ENGLISHПарадигма международных отношений в Персидском заливе в XX веке определялась интересами крупных игроков - США, Великобритании, СССР и т. д. При этом отношения между нефтедобывающими монархиями региона при всей их сложности и неоднозначности оставались на втором плане. После создания ССАГПЗ в начале 80-х годов прошлого века открылись возможности для серьезного интеграционного процесса, который мог бы привести к созданию единого экономического пространства с единой валютой и структурами управления. Однако по ряду причин, среди которых выделим экономические - схожая структура экспорта, династические - амбиции правящих семей, геополитические - желание мирового гегемона США управлять по известному со времен античности принципу «разделяй и властвуй», центростремительные тенденции стали сменяться центробежными. Более того, второе десятилетие XXI века в целом ознаменовалось постепенным отходом главного глобального игрока - США от привычной доктрины жесткого управления к действиям в условиях «контролируемого хаоса», где региональные игроки получили возможность реализовывать собственные политические амбиции, а США в основном защищают свои ключевые военные, политические и экономические интересы.
При всей созвучности с актуальными мировыми процессами система региональных отношений в Персидском заливе заслуживает особого внимания [19] и в своем развитии представляет во многом уникальное явление. Так, в течение 10-15 лет карликовому государству - Катару удалось из рядового члена ССАГПЗ превратиться в регионального субгегемона1, который в 2020 году стал претендовать на роль лидера в ССАГПЗ [15], потеснив Саудовскую Аравию.
Анализируя отношения, которые складываются между Катаром и Саудовской Аравией, нельзя не отметить, что Катарский дипломатический кризис и все последовавшие за ним события, включая экономическую блокаду и продолжающиеся конфликты «по доверенности» на территории ряда государств на Ближнем Востоке, в Северной и Центральной Африке, скорее стали закономерной кульминацией цепи исторических событий и нараставших противоречий между двумя странами. Фундамент этой борьбы был заложен в 1995 году, когда в Катаре Хамад бин Халифа Аль Тани пришел к власти в результате бескровного переворота [25].
Новый эмир решил отойти от традиционный политики следования в фарватере интересов Саудовской Аравии и начал амбициозную программу по развитию и диверсификации экономики Катара, расширению экономических связей, проведению независимой внешней политики и наращиванию дипломатического влияния, далеко выходящего за пределы Персидского залива и, казалось бы, возможностей карликового государства.
Представляется необходимым дать краткий абрис катарской дипломатии и расширения регионального и международного влияния эмирата, так как именно это обусловило углубление конфронтации с Саудовской Аравией, традиционно полагавшей ССАГПЗ зоной своего принципиального доминирования.
Катар, осознавая все риски и недостатки своего положения, стал мастером «хеджирования» [20] - такой стратегии, которая предусматривает сочетание конфронтационных и кооперативных подходов относительно всех соседних стран [22]. Так, например, являясь одним из государств - основателей ССАГПЗ, созданного в том числе с целью противостояния угрозам, исходящим от Ирана после революции 1979 года, Катар последовательно проводил политику сближения с Исламской Республикой. Катар первым из всех государств Персидского залива установил торговые отношения с Израилем, открыв торговое представительство в 1996 году, но при этом эмират является одним из крупнейших спонсоров ХАМАС, регулярно принимая его лидеров в лучших отелях Дохи [20].
Катар сыграл ключевую роль в снижении напряженности между правящим режимом Судана и повстанцами Дарфура в 2003 году, а также между правительством Йемена и повстанцами-хуситами в 2008 году.
Одной из медийных и пиар-задач Катара остается закрепить за собой статус «Женевы Машрика», как поэтично описывает дипломатические усилия эмирата один из ведущих спикеров и писателей «Аль-Джазиры» Джамаль Абдулла. Однако Саудовская Аравия оценивает усилия Катара в этом направлении весьма настороженно.
И если до 2011 года отношения между Дохой и Эр-Риядом можно было характеризовать просто как напряженные, то участие Катара в «арабской весне» перевело региональные противоречия на новый, более высокий уровень2. С этого момента можно говорить о четырех основных взаимосвязанных направлениях внешнеполитической деятельности Катара, которые определили жесткую позицию Саудовской Аравии по отношению к эмирату и содержание региональной политики в Персидском заливе и внутри ССАГПЗ. Во-первых, это поддержка Катаром «Братьев-мусульман»3, во-вторых, формирование «оси» Анкара - Доха - Тегеран4, в-третьих, сохраняющееся влияние катарской медиа-империи «Аль-Джазира» на арабский мир и, наконец, наращивание политического, экономического и военного влияния Катара в странах Машрика, прежде всего в Йемене, а также Северной и Центральной Африке. Представляется, что успех внешней политики Катара (и, соответственно, целый ряд тактических и стратегических поражений Саудовской Аравии) обуславливается в том числе синергетическим эффектом, который дает сочетание этих четырех направлений.
Так, победа «Братьев-мусульман» в Египте в 2012 году вызвала панику в Саудовской Аравии. Катар не только первым признал легитимность нового Президента Мухаммеда Мурси, но и предпринял ряд важных финансовых и информационных шагов по его поддержке. Уже в сентябре 2012 года премьер-министр Катара посетил Египет с официальным визитом и заявил о намерении инвестировать в строительство крупного туристического кластера на побережье Средиземного моря (на сумму 10 млрд. долл.), а также в возведение газоперерабатывающих заводов, металлургических комбинатов и ГЭС (на сумму 8 млрд. долл.) [2]. Одновременно с этим Турция предоставила правительству М.Мурси заем на сумму 2 млрд. долларов.
Кроме того, необходимо отметить, что универсальное и понятное исламистское послание «Братьев-мусульман», трансляции которого активно способствует Катар (власти эмирата даже запустили специальный телевизионный канал по событиям в Египте - «Al Jazeera Mubasher Misr»), представляет реальную угрозу не только региональным позициям Саудовской Аравии, но и просто выживанию королевского режима [1]: Эр-Рияд в ходе событий «арабской весны» столкнулся как с проблемами среди шиитского населения, которое составляет абсолютное большинство нефтеносной Восточной провинции, так и с кризисом легитимности правящей династии Аль Сауд. В результате Саудовская Аравия полностью запретила ассоциацию «Братья-мусульмане» и начала более активно поддерживать, спонсировать и вооружать не только оставшиеся дружественные силы и режимы [17, c. 113-134], но и радикальных исламистов, прежде всего салафитов [10, c. 155-165].
В этой связи последовали дальнейшие ответные действия правящей семьи Аль Сауд [17, c. 113-134], которая поддержала военный переворот 3 июля 2013 года против первого избранного Президента Египта М.Мурси и «Братьев-мусульман» [8, c. 42-52]. После переворота часть египетских представителей движения «Братья-мусульмане» нашли убежище на территории Катара, вследствие чего уже в марте 2014 года Саудовская Аравия, ОАЭ и Бахрейн отозвали своих послов из Катара.
Переходя ко второму направлению - складыванию «оси» Турция - Катар - Иран5, заметим, что Саудовская Аравия активно препятствовала этому процессу еще до Катарского дипломатического кризиса [27, c. 11-20], однако именно он ускорил формирование и кристаллизацию этого хрупкого, но чрезвычайно могущественного альянса [12, c. 370-428]. Прежде чем говорить о его влиятельности, заметим, что именно к этой новой политической реальности оказалась не готова Саудовская Аравия: США сдержанно отреагировали как на начало военного присутствия Турции в Катаре, так и на контакты и развитие сотрудничества властей эмирата с режимом Хаменеи, ограничившись лишь формальными заявлениями. Все лоббистские усилия Эр-Рияда в Вашингтоне, направленные на давление и стимулирование санкционного режима против Дохи, закончились практически безрезультатно [4, c. 79-83]. Позже США подтвердили свою поддержку правящей семьи Аль Тани и согласились на расширение военной базы Аль-Удейд, находящейся в Катаре.
Совместные действия Катара и Турции не ограничивались Египтом и традиционной поддержкой ХАМАС в секторе Газа. «Братья-мусульмане» активизировались в Тунисе, где близкой их движению «Ан-Нахде» («Партия возрождения») при финансовой поддержке Дохи и Анкары удалось одержать победу на выборах в октябре 2011 года и сформировать правительство [12, c. 370-428].
Катарско-турецкий альянс был активен и в Сирии, где стремился усилить и поддержать местный филиал движения «Братья-мусульмане» [24], чтобы он пришел на смену режиму Б.Асада. Следует отметить, что на начальном этапе гражданской войны в Сирии катарско-турецкий альянс и Саудовская Аравия преследовали общие цели, имея заинтересованность в ослаблении позиций САР в регионе [6]. Они пытались свергнуть режим Б.Асада, а потому совместно с США поддерживали вооруженные формирования, сражающиеся против сил сирийского правительства [3, c. 1-14]. Вместе с тем периодически между группировками, получавшими поддержку от Саудовской Аравии, и теми, кого финансировал Катар, происходили вооруженные столкновения [7, c. 86-99]. Катар предоставил лояльным группировкам помощь на сумму более 3 млрд. долларов [11, c. 11-51], при этом значительная часть данной финансовой помощи была использована для закупки турецких вооружений и боеприпасов, а также для строительства и обустройства тренировочных лагерей на территории Турции.
С другой стороны, складывание «оси» Анкара - Доха - Тегеран началось с постепенного сближения Катара и Ирана. Необходимо отметить, что еще при Хамаде бин Халифе Аль Тани Доха, действуя в качестве временного члена Совета Безопасности ООН, выступала против резолюции 1696, требующей от Ирана приостановить обогащение урана под угрозой экономических и дипломатических санкций в 2006 году. Кроме того, в 2010 году Катар подписал с Ираном соглашение о сотрудничестве в целях борьбы с терроризмом и содействия сотрудничеству в области безопасности [17, c. 113-134]. При Тамиме бин Хамаде Аль Тани Катар и Иран активизировали переговоры по эксплуатации разделенного между двумя странами месторождения природного газа. Катар приветствовал заключение ядерной сделки с Ираном - Совместного комплексного плана действий, соглашения о ядерной программе 2015 года, согласованного постоянными пятью членами Совета Безопасности ООН, Германией и Ираном.
Сделка усилила опасения Саудовской Аравии по поводу региональных устремлений Ирана, стала поводом для обвинений в адрес руководства этой страны в организации гражданских протестов в арабском мире, ведении прокси-войны с саудовскими силами и союзниками в Йемене, Сирии, Ливане и Бахрейне, в попытках убедить шиитское население, проживающее в разных арабских странах, выступить против законных правительств, поддерживаемых Саудовской Аравией.
Воспринимая Иран как важного союзника для обеспечения своей национальной безопасности в регионе Персидского залива [18], Катар игнорирует заявления об опасности влияния Ирана на шиитов, даже имея собственное шиитское меньшинство, составляющее около 10% населения. Это объясняется тем, что шииты в Катаре практически неотличимы от граждан-суннитов: они одеваются и говорят одинаково, в отличие от Бахрейна или Саудовской Аравии, где существуют заметные различия в одежде и акценте; ведут тот же образ жизни и разделяют общие культурные ценности с катарскими суннитами; интегрированы с остальным обществом и не создают проблем в области безопасности для правительства Катара, сочетая в себе мусульманскую веру шиитов и катарскую идентичность [17, c. 113-134]. В Саудовской Аравии, Кувейте, Бахрейне и ОАЭ шиитское меньшинство не интегрировано с остальным населением и подчеркивает свою идеологическую и религиозную близость с шиитским Ираном.
Находясь в состоянии блокады с 2017 года, одним из условий снятия которой заявлен разрыв любых отношений между Катаром и Ираном [9, c. 53-61], Катар продолжает официально поддерживать право Ирана на использование ядерной энергии в мирных целях, высокопоставленные представители катарского оборонного ведомства регулярно призывают восстановить иранское ядерное соглашение 2015 года, Катар заявляет, что не присоединится и не поддержит никакие враждебные меры против Ирана [16].
Третья проблема катарско-саудовских отношений - это поддерживаемая Катаром деятельность телеканала «Аль-Джазира» и его критика в отношении Саудовской Аравии. Репортажи критического характера, выпускаемые в эфир журналистами «Аль-Джазиры», воспринимаются Саудовской Аравией как угроза выживанию саудовского режима. «Аль-Джазира» уже стала одним из наиболее влиятельных инструментов «мягкой силы» Катара, сыграла значимую роль в освещении протестов в арабском мире во время «арабской весны». Деятельность «Аль-Джазиры» - один из главных побуждающих и мотивирующих компонентов для революционных движений по всему Ближнему Востоку, при этом Катар использовал ее для управления своим влиянием в регионе для поддержки революционных движений в Тунисе, Ливии, Египте и Сирии, что вызывало негативную реакцию у Саудовской Аравии [17, c. 113-134]. В качестве ответной меры Саудовская Аравия усилила поддержку созданного в 2003 году в ОАЭ телеканала «Аль-Арабия» [23], который, как отмечает О.С.Чикризова [14, c. 545-565], является частью публичной дипломатии и результатом согласованных усилий Саудовской Аравии и ОАЭ по доминированию в сфере спутникового и кабельного телевидения в арабском мире.
Проблемы в отношениях между Катаром и Саудовской Аравией усугубляются соперничеством между этими двумя странами на территории Йемена. Катар имеет тесные связи с проживающими на территории Йемена хуситами, так как еще в 2004-2007 годах эмират помог им заключить перемирие с правительственными силами. При политической, финансовой и медийной поддержке Катара йеменская политическая партия «Ислах», имевшая идеологическую связь с движением «Братья-мусульмане», к концу правления А.А.Салеха стала одной из наиболее влиятельных оппозиционных групп на территории Йемена и в 2011 году совместно с кланом Ахмаров была одним из организаторов протестов против действующего режима А.А.Салеха. Обвиняемый Саудовской Аравией в поддержке хуситов Катар на протяжении нескольких лет оказывал Йемену гуманитарную помощь, в том числе занимаясь строительством школ, больниц, жилья для бездомных. В 2017 году Катарское общество Красного Полумесяца завершило строительство домов в районе Моха-Таиз для 160 бедных йеменских семей [12, c. 370-428].
Зная об этом, после объявления блокады Катара в 2017 году йеменская активистка и лауреат Нобелевской премии Т.Карман написала о Саудовской Аравии и ее союзниках, что «те, кто сейчас осаждают Катар, уже долгое время осаждают Йемен и убивают его граждан, стремясь расколоть страну», а потому из-за их незаконных действий Катар вынужден расплачиваться «за свою поддержку борьбы йеменских граждан за свободу и достоинство» [5]. Основной причиной конфликта между Катаром и Саудовской Аравией в Йемене является многолетнее представление Саудовской Аравии о Йемене как об исключительно своей сфере интересов, а потому она обвиняет Катар во вмешательстве во внутренние дела Йемена, в саботаже всех попыток Саудовской Аравии разрешить кризис в Йемене политико-дипломатическими методами и в усиливающейся вследствие этого фрагментации страны.
В целом можно сделать вывод о том, что четыре основных направления во внешнеполитической деятельности Катара являются базисными точками не только стратегического конфликта между Дохой и Эр-Риядом, но и всей парадигмы региональных отношений внутри ССАГПЗ и в Персидском заливе, оказывают значительное влияние на весь Ближний Восток, Северную и Центральную Африку. К финансовому и политическому противостоянию между Катаром и Саудовской Аравией на территории многих арабских государств, включая Египет, Ливию, Тунис, Сирию, Йемен, информационному противоборству между телеканалами «Аль-Джазира» и «Аль-Арабия», к конкуренции в борьбе за американскую поддержку в 2020 году добавились острый экономический кризис и «драматичное» падение цен на углеводороды, вызванные пандемией нового коронавируса. При этом Саудовская Аравия опять оказалась в гораздо менее выгодной позиции, так как обладает значительным населением, перед которым Эр-Рияд имеет серьезные социальные обязательства.
Катар, напротив, наиболее легко проходит кризисный период и даже делает новые тактические успехи (например, приобрел дополнительное влияние на турецкую экономику и турецкую национальную валюту - лиру, которые оказались чрезвычайно зависимы от долларовых кредитов Катара). Это связано с тем, что хотя общее число жителей Катара приближается к 3 миллионам, однако сами катарцы, перед которыми и только правительство несет финансовые обязательства, составляют лишь около 10,5 процента [21]. Именно из-за этого даже в условиях снижения доходов от продажи натурального газа у Катара остается серьезный «свободный денежный поток», который приобретает особое значение во время продолжающегося кризиса.
Вместе с тем эта история победы Давида над Голиафом может легко превратиться в геополитическую пиррову победу Дохи [26]. Продолжительное эмбарго создало структурную, военную, продовольственную и материально-техническую зависимость от Турции и Ирана - двух стран, чрезвычайно далеких от Катара по культурным, религиозным, этническим и стратегическим задачам. Саудовская Аравия, напротив, сталкиваясь с тактическими неудачами и даже среднесрочными проблемами, остается верна своему магистральному курсу, в котором она преследует долгосрочные цели и опирается исключительно на США как главного стратегического союзника.
Таким образом, перспективы развития парадигмы отношений между странами Персидского залива, и прежде всего внутри ССАГПЗ, можно было бы с некоторой уверенностью описать графиком синусоиды (где пиковым точкам соответствовали бы периоды наибольшей интеграции и снятия противоречий [13, c. 309-317], а точкам минимума - кризисы и дипломатические обострения), если бы не ряд возможных «черных лебедей»6, риски которых уже довольно отчетливо прослеживаются в ближайшем будущем, а именно: династический кризис в Саудовской Аравии, нарастающая политическая нестабильность в США, долгое восстановление мировой экономики после пандемии коронавируса и ряд других. Последствия этих событий (которые могут дать синергетический эффект) представляются выходящими за рамки любых более или менее обоснованных прогнозов.
1Концепция региональной гегемонии активно разрабатывается в рамках неореалистического подхода к анализу международных отношений, которая утверждает, что определяющим в мировой и региональной политике являются взаимоотношения и борьба между государством-гегемоном и его «догоняющим» вторым государством - субгегемоном, например США и СССР во второй половине XX в. Эта модель применяется и к региональным исследованиям, например отношения между Россией и Украиной в СНГ.
2Закономерным последствием «арабской весны» и усиления соперничества стали два дипломатических кризиса, первый из которых (кризис 2014 г.) удалось разрешить при посредничестве Кувейта и Омана, а второй - 2017 г. - продолжается по настоящее время.
3Террористическая организация, запрещенная в РФ.
4Такой «альянс», где Катар играет роль связующего звена, стал возможен из-за серьезных проблем в отношениях между США и Турцией.
5Отношения между Катаром и Турцией тесно связаны с первым направлением - поддержкой «Братьев-мусульман», так как эта ассоциация в значительной мере является совместным проектом двух стран.
6Теория, рассматривающая редкие, сложно предсказуемые и имеющие значительные последствия события, которые вместе с тем после наступления, в ретроспективе, имеют рациональный характер и объяснение. Автор теории - философ, писатель и историк Нассим Талеб.
Источники и литература
1. Аль-Макбали Мазин Саид. Религиозный фактор развития дипломатического кризиса вокруг Катара в 2017 г. / The Religious Factor in the Development of the Political Crisis in the Persian Gulf // Вестник Пермского университета. Серия: Политология. 2018. №4. С. 182-184.
2. Бартенев В.И. Помощь стран Персидского залива постреволюционному Египту: логика, динамика, системное влияние // Вестник РУДН. Серия: Международные отношения. 2019. №4. С. 566-582.
3. Васецова Е.С. Борьба международной коалиции во главе с США с «Исламским государством» // Вестник Московского государственного областного университета. 2018. №1. С. 1-14.
4. Гукасов А.В. Место и роль Саудовской Аравии и Катара в ближневосточной политике США // Новое слово в науке и практике: гипотезы и апробация результатов исследований. 2014. №12. С. 79-83.
5. Демченко Д.А. Религиозный фактор во внешней политике стран Персидского залива: Дисс. канд. полит. наук. Пятигорск, 2020.
6. Джаззан Ф.З. Отношения Сирийской Арабской Республики со странами Персидского залива (1990-2017 гг.): Дисс. канд. истор. наук. М., 2018.
7. Долгов Б.В. Сирийский конфликт на новом этапе: международное измерение // Перспективы. 2018. №3(15). С. 86-99.
8. Егорова О.А. Правление Мухаммеда Мурси в Египте: исторические уроки // Право и политика. 2017. №11. С. 42-52.
9. Зинин Ю.Н. Суннитско-шиитская эскалация как фактор нарастания террористической угрозы // Международная аналитика. 2017. №4. С. 53-61.
10. Карякин В. Саудовская Аравия и Катар - провозвестники нового арабского халифата? // Россия и мусульманский мир. 2012. №11. С. 155-165.
11. Фитин В.П., Иванов С.А., Горбатова В.В., Соснов Г.И., Махмутова М.И., Тарасенко Д.А. Турция и арабский мир: проблемы взаимодействия // Проблемы национальной стратегии. 2019. №6(57). С. 11-51.
12. Хайруллин Т.Р., Коротаев А.В. Турецко-катарский альянс в борьбе за региональное лидерство // Системный мониторинг глобальных и региональных рисков. Социально-политическая и экономическая дестабилизация: анализ страновых и региональных ситуаций в мир-системном аспекте. Волгоград, 2018. С. 370-428.
13. Ханалиев Н.У. О перспективах политического единства монархий Персидского залива // Власть. 2019. №6. С. 309-317.
14. Чикризова О.С. Саудовская модель развития для «мира ислама»: особенности и ограничения // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2019. Ч. 19. №4. С. 545-565.
15. Al Shafi K. Three Years of Victory // The Peninsula Qatar’s Daily Newspaper. 2020 // URL:https://thepeninsulaqatar.com/editorInChief/05/06/2020/Three-years-of-victory (дата обращения: 16.07.2020).
16. Asmar A., Hasaj H. Just How Important Is the Rift Between Qatar and the Saudi Arabia-led Quartet? // The Council on Foreign Relations (CFR). 2020.
17. Bilgin A.R. Relations Between Qatar and Saudi Arabia After the Arab Spring // Contemporary Arab Affairs. 2018. Vol. 11. №3. Р. 113-134.
18. Cafiero G., Behravesh M. Why Doha should worry: The Case for an Iran-Qatar non-aggression pact. Middle East Institute. 2019.
19. Cause G. The International Relations of the Persian Gulf. Cambridge University Press, 2010.
20. Guzansky Y. The Foreign-Policy Tools of Strategic Powers: Strategic Hedging in the Persian Gulf. Middle East Policy Council. 2015.
21. Jure Snoj. Population of Qatar by nationality - 2019 report. Priya Dsouza Communications Agency // URL: https://priyadsouza.com/population-of-qatar-by-nationality-in-2017 (дата обращения: 16.07.2020).
22. Kamrava M. Mediation and Qatari Foreign Policy // Middle East Journal. 65(4). 2011. Р. 539-556.
23. Owen Jones M. Qatar blockade: Saudi-led disinformation war is the tip of the iceberg // Middle East Eye. 2020.
24. Roberts D. Reflecting on Qatar’s “Islamist” Soft Power. Berkley Centre for Religion, Peace and World Affairs. 2019.
25. Sulaib A. Understanding Qatar’s foreign policy, 1995-2017. Middle East Policy Council. 2017.
26. Why Qatar is at risk with heightened US-Iran tensions // TRT World. 2020.
27. Ulrichsen K. Lessons and Legacies of the Blockade of Qatar // Insight Turkey. 2018. 20(2). Р. 11-20.
