Михайлова, что примет все необходимые меры для выяснения обстоятельств происшедшего пограничного инцидента.

Афганский министр отметил, что, по его мнению, лучшим способом дружеского разрешения вопроса могло бы явиться создание советско-афганской смешанной комиссии с участием по одному представителю от МИД Афганистана и советского полпредства или НКИД СССР. Советская сторона это предложение отклонила. К.А.Михайлов прокомментировал инициативу Али Мухаммеда следующим образом: «Советские пограничники хорошо знают, где проходит граница, и факты нарушения государственной границы хорошо проверены. Создание комиссии в данном случае не является целесообразным»12.

Действительно формирование еще одной, пусть и временной, совместной комиссии не решало суть проблемы, а только увеличивало бумагооборот в диппереписке между двумя странами. Например, только за первые шесть месяцев 1941 года МИД Афганистана направил в адрес советского посольства 31 представление по поводу пограничных инцидентов, пытаясь возложить всю ответственность на советскую сторону. Дипмиссия СССР в Кабуле ограничилась 11 посланиями в адрес МИД Афганистана.

Нерешенность пограничного вопроса в отношениях между СССР и Афганистаном сказывалась также на развитии торговых отношений. Опыт долгосрочного сотрудничества на основе Генерального соглашения между Совафганторгом и Афганнацбанком, подписанного 16 мая 1936 года сроком на три года, не получил своего продолжения. Представитель Совафганторга в Кабуле неоднократно высказывал недовольство по поводу выполнения обязательств, которые афганцы взяли на себя по договору. 20 февраля 1939 года посол СССР К.А.Михайлов, посетив Министерство экономики Афганистана, по поручению советского правительства выразил неудовлетворение афганской торговой политикой. В качестве примера советский дипломат указал на срыв афганцами торговых операций по продаже Совафганторгу скота, шерсти и других товаров, а также уклонение от переговоров о заключении очередного торгового соглашения.

Последующие переговоры между торговыми делегациями СССР и Афганистана выявили различие в подходах к заключению нового коммерческого соглашения. По всей видимости, афганское правительство не хотело связывать себя длительным торговым договором с Советским Союзом. В большинстве случаев кабульские власти предпочитали заключать краткосрочные контракты с тем, чтобы ежегодно добиваться у тех или иных стран более выгодных условий для совершения сделок. Советский Союз, в свою очередь, выступал за подписание межправительственного торгового договора, который обеспечил бы создание прочной правовой базы для развития торговых связей.

Учитывая тот факт, что Афганистан в 1939 году заключил межправительственный торговый договор с Германией, заместитель наркома НКИД СССР С.А.Лозовский предложил послу Афганистана в Москве Султан Ахмед-хану обсудить вопрос о подписании аналогичного межправительственного договора с СССР и учредить торгпредства в Москве и Кабуле. Целесообразность постановки этого вопроса подтверждалась объемом товарооборота между двумя странами. На долю Советского Союза в 1939-1940 годах приходилось 84,6% всего экспорта шерсти из Афганистана, 36% хлопка, в том же году в афганском импорте бензина доля поставок из СССР составляла 52,3%, хлопчатобумажных тканей - 25,9%, сахара - 33,2% и т. д.13.

Однако предложение С.А.Лозовского было оставлено без ответа. В то же время в штат посольств Германии и Италии в Кабуле были введены дополнительные должности коммерческих атташе. Отмечу, что удельный вес СССР во внешнеторговом обороте Афганистана накануне Второй мировой войны составлял 25%, а доли Германии и Италии в афганских экспортно-импортных операциях составляли соответственно 9% и 2%. Как говорится, комментарии излишни. Афганское руководство продолжало следовать «заветам» эмира Абдурахман-хана: внешняя торговля с зарубежными странами приобретала ярко выраженный политизированный характер.

Одновременно кабульские власти планировали изменить условия торговых операций с Советским Союзом. Согласно пятому параграфу нового устава торговых ширкетов (компаний), никто из частных купцов не будет иметь права вести напрямую торговые операции с Советским Союзом после того, как королевский указ о монополии внешней торговли вступит в законную силу (декабрь 1941 г.).

Вся афганская внешняя торговля к этому времени практически полностью была сосредоточена в руках ширкетов, основными акционерами которых являлись члены афганского правительства и представители королевской правящей династии. Таким образом, внешнеполитический курс клана Надиров стал определять уровень партнерских связей в сфере экономики и торговли с иностранными государствами. Вот почему консультации между официальными афганскими представителями и советским посольством о новом порядке торговых операций проходили уже не в Министерстве экономики, а в Министерстве иностранных дел Афганистана.

1 февраля 1941 года министр иностранных дел Афганистана Али Мухаммед принял советского посла К.А.Михайлова по его просьбе в связи с публикацией в афганских СМИ устава и правил организации новых ширкетов. В ходе состоявшейся беседы советский дипломат отметил, что новый устав противоречит действующему соглашению о товарообороте, заключенному между Востокинторгом и Афганнацбанком. Он также заявил, что расценивает запрет афганским купцам вести торговлю с советскими контрагентами на индивидуальной основе как дискриминацию в отношении торговых организаций СССР14. Заявление советского посла было принято к сведению, но позиция правящих кругов Афганистана по поводу введения новых правил торговли не изменилась.

Вместе с тем по указанию правительства М.Хашим-хана Афганнацбанк выразил готовность продлить торговое соглашение с Востокинторгом образца 1940 года еще на один год при условии, что из него будет исключено положение о торговле советских представителей с афганскими частными предпринимателями, а цены будут сохранены на уровне предыдущих договоренностей.

После вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз соглашение о товарообороте между СССР и Афганистаном на 1941-1942 годы так и не было подписано. Востокинторг был лишен возможности самостоятельно производить какие-либо закупки товаров в Афганистане, так как афганцы соглашались поставлять свою продукцию на внешний рынок только при условии расчета бартерными сделками, прежде всего нефтепродуктами и сахаром. Продавать свои товары Советскому Союзу за валюту афганская сторона отказалась.

Торговые отношения между СССР и Афганистаном де-факто были свернуты. Казалось, что договаривающиеся стороны зашли в тупик в ходе переговоров, но этого не случилось: руководство СССР сумело найти нестандартные решения не только для нормализации советско-афганских отношений, но и для их упрочения.

 

 

1АВП РФ. Ф. 71. Оп. 28. П. 212. Д. 40. Л. 33.

2Ахрамович Р.Т. К характеристике внешней политики Афганистана в начальный период Второй мировой войны (1939-1941 гг.). Краткие сообщения Института востоковедения АН СССР. Вып. XXXVII. М.,1960. С. 3-8.

3АВП РФ. Ф. 06. 1940 г. Оп. 2. П. 12. Д. 123. Л. 43.

4Там же. Ф. 059. Оп. 1. П. 298. Пор. №2061. Л. 128.

5Там же. Ф. 71. 1939 г. Оп. 21. Пор. №1. П. 39. Л. 21.

6Там же. П. 33. Д. 4. Л. 71-72.

7Там же. Л. 269.

8Там же. Оп. 21а. Пор. №1. П. 39. Л. 135.

9Там же. Ф. 06. 1940 г. Оп. 3. П. 9. Д. 103. Л. 2.

10Там же. Ф. 71. Оп. 25. П. 40. Пор. №3. 1940 г. Т. I. Л. 32.

11Там же. Ф. 06. 1940 г. Оп. 2. П. 12. Д. 123. Л. 50-51.

12Там же. Оп. 3. П. 9. Д. 103. Л. 10.

13Теплинский Л.Б. История советско-афганских отношений (1919-1987). М., 1988. С. 133.

14АВП РФ. Ф. 059. Оп. 28. Пор. №11. Инв. №014. П. 39. Л. 33.