Эвакуация персонала советских учреждений из Германии и стран-сателлитов

Агрессия фашистской Германии и ее сателлитов потребовала радикальной перестройки всего государственного аппарата Советского Союза. Главная задача, которая была поставлена перед Наркоматом иностранных дел (НКИД), заключалась в поиске возможных союзников и создании антигитлеровской коалиции. Решить эту задачу предстояло как Центральному аппарату НКИД, так и его заграничным учреждениям. Однако заниматься этим было практически некому¹. В первые же дни войны значительная часть сотрудников Центрального аппарата ушли добровольцами в Красную армию, а сотрудники заграничных учреждений, работавшие в европейских государствах, оказались захваченными германскими фашистами и их сателлитами. 

Вопрос об обмене советских государственных служащих на находившихся в СССР граждан противной стороны возник в первые же дни войны. Советский посол в Швеции А.Коллонтай, пользовавшаяся в Стокгольме огромным авторитетом, смогла уговорить шведов стать посредниками в переговорах об освобождении советских граждан путем их обмена на иностранцев². Сложность практического решения этого вопроса заключалась в том, что количество советских граждан в обсуждаемом «обменном фонде» в восемь-десять раз превышало количество иностранцев. Кроме того, фашистские армии стремительно продвигались к Москве и этот фактор также осложнял переговоры.

Канун войны - особенности дипломатической работы в Берлине и Москве

Перечитывая сегодня архивные документы, фиксирующие события 1941 года, многочисленные и весьма подробные донесения и аналитические записки, направленные в Москву советскими загранучреждениями, поражаешься маниакальным недоверием И.Сталина к созданной им самим и лично контролируемой загранслужбе. Поскольку критика советского руководства военного периода не входит в задачи автора, ограничусь лишь констатацией высокой осведомленности и незаурядных аналитических способностей дипломатов и разведчиков, рисковавших собственной жизнью во имя того, чтобы предупредить Москву о неминуемой агрессии.

Работа и повседневная жизнь германских и советских дипломатов в предвоенные месяцы проходила в мрачной, гнетущей атмосфере - большинство сотрудников обеих сторон понимали, что война начнется неминуемо.

По словам бывшего советника посольства Германии Г.Кегеля, немецкие дипломаты торопливо приобретали ценные произведения искусства, ковры, украшения из золота, драгоценные камни, иконы. Поскольку вывоз этих вещей из Советского Союза был запрещен, они стремились их отправить под видом дипломатического багажа или курьерской почтой. Содержимое множества опломбированных мешков, в которых якобы находилась служебная, дипломатическая почта, на самом деле составляли различные ценности. Освобожденные от таможенного досмотра, эти вещи, следовавшие с женами дипломатов или с другими «особыми» курьерами, регулярно переправляли в Германию.

К концу мая почти все представители германской экономики и торговли, а также семьи дипломатов уехали. Работавших на важных советских объектах специалистов, среди которых были и занятые на сборке оборудования крейсера, проданного Германией, срочными телеграммами «временно» отозвали домой. Уехав, они больше так и не появились ни в Москве, ни в Ленинграде. Прекратились требования НКИД и отраслевых наркоматов направлять им отчеты посольства об осуществлении тех или иных деловых договоренностей в области германо-советских отношений. Многочисленные запросы советских партнеров относительно договорных поставок из Германии оставались без ответа. «Руководящие сотрудники посольства бездельничали. Фашистское правительство в Берлине утратило интерес к своему послу в Москве и к его бумагам»³.

В отличие от германских коллег, количество которых неуклонно сокращалось, многочисленное советское посольство - 325 посольских работников и членов их семей, а также около 700 граждан, находившихся в командировке, - продолжали трудиться в Германии. С учетом того что немецкая сторона практически прекратила все служебные контакты, а официальные лица, в том числе в МИД, упорно воздерживались от встреч с сотрудниками посольства, эффективность работы советских дипломатов снижалась. На Заявление ТАСС от 14 июня, что, «по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы», не последовало никакой реакции. Ни один немецкий журналист о нем даже не упомянул.

Тем не менее наши посольство, торгпредство, другие советские учреждения продолжали работать в обычном режиме; жен и детей домой никто не отправлял, в отпуск выезжать не разрешалось. В этой гнетущей обстановке, в субботу, 21 июня, советское посольство получило из Москвы предписание сделать германскому правительству еще одно чрезвычайное заявление, в котором предлагалось немедленно обсудить состояние советско-германских отношений. Но попытки срочно связаться с германским МИД были заблокированы. Секретарь рейхсминистра Иоахима фон Риббентропа неизменно отвечал, что «рейхсминистр на важном совещании у Гитлера».

На воскресенье, 22 июня, советское посольство в Берлине наметило массовый выезд на природу. События, однако, начали развиваться по другому сценарию. Вот отчет переводчика посла В.Бережкова и его германского коллеги об этом трагическом дне⁴.

В 3 часа ночи дежурный посольства доложил о телефонном звонке из секретариата И.Риббентропа. Министр просил посла срочно подъехать. Несмотря на ранний час, у здания МИД толпились фоторепортеры и кинооператоры. Чувствовалось ожидание сенсации. Когда советские дипломаты, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп, вошли в кабинет министра, тот заявил, что «Советское правительство нарушило договоры с Германией и намерено с тыла атаковать Германию, в то время как она борется за свое существование. Фюрер поэтому приказал германским вооруженным силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».

В.Деканозов назвал германское заявление «наглой, ничем не спровоцированной агрессией». Риббентроп, оправдываясь, сослался на личное решение фюрера и якобы добавил: «Передайте в Москве, что я был против». Попытки посла зачитать ранее заготовленное советское заявление успеха не имели - беседа завершилась.

После заявления И.Риббентропа о начале военных действий посольство окружили эсэсовцы, телефонную связь отключили. В течение дня на работу смогли добраться только те, кто имел дипломатические карточки, то есть помимо дипломатов, находившихся в штате посольства, также и некоторые работники торгпредства.

Если посольство не подверглось нападению, то торгпредство, хотя и обладавшее в соответствии с двусторонними договоренностями дипломатической экстерриториальностью, было в то же утро захвачено гестапо. Полицейские ворвались в здание и выбрасывали папки с документами на улицу. В это время из верхнего этажа, где забаррикадировались шифровальщики торгпредства, валил черный дым. Сотрудники сжигали секретные документы, но служебная печка, предназначенная для уничтожения документов, не вмещала все бумаги. Поэтому им пришлось разжечь огонь прямо на полу, на большом железном листе. Когда эсэсовцы взломали наконец дверь и с ревом ворвались в помещение, они увидели лишь груду пепла. Со зла немцы бросили шифровальщика на раскаленный железный лист.

Всех арестованных сразу же отвезли в гестапо и разместили в одиночных камерах. Пытаясь выведать секретную информацию, их по нескольку раз в день вызывали на допрос «с пристрастием», заставляя подписывать какие-то бумаги. Так продолжалось десять дней, но склонить арестованных к предательству не удалось. Изуродованных побоями их доставили прямо на вокзал в день отъезда посольства из Берлина⁵. 

Советские граждане, находившиеся в служебной командировке вместе с семьями и не имевшие дипломатических паспортов, были подвергнуты жестокому обращению. В ночь на 22 июня гестаповцы вытаскивали их прямо из постелей, не разрешая ни одеться, ни взять с собой хоть что-то из вещей. Всех, включая женщин и детей, сразу же отправили в концентрационный лагерь.

Однако настоящими заложниками войны стали советские моряки. В Штеттине, Данциге и Любеке находилось шесть судов Балтийского морского пароходства, которые доставили в Германию зерно из Ленинграда. Связь с ними пароходство потеряло еще 18 июня. В общей сложности немцы конфисковали 32 советских судна с 900 матросами. Большинство из них в итоге оказались в концлагере Бланкенфельде, под Берлином, судьба многих неизвестна.

Семьи дипломатов, проживавшие на частных квартирах в городе, были доставлены в посольство. Сюда же вскоре начали свозить работников советских посольств и их семьи из всех стран Западной Европы. С узлами и чемоданами, с грудными детьми и школьниками они превратили территорию посольства в цыганский табор. Жилые помещения уплотнялись, люди спали на полу. Не хватало продуктов, и возможностей их закупить не было несколько дней. Лишь после настойчивых требований посла власти разрешили местному торговцу подвозить на машине продукты. 

С самого начала военных действий советскому посольству перекрыли связь с Москвой и отключили все телефоны. Для контактов с МИД было предложено выделить одного сотрудника (им стал первый секретарь В.Бережков), через которого будут вестись переговоры о дальнейшей судьбе советских граждан. В Берлине настаивали на проведении равного обмена, то есть на основе «один к одному», что не устраивало советскую сторону, поскольку помимо дипломатов на территории Германии находились не менее 1 тыс. советских командированных.

Москва ультимативно требовала обмена по принципу «всех на всех». Зная об этом, представители советского посольства в Берлине заявляли, что ни один из них не тронется с места, пока всем находившимся в Германии советским гражданам не будет разрешено выехать на родину.

Переговоры заметно ускорились, когда был согласован вопрос о представительстве интересов воюющих держав. 22 июня посланник Болгарии в Москве И.Стаменов сообщил руководству НКИД, что его страна будет представлять в Советском Союзе интересы Германии и ее союзников, за исключением Италии, интересы которой станет представлять Япония. 28 июня определился и посредник с советской стороны - Швеция.

Позиция Берлина относительно обмена дипломатов была изложена в ноте миссии Болгарии, направленной в НКИД 28 июня. В ней, в частности, предлагалось включить в этот процесс четыре категории германских граждан, а именно: а) членов дипломатического представительства, б) членов консульских представительств, в) лиц со специальной миссией, г) частных лиц. Осуществить эвакуацию предлагалось двумя группами, причем в первую группу с обеих сторон должны быть включены, соответственно, первые три из вышеуказанных категорий, а во вторую - четвертая.

В Москве в целом согласились с этим предложением, продолжая проводить линию советского правительства, которое настаивало на эвакуации аналогичных категорий своих граждан. Не было возражений и против предложения Берлина осуществить эвакуацию двумя группами, причем в первую группу с обеих сторон должны быть включены, соответственно, первые три из вышеуказанных категорий, а во вторую - четвертая.

Уточняя свою позицию, советская сторона включила в состав первой группы всех государственных служащих, являвшихся сотрудниками советского посольства и торгпредства в Берлине, консульств в Кёнигсберге, Вене, Праге и Париже; постоянных и временно командированных сотрудников Народного комиссариата внешней торговли и других наркоматов, находящихся не только в Германии, но и в протекторате Чехия и Моравия, Бельгии, Голландии, Норвегии. В первую группу включены были также сотрудники банка «Гаркребо» (обслуживал кредитование советско-германской торговли) в Берлине; сотрудники ТАСС, представитель Главного управления гражданского воздушного флота СССР, управляющий домом бывшего советского полпредства в Варшаве, советские дипломатические курьеры, а также члены их семей.

Что касается германских предложений, то советское правительство согласилось на эвакуацию в первой группе всех сотрудников германского посольства в Москве, консульств в Ленинграде, Батуми и Владивостоке, представителей германской прессы, германских фирм и учреждений, а также транзитных пассажиров, находившихся на территории СССР.

В качестве наиболее удобного места обмена советское правительство предложило один из пунктов Турции.

Согласование процедуры обмена и списков включенных в него лиц проходило в Москве с посланниками Болгарии и Швеции ежедневно, нередко дважды в день. Практические контуры предстоящего обмена и возможные сроки его проведения вырисовывались в ходе жестких переговоров.

Советское правительство по-прежнему категорически возражало против попыток Берлина ограничить обмен только дипломатическими сотрудниками. Как отмечалось в памятной записке НКИД миссии Швеции в СССР от 29 июня, «советское правительство считает совершенно необходимым произвести обмен всех сотрудников торгпредства и других командированных советских граждан одновременно с дипломатическим и консульским персоналом».

Что касается очередности категорий лиц, подлежащих обмену (этот вопрос поднимался в связи с большим количеством эвакуируемых), то советская сторона считала более целесообразным произвести обмен одновременно, хотя и не настаивала на этом, если германская сторона сочтет более целесообразным произвести обмен в два срока. Однако НКИД готов согласиться с этим лишь при обязательном условии, что в списки эвакуируемых будут включены все советские граждане, перечисленные в вербальной ноте от 28 июня.

Благодаря шведским посредникам, советское посольство в Берлине получало информацию о ходе переговоров. Но весь этот период советские дипломаты были заперты в посольстве, а интернированные сотрудники торгпредства и советские командировочные со своими семьями продолжали находиться в концлагере. Так продолжалось вплоть до 2 июля, когда посольство было опломбировано, а все сотрудники в нескольких составах вывезены из Берлина.

Судьба германского посольства в Москве складывалась более благоприятно. Будучи осведомлены заранее о предстоящей войне, дипломаты действовали по уже разработанному плану.

Бывший советник посольства Г.Кегель вспоминает, что в субботний полдень, 21 июня 1941 года, во дворе посольства развели большой костер, в котором сжигали все секретные документы. Их было так много, что рабочие печи посольства не смогли справиться с такими объемами. 22 июня, в 3 часа ночи поступила шифрованная телеграмма с поручением послу посетить В.М.Молотова и информировать его о начале военных действий. В телеграмме сообщалось также, что посольство Германии в Москве ликвидируется, а интересы германского рейха будет представлять болгарский посланник И.Стаменов.

В 5.25 утра посол срочно запросил приема наркома Молотова, чтобы исполнить полученное из Берлина поручение. Изложив суть вопроса, В.Шуленбург заявил, что он «не может выразить свое подавленное настроение, вызванное неоправданным и неожиданным действием своего правительства».

В связи с началом военных действий посол поставил вопрос о дальнейшей судьбе сотрудников посольства и представителей различных германских фирм и учреждений. Уточнив, что пока не получил инструкций по поводу техники их эвакуации, Шуленбург просил разрешить отправку германских граждан через Иран. При этом он выразил уверенность в том, что доброжелательный подход к этой процедуре советских властей встретит со стороны германского правительства аналогичное отношение.

Вечером того же дня В.Шуленбург направляет В.М.Молотову письмо, в котором официально ставит вопрос о выезде из СССР германского посольства, германских генеральных консульств в Ленинграде, Таллине, Риге, Батуми и Владивостоке, представителей германской прессы и германских фирм, германских граждан, находящихся в СССР по поручению германских органов, членов семейств всех вышеуказанных лиц и германского обслуживающего персонала. Для эвакуации поименованных в прилагаемом списке лиц посол просит предоставить «специальный поезд, состоящий из 6 спальных мягких вагонов и 2 багажных вагонов»⁶.

Дальнейшее рассмотрение этого вопроса состоялось 23 июня в ходе беседы заведующего Центрально-европейским отделом НКИД В.Павлова с послом Шуленбургом и советником Вальтером в посольстве Германии.

Вальтер открыто признал, что вопрос об обмене дипломатов обсуждался с ним неделю назад в ходе его командировки в Берлин. В беседе с высокопоставленным чиновником протокольного отдела он «получил заверение, что если что-нибудь случится, то к персоналу советского посольства и торгпредства будет проявлено самое благожелательное отношение». Ему якобы сказали, что «в этом случае» персонал посольства и торгпредства будет размещен в специально отведенном хорошем отеле Берлина. Что касается эвакуации, то она коснется всего состава торгпредства и посольства в количестве 325 человек. Будет также разрешено выехать соответствующему количеству советских приемщиков, которых насчитывается в настоящее время 700 человек.

С учетом этой предварительной и пока еще неофициальной информации посольство просит разрешить выезд в Германию 70 германским гражданам, представителям германских фирм, находящимся в Ленинграде, 30 германским транзитным пассажирам, задержанным на Ярославском вокзале, а также 32 германским гражданам, которые находятся в пути в транссибирском экспрессе, и еще некоторым германским гражданам.

В ходе беседы В.Шуленбург утверждал, что, зная принципиальную позицию СССР относительно принципа обмена «всех на всех», он будет ходатайствовать, чтобы в обмен на 150-160 указанных германских граждан были выпущены все 700 человек советских приемщиков, являющихся государственными служащими.

Выше уже говорилось о том, в каких условиях оказались советские дипломаты и командировочные в Берлине после объявления войны. Начиная с 22 июня и по 2 июля немцы свозили в посольство дипломатических сотрудников консульств в Кёнигсберге, Вене, Праге и Париже; постоянных и временно командированных сотрудников Народного комиссариата внешней торговли и других наркоматов, находящихся не только в Германии, но и протекторате Чехия и Моравия, Бельгии, Голландии, Норвегии, а также членов их семей. Что касается государственных служащих, командированных различными наркоматами в Германию, то они продолжали находиться в концлагере.

Условия, в которых оказалось немецкое посольство, резко контрастируют с тем, что было в Берлине. Советник посольства по экономическим вопросам Г.Кегель в своем дневнике дает детальное описание событий тех дней.

Кегель отмечает, что после возвращения в 6 час. утра от Молотова Шуленбург вызвал болгарского посланника, которого ознакомил с поручением Берлина выполнять обязанности представителя интересов Германии. Телефон все еще работал, поэтому необходимая информация была доведена до посла Италии и посланника Румынии. В 11 часов Шуленбург принял послов Японии и Италии, а также словацкого посланника. Выходы из посольства еще не перекрыты, можно беспрепятственно передвигаться по городу.

И только в 19 часов сотрудники органов государственной безопасности уведомили жильцов принадлежавших посольству домов, что им следует собраться в посольстве. Прибыло не менее 118 человек. Ввиду скученности людей в служебном помещении и трудностями с ночлегом в 21 час представители Народного комиссариата внутренних дел разрешили части сотрудников переселиться в предоставленный им дом, куда отправилась группа из 34 человек. Остальные устроились спать в посольстве.

23 июня в 14 часов на обед предлагаются курица с рисом и гороховый суп с сосисками. В 20 часов - холодные закуски. Вечером 24 июня в связи с начавшимися бомбардировками Москвы немцам объявили, что их временно отвезут в Кострому и разместят в доме отдыха. На утро - завтрак на новом месте, просторная и уютная столовая, в которой, в отличие от прохладных и сырых жилых помещений, тепло.

Вечером 2 июля поезд вернулся в Москву. Болгарский посланник Стаменов сообщил дипломатам, что вопрос об их эвакуации согласован и поезд проследует в Ленинакан, где 5 июля в 18.00 должен состояться обмен.

Эвакуация дипломатов из стран-сателлитов фашистской Германии

Разрыв отношений с союзниками Германии произошел сразу же после начала военных действий. Сценарий эвакуации советских дипломатических сотрудников из стран-сателлитов фашистской Германии был везде одинаковым - утром 22 июня советского посла вызывали в МИД, где ему сообщали о начале военных действий и предлагали немедленно покинуть здание посольства «во избежание недружественных инцидентов». Телефонная связь прекращалась, и выставлялась полицейская охрана, выход сотрудников за пределы территории воспрещался. В центре столицы организовывали антисоветские митинги с последующим шествием демонстрантов к посольству и битьем стекол. К этому процессу подключалась пресса, изобиловавшая антисоветскими статьями.

Примечательный факт - на беседах с руководством НКИД в Москве только послы Румынии и вишистской Франции попытались довольно расплывчато объяснить первопричину действий своего руководства, но на предложение наркома В.М.Молотова изложить конкретные претензии никакого вразумительного ответа советская сторона так и не получила.

В соответствии с указанием из Берлина в качестве представителя своих интересов в Советском Союзе союзники Германии избрали Болгарию. Исключение составила Италия, которую представляла Япония. На просьбу вишистской Франции, адресованную Соединенным Штатам представлять их интересы, американцы ответили отказом, и французам пришлось согласиться с болгарским вариантом. Советские интересы в этих государствах защищала Швеция.

Деятельность посредников - посланников Швеции В.Ассарссона и Болгарии И.Стаменова - была достаточно эффективной. Оба дипломата активно и целенаправленно вели переговоры с воюющими сторонами, привлекая к этой работе в случае необходимости дипломатический аппарат своих стран в соответствующих государствах. Разумеется, основная тяжесть посреднической миссии легла на шведов, поскольку они представляли СССР не только в Германии, но и странах-сателлитах. Как ни странно, главным раздражителем в этой непростой деятельности стал посол США в СССР Л.Штейнгардт, распространявший всевозможные слухи о том, что ввиду скорого поражения Красной армии «немецкое посольство и немецкие граждане отправлены во Владивосток».

В ходе одной из бесед с В.М.Молотовым В.Ассарссон просил его официально пресечь эти слухи. Прославился Штейнгардт и тем, что уже 7 июля потребовал от НКИД срочного разрешения на открытие «консульства США в Свердловске или в каком-либо другом городе в Сибири», поскольку он, дескать, уверен, что в ближайшее время Красная армия не удержит фронт и правительство покинет Москву⁷. Подобная позиция американского посла, разумеется, не облегчала работу посредников.

Финляндия. Наиболее трагично развивалась ситуация вокруг советского коллектива в Финляндии.

21 июня финские войска высадились на демилитаризованных Аландских островах. Персонал советского консульства (31 человек) был арестован. В первый же день войны немцы, которые к тому времени уже управляли северной частью Финляндии, решили скрытно захватить здание советского консульства в Петсамо. Воспользовавшись сильным туманом, они плотным кольцом окружили консульство и стали ломать входные двери. Но двери были дубовые и не поддавались. Тогда трое немцев приставили лестницу к окну второго этажа, где находилась шифровальная комната, и начали выламывать оконную железную решетку. В это время шифровальщик сжигал секретную почту и ему хватило пяти минут, чтобы сжечь шифры и другую секретную информацию. Когда была взломана входная дверь в консульство и в шифровальную комнату, вошедшие немцы увидели только пепел. В отместку они вывели из дома всех мужчин и поставили их лицом к стене с поднятыми руками, женщин заставили собрать домашние вещи, дав всем не более чем полчаса, посадили в военную грузовую машину и отправили в Хельсинки⁸.

Утром 22 июня финские солдаты перекрыли подходы к советскому посольству. Прибывший шеф протокола МИД сообщил о запрете советским гражданам выходить в город без разрешения полиции. Он заверил, что продукты для трехразового питания будут доставляться солдатами. Выезд в город в сопровождении полицейской автомашины разрешался только советнику посольства, на которого были возложены функции официальных контактов с МИД⁹.

23 июня в посольство прибыли начальник консульского отдела МИД и советник шведского посольства. Они информировали о том, что сотрудники всех советских учреждений в Финляндии в течение трех дней должны подготовиться к отъезду на пункт обмена дипломатами, находящийся на болгаро-турецкой границе. При этом начальник консульского отдела сообщил, что задержанные полицией 23 советских инженера, находившиеся в Финляндии в качестве представителей советских государственных органов по делам советских заказов финляндским фирмам, будут переданы только при условии передачи финским властям военных, задержанных за нелегальный переход государственной границы СССР.

В переговорах при посредничестве шведских дипломатов финляндская сторона настаивала на обмене только дипломатических и консульских сотрудников, назначив дату обмена - 8 июля. Советская сторона категорически возражала против подобных условий, о чем в жесткой форме было заявлено в том числе в Памятной записке НКИД, адресованной миссии Швеции как государству-посреднику.

В этом документе указывалось, что 24 июля при эвакуации из Хельсинки сотрудников дипломатической миссии, а также торгпредства и консульства СССР в Финляндии официальные финские власти допустили грубое и оскорбительное обращение с бывшим посланником СССР в Финляндии П.Д.Орловым и другими лицами советского дипломатического и консульского персонала. В Памятной записке отмечались противоправные действия финских властей, выразившиеся в том числе в насильственном выдворении советских работников из помещения миссии и вывозе их с применением грубого насилия с территории миссии. Все это в отсутствии официальных представителей МИД. Таким образом, вместо нормальной, с соблюдением элементарных правил, предусмотренных международными нормами и обычаями, эвакуации дипломатического состава и служащих официальных советских учреждений в Хельсинки имела место грубая полицейская высылка.

Что касается насильно задержанных и заключенных в концентрационный лагерь в Финляндии 23 советских инженеров и других должностных лиц, находившихся в Финляндии в качестве представителей советских государственных органов по делам советских заказов финляндским фирмам, то советское правительство заявило, что обмен миссиями может состояться только при присоединении перечисленных 23 советских граждан к составу советских миссии, торгпредства и консульств.

В результате взаимная передача советских и финляндских граждан состоялась 31 августа на предложенных Советским Союзом условиях.

Франция. После поражения Франция перестала играть роль великой державы, а Париж из политического центра мира превратился в тихую провинцию, придавленную сапогом оккупантов. Однако, несмотря на фактический захват страны гитлеровцами, Советский Союз продолжал поддерживать дипломатические отношения с правительством Петена. Советское посольство некоторое время «кочевало» вслед за французским правительством по дорогам Южной Франции и наконец остановилось в курортном городке Виши, оставив в Париже генконсульство¹⁰.

Хотя правительство Петена выполняло роль марионетки, СССР был заинтересован сохранять там свое присутствие, рассматривая его как единственную возможность находиться в тылу фашистской Германии. Приоритеты в работе посольства были направлены на максимальную поддержку находившихся во Франции в силу разных обстоятельств советских граждан, прежде всего бойцов интернациональных бригад, перешедших из Испании после падения Республики. Пытались вырвать из лагерей и других антифашистов.

Наибольшие тяготы легли на парижское генконсульство, работавшее в условиях фашистской оккупации, без связи с Москвой и своим посольством, поскольку выезды в южную, «свободную зону», были крайне затруднены¹¹.

Несмотря на неминуемую опасность войны, советское присутствие во Франции оставалось весьма многочисленным, по количеству сотрудников оно значительно превышало другие диппредставительства. В июне 1941 года СССР имел во Франции 25 дипломатов (из них шесть в генконсульстве в Париже) и 61 человек обслуживающего персонала.

Двусмысленность советско-германских отношений привела к трагическим для руководства посольства событиям. Осенью 1940 года временный поверенный в делах СССР при правительстве Петена Н.Н.Иванов был отозван и сразу же после приезда в Москву арестован. Поводом для обвинения в антигосударственной деятельности послужили, как ни парадоксально, его «антигерманские высказывания» в беседах с французскими дипломатами и журналистами, в которых он выражал свое мнение о непрочности советско-германских отношений. На его замену в октябре 1940 года прибыл заведующий 1-м Западным отделом НКИД А.Е.Богомолов¹².

10 июня 1941 г. фашисты потребовали закрытия генконсульства в Париже и выслали его сотрудников во главе с генконсулом Василевским Л.П.

22 июня радио Виши объявило о начале советско-германской войны, но французские власти, видимо, колебались с объявлением войны, поскольку советского посла А.Е.Богомолова вызвали в МИД лишь 30 июня, чтобы сообщить о разрыве дипломатических отношений. Сразу же была отключена телефонная связь, а посольство окружили немецкие эсэсовцы, присланные из Парижа.

Той же ночью, 30 июня, всех сотрудников вывезли поездом в городок Пор-Вандр, неподалеку от испанской границы.

Москва получила официальное извещение о разрыве дипломатических отношений с Францией на день раньше. 29 июня французский посол Г.Бержери сообщил руководству НКИД, что мотивом этого разрыва являются полученные французским правительством данные о том, что «дипломатические и консульские представители СССР во Франции занимались деятельностью, являвшейся посягательством на общественный порядок и государственную безопасность».

Исходя из полученной от французского посла информации, советское правительство в тот же день обратилось к Швеции с просьбой принять на себя защиту интересов СССР во Франции и содействовать обмену советских граждан, находящихся во Франции, на французских граждан, находящихся в СССР. К эвакуации предлагались три категории граждан - члены дипломатического представительства, сотрудники торгового представительства и командированные советские государственные служащие, а также частные лица. В качестве наиболее удобного места обмена предлагался один из пунктов Турции, куда советские граждане должны быть направлены через Италию и Болгарию.

Италия. 22 июня посла Н.В.Горелкина вызвали к министру иностранных дел Г.Чиано ди Кортелаццо, который сделал ему следующее заявление: «Ввиду сложившейся ситуации и в связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия как союзница Германии, будучи солидарна с ней, и как член Тройственного пакта также объявляет войну Советскому Союзу с момента вступления германских войск на советскую территорию, то есть с 5 часов 30 минут 22 июня». Каким-либо официальным документом разрыв отношений не был оформлен.

Вопрос об обмене персонала посольств, добавил Чиано, будет в дальнейшем урегулирован между итальянским и советским правительствами через посольства стран, которые согласятся взять на себя защиту их интересов.

После присоединения Италии к военным действиям Берлина все члены советской колонии съехались в посольство. Кабинеты, салоны, приемные залы и коридоры были заняты под жилье. Спали на полу вповалку. Становилось все труднее с питанием, запасы продуктов почти кончились. Жара на улице доходила до 40 градусов и выше. Телефоны посольства были отключены, нельзя было позвонить даже в МИД Италии.

Только 25 июня, при посредничестве шведской миссии, которой была поручена защита интересов СССР в Италии, советский посол смог сообщить своему правительству об объявлении Италией войны Советскому Союзу.

В этом контексте выглядит весьма странным то, что итальянский посол в Москве А.Россо, приглашенный 25 июня на беседу к замнаркома А.Я.Вышинскому, оказался не в курсе разрыва отношений Италии с Советским Союзом. Сказав, что 22 июня он «слышал по радио, что будто бы итальянское правительство сделало послу СССР в Риме сообщение об объявлении войны Советскому Союзу», он обратился с просьбой проинформировать его о том, насколько такое сообщение соответствует действительности. Кроме того, следует ли принимать меры к отъезду итальянского посольства.

На третий день после объявления войны советское посольство в Риме посетил посланник Швеции, сообщивший о практических шагах, касающихся эвакуации советских граждан из Италии.

В течение почти двух недель, с 26 июня по 5 июля, все 157 сотрудников посольства, аппарата военно-морского атташе, торгового представительства СССР в Италии и члены их семей находились в служебном помещении и вели подготовку к эвакуации. Согласно полученным указаниям, они могли взять с собой только личные вещи. При этом итальянское правительство заявило о готовности гарантировать полную сохранность имущества, принадлежавшего советскому посольству¹³.

Защиту итальянских интересов в СССР взяла на себя Япония. Поскольку советских граждан в Италии в этот период было несравнимо меньше, чем в Германии, переговоры об эвакуации не вызвали трудностей. Было, в частности, согласовано, что всех лиц, подлежащих эвакуации, можно было бы разбить на две группы. К первой группе отнести дипломатических и консульских работников, сотрудников торгпредства и командированных, ко второй группе - частных граждан. Среди наиболее приемлемых путей въезда и выезда первоначально предлагались пункты на иранской или турецкой границе.

В итоге переговоров 3 июля НКИД сообщил японскому посреднику, что советская сторона гарантирует доставку всего состава дипломатического представительства Италии и пяти итальянских граждан, проезжавших транзитом через СССР, на пограничный пункт на советско-турецкой границе в городе Ленинакане к 18 часам по московскому времени 8 июля 1941 года. При этом одновременно 8 июля в 18 часов по московскому времени должны быть доставлены из Италии на турецко-болгарскую границу, в район города Свиленград, все советские граждане тех категорий, которые были поименованы в ноте НКИД от 29 июня 1941 года, а также два сотрудника советской миссии в Греции, ныне находящиеся в Афинах.

По достижении этой договоренности, 5 июля 1941 года, начальник протокольного отдела МИД Италии вручил послу Н.В.Горелкину заверенный список отъезжающих в количестве 167 человек (157 членов советской колонии и десять человек местных советских граждан), и они двинулись по согласованному маршруту - на болгарскую пограничную станцию Свиленград.

Словакия и Венгрия. Сценарий антисоветских выступлений и нападений «представителей общественности» на советские миссии в этих странах проходил явно по германским лекалам.

22 июня в 10 часов утра поверенный в делах СССР в Словакии С.А.Афанасьев был срочно вызван в протокольный отдел МИД, где его известили о начале военных действий. Ему было предложено, чтобы «во избежание возможных неприятностей» дипломаты не покидали здания. По возвращении посла миссия приступила к уничтожению секретных материалов. Телефонная связь была прервана, посольство окружила полиция. Все сотрудники и члены их семей сгруппировались в миссии, началось оформление списков соотечественников. Около 11 часов к посольству подошла толпа местных немцев. В окна полетели камни, подожгли стоявшую у подъезда автомашину.

После того как толпа удалилась, посланник заявил официальный протест МИД, подчеркнув, что поставит об этом в известность советское правительство, с тем чтобы аналогичные контрмеры были приняты в отношении словацкой миссии в Москве.

Через некоторое время в посольство прибыл заместитель заведующего политическим отделом с нотой, извещающей о том, что вследствие тесных отношений, существующих между Словакией и Германией на основе договора о защите, словацкое правительство решило порвать дипломатические отношения с СССР.

22 июня Словакия объявила СССР войну. В 8 часов вечера после митинга, на котором выступали шеф управления пропаганды Гашнар и руководитель словацких немцев Кармазин, к зданию миссии снова прибыла большая толпа, начавшая громить окна и двери здания. Участники налета принесли с собой железные палки, с помощью которых сорвали цепь у двери подъезда. Но ни через дверь, ни через балкон проникнуть в здание не удалось. Лишь два человека, разбив стекла, влезли в ванную комнату на втором этаже. Видя, что никто за ними не последовал, они, побив все, что можно было разбить, выбрались через окно на улицу.

Женщины и дети были переведены на время налета в более безопасное здание торгпредства. Сотрудники остались в здании миссии. По окончании налета шеф протокола МИД сообщил, что охрану интересов СССР в Словакии взяла на себя Швеция, которая ведет переговоры об условиях эвакуации советских сотрудников.

Отношение к словацким дипломатам в Москве в рассматриваемый период было доброжелательным. В течение трех дней телефонная связь продолжала работать, сотрудники могли свободно покидать здание. И это несмотря на то, что еще 23 июня  посланник Словакии Шимко вручил ноту о разрыве Словакией дипломатических отношений с СССР.

Своеобразный разрыв дипломатических отношений с Венгрией

С 23 по 25 июня состоялись беседы противоречивого содержания посланника Венгрии Ж.Криштоффи с руководством НКИД.

23 июня В.М.Молотов пригласил посланника на беседу, с тем чтобы «проинформироваться у него», какова позиция Венгрии по отношению к начавшейся войне. Примыкает ли Венгрия к той или другой воюющей стороне или стоит на позиции нейтралитета? При этом нарком подчеркнул, что Советский Союз не имеет никаких спорных вопросов в своих отношениях с Венгрией и не имеет возражений по поводу осуществленного за счет Румынии увеличения территории Венгрии.

Посланник выразил благодарность за сказанные им слова, которые он считает выражением доброй воли и которые, по его мнению, соответствуют хорошим отношениям, существовавшим между Венгрией и СССР до сего времени. При этом он заметил, что это - его официальный ответ в отсутствии информации из Будапешта.

Однако в качестве частного лица он может добавить, что, судя по высказываниям прессы и по передачам будапештского радио, нельзя предполагать, что венгерское правительство не имеет враждебных намерений по отношению к Советскому Союзу в связи с войной, которая началась между Германией и СССР.

Однако уже через день, 25 июня, Ж.Криштоффи в ходе встречи с заместителем наркома А.Я.Вышинским сообщил, что имеет указание из Будапешта информировать о решении разорвать дипломатические отношения с СССР. Посланник сообщил, что болгарский посланник И.Стаменов получил из Софии указание взять на себя обязанности защищать венгерские интересы в СССР. Поэтому венгерская миссия просит советское правительство дать ей возможность поддерживать контакт с болгарской миссией для обсуждения всех деталей предстоящего обмена. Посланник высказал пожелание, чтобы ему и его сотрудникам было разрешено выехать в Венгрию через Турцию.

Попытка Вышинского уточнить у венгра причины разрыва отношений без объявления войны внятного ответа не получила. Собеседник лишь сослался на отсутствие у него инструкций.

В Будапеште посланник Н.И.Шаронов был вызван 23 июня в 10 часов вечера к заместителю министра иностранных дел Я.Ворнле, который зачитал ему ноту о решении венгерского правительства разорвать дипломатические отношения между СССР и Венгрией ввиду состояния войны между СССР и Германией. Посланник сразу же спросил: «А объявление войны?» Венгр ответил: «Нет, нет, никакого объявления войны».

Затем Я.Ворнле попросил послать телеграмму в НКИД относительно обмена миссиями и обещал организовать ее отправку из Венгрии через Анкару.

В тот же день у здания миссии было организовано дежурство полиции на нескольких автомобилях, сопровождавших выходивших и выезжавших работников миссии и членов семей. Все сотрудники советских загранучреждений в Будапеште, а также дипломаты, проживавшие на частных квартирах, были переселены в здание миссии. Вся венгерская печать начала дружную антироссийскую кампанию. Чувствовалось, что власти ждут повода для присоединения к германской агрессии. И повод был найден.

26 июня в 13 часов над принадлежавшим тогда Венгрии городом Кошице появились три бомбардировщика с желтыми полосами вокруг фюзеляжей. Они прилетели с юго-востока и, сделав на небольшой высоте круг, сбросили на город бомбы. Дома на центральной улице были сильно разрушены. Несколько человек погибли.

Хотя самолеты были с желтыми полосами, обозначавшими принадлежность машин к авиации стран «оси» - тогдашних союзников Венгрии, венгерские власти, не утруждая себя расследованием, в тот же день объявили, что Кошице бомбили советские ВВС. Версию о «советском нападении» доложили главе государства - регенту М.Хорти, и тот немедленно санкционировал объявление войны СССР, приказав нанести ответный удар по советским военным объектам.

27 июня советский посланник был вновь приглашен в МИД, где его информировали, что ввиду ничем не вызванного нападения советской авиации на город Кошицу Венгрия считает, что СССР и Венгрия находятся в состоянии войны.

В этой связи Я.Ворнле сообщил, что в целях безопасности правительство решило переместить русских дипломатов в село Ольшегод, в 20 км от Будапешта, куда миссия должна выехать немедленно.

8 июля сотрудники миссии выехали вместе с прибывшими в Венгрию коллегами из Словакии в поезде, состоявшем из мягких вагонов и вагона-ресторана, а 16 июля они прибыли в составе 62 человек, включая женщин и детей, на советскую границу.

Румыния. Архивные материалы, посвященные выезду советских дипломатов из Бухареста и их румынских коллег из Москвы, свидетельствуют о разном отношении соответствующих властей к этому процессу. Как и в других странах-сателлитах, подход к эвакуации советских дипломатов отличался подчеркнутой грубостью¹⁴.

Это видно, в частности, из отчета начальника протокольного отдела МИД Румынии Г.Лекки об отъезде полномочного представительства СССР из Румынии от 22 июня 1941 года Лекки пишет, что 21 июня в 23.00 он был вызван к министру иностранных дел М.Антонеску, который сказал ему: «Я даю вам историческое поручение. Завтра утром в 7 часов вы позвоните по телефону в советскую миссию и пригласите на 8 часов утра в МИД г-на Лаврентьева, посланника Советов, заявив ему, что имеете специальное поручение от главы правительства потребовать немедленного выезда всех советских сотрудников из Румынии».

В соответствии с поручением Г.Лекки пригласил полпреда СССР в МИД и информировал его, что ночью начались военные действия между Германией и Румынией как ее союзницей, с одной стороны, и Советской Россией - с другой. В этих условиях, чтобы избежать неприятных инцидентов и принимая во внимание воспоминания, оставшиеся в румынском обществе, которое не может забыть условия, когда совершилась оккупация румынской территории в прошлом году, румынское правительство в интересах членов советского посольства советует им покинуть здание посольства немедленно - в течение часа. Лекки подчеркнул, что эта мера якобы направлена на защиту персонала советского посольства. Поэтому полпред может выбрать: или в течение часа сделать суммарную опись имущества посольства, или немедленно опечатать здания посольства в присутствии румынских властей.

Лаврентьев категорически отверг требование экстренного отъезда, заявив, что покинуть здание миссии в течение часа практически невозможно. Кроме того, установление подобного рода срока является прямым нарушением существующих норм. В то же время полпред примет все надлежащие меры, чтобы подготовить миссию к выезду в самый короткий срок. Как только все будет готово, МИД будет поставлен в известность.

По возвращении Лаврентьева из МИД в 8 час. 30 мин. городские телефоны миссии отключили, а на ее территорию вошли агенты сигуранцы и начали занимать подсобные помещения.

Когда миссия СССР в 11 часов под давлением румынских властей собиралась покинуть здание, выяснилось, что она должна выехать в неизвестном направлении.

На требование прояснить маршрут выезда из Бухареста и пересечения румынской границы директор протокольного отдела МИД заявил, что советским сотрудникам и членам их семей предоставлен специальный поезд, который отправится в Берлин, а оттуда совместно с советским посольством в Берлине они будут доставлены в СССР. Если же миссия намерена остаться в здании, то в этом случае румынские власти снимают с себя всякую ответственность и не гарантируют безопасности ее сотрудников. Тем более что румынское правительство не исключает возможность нежелательных для членов миссии инцидентов в результате проявления негодования со стороны румынской общественности.

После указанного заявления все сотрудники покинули в 12 часов 22 июня здание миссии и выехали поездом в окрестности Бухареста, где были изолированы в течение десяти дней. Поскольку румыны отказались предоставить медицинскую помощь 26 заболевшим детям членов миссии,  весь мужской персонал 2 июля объявил голодовку, которая продолжалась до вечера 4 июля.

В результате 5 июля полпреду было вручено письмо шведского посланника Рейтерсворда с извещением о порядке обмена. 8 июля сотрудники миссии, торгпредства и ТАСС в количестве 95 человек и одного советского гражданина - частного лица прибыли на болгаро-турецкую границу, а 14 июля весь состав миссии прибыл в Стамбул, откуда 16 июля началась эвакуация в Советский Союз.

Эвакуация румынских дипломатов из Москвы проходила в гораздо более цивилизационной форме.

Получив доверительную информацию от своих германских коллег о возможном начале военных действий, румынский посланник Г.Гафенку отправил всех женщин посольства 21 июня последним самолетом, вылетавшим из Москвы в Берлин. С ним остались лишь 17 человек, проживавших постоянно в посольстве. В тот же день все секретные досье и шифры были сожжены. Оставалось лишь ждать официального сообщения из Бухареста, но оно задерживалось. 22 июня в 6 часов утра румынам позвонили из посольства Германии и сообщили о начале военных действий.

Вечером 24 июня В.Молотов вызвал Г.Гафенку и сообщил ему, что советское правительство до сих пор не имеет официального сообщения о позиции, занятой Румынией по отношению к войне между СССР и Германией, хотя она участвует в разбойничьем нападении Германии на СССР. Своим нападением на СССР Румыния связала себя с Германией. Может ли в этой связи посланник официально информировать правительство СССР о позиции, которую занимает Румыния?

На вопрос наркома Гафенку ответил, что он не имеет от своего правительства никаких инструкций и может лишь высказать свое личное мнение. По прибытии в Москву десять месяцев тому назад он был принят В.Молотовым и сказал ему «о своем большом желании и о своей твердой воле работать на пользу мира между обеими странами. Он считает, что он лояльно выполнял то, что считал своим долгом. Лично он очень затронут констатацией неудачи своих искренних усилий»¹⁵.

26 июня НКИД СССР обратился к болгарской миссии с просьбой взять на себя организацию обмена советских граждан, находящихся в Румынии, на румынских граждан, находящихся в СССР. В качестве наиболее удобного места обмена советская сторона предлагала один из пунктов Турции. Румынская миссия в Москве 25 июня была закрыта, а весь персонал временно эвакуирован в город Мичуринск, в 300 км от Москвы.

Возвращение на родину

В итоге болезненных переговоров посредникам удалось к началу июля согласовать процедуру рассмотрения документов лиц, подлежащих взаимной эвакуации, пункты обмена и время проведения этой непростой операции. Главное требование Москвы - обмен «всех на  всех» - было соблюдено. Фашистские власти приняли составленные бывшим советским посольством списки советских граждан, интернированных в Германии и на оккупированных территориях. Удалось добиться, что их в ближайшие день-два доставят в Берлин, где к ним допустят советского консула в сопровождении шведского представителя.

Это обещание было выполнено. Советских граждан стали привозить из оккупированных Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии, Финляндии. Дипломатов и членов из семей направляли в посольство, других граждан интернировали в концентрационном лагере на окраине Берлина. Всех арестованных предъявили советскому консулу. Размещенные в бараках, окруженных колючей проволокой, они были голодны и плохо одеты, большей частью только в пижамах, домашних туфлях, а то и босые.

В соответствии с договоренностью, обмен планировалось осуществить в следующем порядке: одновременно и под наблюдением посредников советские граждане должны были перейти из Болгарии в Турцию, а немцы и дипломаты стран-сателлитов - из Советского Закавказья также на турецкую территорию¹⁶.

Судьба советских граждан, не вошедших в подлежащие обмену списки, сложилась трагически. На родину смогла вернуться лишь небольшая часть матросов из состава команд вспомогательных судов, купленных Советским Союзом у Германии. В отличие от других русских моряков, плававших только с «мореходными книжками», они имели при себе советские загранпаспорта, что их и спасло. Матросов поменяли на немцев в августе-сентябре, также через Болгарию и Турцию. Прочие советские граждане остались в концлагерях. Женщин держали в Берлине, мужчин перевели в лагерь для интернированных в баварской крепости Вольфсбург, где многие погибли. Дожить до конца войны удалось немногим, и на родине их встретили неприветливо, поскольку помета «был интернирован» считалась практически «волчьим билетом».

Эвакуация из Германии началась 2 июля двумя поездами - в одном ехали сотрудники посольства СССР в Берлине, в другом - все остальные интернированные советские граждане. Дипломатам и сотрудникам посольства предоставили спальные вагоны с мягкими двухместными купе. Остальные граждане ехали в общих сидячих вагонах третьего класса, причем в каждом купе размещалось по восемь-десять человек.

Очевидец этих событий В.Бережков вспоминает, что из-за страшной скученности условия в поезде интернированных были чрезвычайно тяжелыми. Один мог прилечь только тогда, когда остальные, располагавшиеся на той же скамейке, стояли. Питанием обеспечивали крайне скудным. Из-за отсутствия теплой одежды многие простужались, так как при переезде через Альпы в вагонах становилось очень холодно.

Маршрут поезда пролегал через Прагу, Вену, Белград, Софию, и в каждой из этих столиц в поезд для дипломатов подсаживались советские граждане из персонала консульств и других советских представительств, а в состав с интернированными - командированные в эти страны специалисты. За пять дней пути люди еще больше похудели, одни были простужены, другие страдали от желудочных заболеваний. Никакой медицинской помощи им не оказывали. Только после настойчивых требований посольскому врачу разрешили посетить и осмотреть больных.

В мемуарах бывших сотрудников посольства в Берлине В.Бережкова и В.Семенова, сына советского посла в Виши С.Богомолова, генконсула в Париже Л.Василевского, а также сотрудника посольства в Риме М.Иванова дается подробное описание нелегкого возвращения советских людей на родину, тех унижений и трудностей, с которыми им пришлось столкнуться. Болезненная констатация неравных условий транспортировки эвакуируемых дипломатов и интернированных, а самое главное - постоянная неуверенность в успешном завершении этой необычной для издерганных трагическими событиями людей операции лишь усиливали и без того тяжелую психологическую обстановку¹⁷.

Поскольку описание этих событий не входит в задачу автора, ограничимся изложением служебной справки на имя заместителя наркома С.А.Лозовского «Об эвакуации персонала бывшего германского посольства в Москве».

В ней отмечается, что сотрудники германского посольства были заранее предупреждены о том, что германская колония в Москве будет интернирована во второй половине дня 23 июня. 24 июня немцев отправили в окрестности Костромы, где их разместили в доме отдыха Костромского льнокомбината - одном из лучших в городе. Им предоставили три двухэтажных дома, кухню с обслуживающим персоналом, питание по нормам дома отдыха. Для медобслуживания был прикреплен врач - заведующий поликлиникой НКВД в Костроме, производивший ежедневный обход.

28 июня немцам сообщили о том, что их доставят в Ленинакан для последующего обмена. Перевозка немцев осуществлялась в поезде, состоявшем из одного международного, одного мягкого и трех жестких чистых хороших вагонов с постельными принадлежностями. В пути от Костромы до Москвы немцев кормили бесплатно, а от Москвы до Ленинакана они приобретали продукты за свой счет. Кроме того, утром, в обед и вечером из вагона-буфета по вагонам подавались холодные закуски, также в любом количестве.

Следует отметить, что немцам была предоставлена возможность взять с собой личный багаж в неограниченном количестве. Кроме 300 чемоданов личного багажа были погружены в два пульмановских вагона и прочие вещи, в количестве 470 мест, принадлежавшие сотрудникам бывшего германского посольства. По прибытии в Ленинакан посол В.Шуленбург выразил благодарность за проявленное к германской колонии отношение.

Процитируем и еще один служебный документ НКИД - «Гнусные издевательства немецких властей при эвакуации советской колонии из Германии», составленный по прибытии эвакуированных дипломатов в Москву. В этом отчете дается подробное описание трудностей, с которыми столкнулись советские граждане в этом вынужденном путешествии. В каждом купе состава для интернированных было размещено по восемь-десять человек, поэтому даже сидеть в пути имели возможность немногие. 15 ящиков продуктов, взятых из посольства, были конфискованы. В пути продолжались многочисленные провокации, а гестаповцы распространяли ложные слухи об отмене обмена.

Как показали последующие события, слухи эти были не беспочвенны. Видимо, немцы, под воздействием первых успехов на фронте, стремились воспрепятствовать обмену или, по крайней мере, заставить советскую сторону отказаться от уже согласованного принципа «всех на всех». Поэтому три состава с советскими гражданами несколько дней «гуляли» по Болгарии, а затем возвратились в югославский город Ниш, где простояли десять дней под усиленной охраной, а потом снова вернулись в болгарский Свиленград.

10 июля, когда поезд с немцами уже прибыл в Ленинакан и все было готово к обмену, при сверке списков в них выяснились существенные расхождения. В телеграмме, адресованной болгарским посредником И.Стаменовым послу В.Шуленбургу в Ленинакан, сообщалось, что в Москве идет дополнительная проверка представленных правительством Германии поименных списков, в которых фигурируют 134 германских гражданина. Однако многие из них не указаны в более ранних документах, переданных советскому правительству. Кроме того, в советской группе не хватает 99 человек, которые по-прежнему  находятся в Германии.

Несмотря на очередные серьезные разногласия, советской стороне удалось заставить немцев пойти навстречу и проблемы были улажены.

13 июля поезд с немцами двинулся от Ленинакана к турецкой границе, а составы с советскими гражданами двинулись к границе от болгарского Свиленграда. Обе группы разделяло 1,5 тыс. км турецкой территории. Предстояло одновременно обменять большое количество людей (140 человек с немецкой стороны; больше 1 тысячи - с советской), не считая сопровождающих с обеих сторон и посредников, через которых шли переговоры и обеспечивался обмен.

Поскольку турецкое правительство заявило, что оно не может транспортировать свыше 300 человек в день, то советское правительство предложило начать эвакуацию 11 июля, с тем чтобы германская и советская группы, уже прибывшие на границу, были эвакуированы в течение трех дней частями, примерно по одной трети состава в каждой группе.

Очевидец этой «обменной операции» бывший генеральный консул в Париже Л.П.Василевский вспоминает: «Наступил час обмена. Советских граждан подвезли к границе. Там, среди поля, в палатке находилась турецкая военная рация, а около нее комиссия в составе представителя турецкого МИД и советника посольства в Турции В.Я.Ерофеева. Такая же рация и миссия находились на советско-турецкой границе, у города Ленинакана, в 1,5 тыс. км от первой. По сигналам, передававшимся через рации, начался одновременный обмен и переход на турецкую территорию советской и германской колоний в противоположных частях Турции. 22 июля 1941 года мы прибыли на Курский вокзал Москвы».

Заключение

Возвращение на родину советских граждан - как дипломатов, так и государственных служащих, командированных по линии других ведомств, стало первым крупным успехом  отечественной дипломатии военного времени. В условиях, когда фашистские орды подступали к Москве и речь шла о жизни всего государства, советское правительство жестко отстаивало интересы своих граждан, и в итоге это ему удалось.

Большую роль в этом сыграла посол СССР в Швеции А.Коллонтай, имевшая доверительные связи в шведских правительственных кругах, что позволило ей убедить Стокгольм в необходимости взять на себя роль посредника в германо-советских переговорах. К сожалению, активная работа непосредственных участников этих непростых контактов с представителями воюющих сторон - В.Ассарссона и И.Стаменова - незаслуженно забыта¹⁸. Достойна и более внимательного изучения деятельность турецкой дипломатии по реализации процесса обмена более 1,5 тыс. иностранных граждан на своей территории.

Стойкость советских сотрудников и членов их семей, не поддавшихся в этот трагический период на провокации и требовавших безусловного возвращения на родину, заслуживает уважения. Нельзя не отметить и принципиальную позицию руководителей советских диппредставительств, добивавшихся в условиях жесткого прессинга местных властей репатриации всех заявленных в списках советских граждан.

Сегодня, поминая скорбную дату фашистской агрессии против нашей родины, важно помнить о том, что значительный вклад в достижение победы в этой кровавой войне принадлежит советским дипломатам, которые в предвоенный период боролись за предотвращение германской агрессии, а с первых же дней войны включились в создание антигитлеровской коалиции. Дипломатическая служба всегда была неразрывной частью своего государства и народа. Сохранение памяти о славном прошлом отечественной дипломатии необходимо не только как подтверждение преемственности истории нашей страны, ее славных традиций, но и как пример, достойный подражания для новых поколений российских дипломатов.

¹Исраэлян В.Л. Дипломатия в годы войны (1941-1945). М.: Международные отношения, 1985.

²На дипломатических фронтах / On the fronts of diplomacy. 1941-1945. М.: Кучково поле, 2020. 312 с.

³Кегель Г. В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста. М.: Политиздат, 1987. 463 с.

⁴Бережков В.М. Страницы дипломатической истории. М.: Международные отношения, 1987. 616 с.; Sommer Erich F. Das Memorandum. Wie der Sowjetunion der Krieg erklärt wurde. München. 1981. 429 s.

⁵Akhmedov Ismail. In and out of Stalin’s GRU. A Tatar’s Escape From Rеd Army Intelligence. University Publications of America, 1984. 95 p.; Semjonov W.S. Von Stalin bis Gorbatschow: Ein halbes Jahrhundert in diplomatischer Mission, 1939-1991. Berlin: Nicolai, 1995.

⁶АВП РФ. Ф. 82. Оп. 25. Д. 35. П. 89. Л. 3-4.

⁷Mayers D. The Ambassadors and America’s Soviet Policy. New York: Oxford University Press, 1995. 335 p.

⁸Синицын Е. Резидент свидетельствует. М.: Гея, 1996. 287 с.

⁹Войонака В. Дипломатическая почта. М.: Прогресс, 1984. 284 с.

¹⁰Суту Ж.А. Советские дипломаты и вишистская Франция (1940-1941) М.: Наука, 1999.

¹¹Василевский Л.П. (Тарасов) В оккупированном Париже: воспоминания генконсула: 1940-1941 гг. // Огонек. 1966. №7-9.

¹²Богомолов С.А. В Европе летом 1941 года // Международная жизнь. 1989. №2. С. 127-139.

¹³Иванов М.И. Еду работать в Италию // Дипломаты вспоминают. Мир глазами ветеранов дипломатической службы. Вып. 2. М.: МИД РФ, 1999. 259 с.

¹⁴Gafencu Grigore. Préliminaires de la Guerre à l'Est: de l'Accord de Moscou (21 août 1939) aux hostilités en Russie (22 juin 1941). Paris: Egloff, 1944. 348 p.

¹⁵Gafencu Grigore. Derniers jours de l'Europe: un voyage diplomatique en 1939. Fribourg-Paris: Egloff, 1946. 319 p.

¹⁶Тихвинский С.Л. Наркоминдел и его зарубежные представительства в годы Великой Отечественной войны / Новая и новейшая история. 1997. №4.

¹⁷Осокин А.Н. Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты. М.: Время, 2013. 1160 с.

¹⁸Assarsson V. I skuggan av Stalin. Stockholm, 1963. 237 p.