ENGLISHДо войны Абай шил полковничьи и генеральские папахи из каракуля, что давало ему бронь от призыва в армию. Так было вплоть до начала 1943 года, когда держать за этим занятием способных к строевой службе мужчин сочли нецелесообразным, и Абай был определен подвозчиком боеприпасов для гвардейских минометов. Свою работу он выполнял добросовестно, и до вступления наших войск в Германию был награжден тремя медалями: двумя - «За боевые заслуги» и одной - «За освобождение Варшавы», в которой ему так и не удалось побывать. Это был стандартный набор для честных тружеников войны, не участвовавших непосредственно в боевых действиях.
К слову сказать, за все это время Абай потерял трех боевых подруг (лошадей) и две повозки от прямых попаданий снарядов, а сам был дважды контужен и один раз легко ранен. Какие же это боевые действия? Но дело не в этом. Абай мечтал об ордене, который давался только за конкретный подвиг. Он нужен был ему позарез для сватовства к Айнур, на которую положили глаз еще с десяток претендентов, а ее отец, бившийся с басмачеством в 1920-х годах, будет выбирать не по богатству. Жених должен быть партийным и героическим. В партию Абай без труда вступил, оставалось дело за малым.
К началу 1944 года надобность в гужевом транспорте в реактивной артиллерии отпала, так как для перевозки боеприпасов стали поступать мощные «студебекеры», полученные по «ленд-лизу». Каким-то чудом должность Абая осталась в штатном расписании - видимо, про нее просто забыли. Это сыграло свою положительную роль. Командиры всегда имели под рукой упряжку для разного рода мелких перевозок, а в уличных боях в немецких городах повозка была просто незаменима. «Фаустники» не считали ее достойной целью, а пожилые немцы из Фольксштурма старались в лошадь не стрелять, что значительно облегчало доставку боеприпасов на огневые позиции. Но война шла к концу и планы на получение ордена оставались весьма туманными.
Абай плелся со своей повозкой в колонне дивизиона «катюш», к которому его прикрепили. Командовал дивизионом молодой красивый капитан, очень уважаемый подчиненными за любовь к справедливости и веселый нрав. Возничий шел рядом с новой лошадью, которую звали Дунькой. Это было явно очень умное, работящее и выносливое животное, поэтому он не мог себе позволить присесть на телегу, экономя ее силы для будущих серьезных дел. На пути случилась поломка одной из машин. Капитан велел всем двигаться дальше.
- Поступаете в распоряжение старшины Тищенко, - приказал он мнущемуся возчику боеприпасов, - следуйте далее.
Абай отдал честь и поехал догонять колонну. Вскоре он услышал позади себя стрельбу и, не задумываясь, развернул повозку. Впереди шел нешуточный бой. Группа немцев-окруженцев, прятавшаяся в ближайшем леске, увидев легкую добычу, начала окружать машину. С одной стороны фашисты подобрались так близко, что достаточно было лишь броска, чтобы покончить с оборонявшимися. Примчавшийся Абай, оценив ситуацию, велел Дуньке залечь в канаве, а сам стал вести отсекающий огонь из своего автомата, уложив как минимум троих.
- Ползи к нам, они сейчас опять попрут, - крикнул капитан.
- Запасные диски есть? - обратился он с надеждой.
Абай был запасливым человеком. В его сидоре обнаружилось аж пять полностью снаряженных дисков, которыми он поделился.
Обозленные немцы пошли на приступ, но неожиданно мощно получили по зубам и откатились.
- Еще одна атака, командир, и нам не выдюжить, - сказал кто-то из бойцов.
- Сам вижу, - огрызнулся тот. - Кто взорвет машину?
- Я, командир, - откликнулся водитель, в чьи обязанности, собственно, и входило это сделать при чрезвычайных обстоятельствах.
- Слушай мой приказ! Ефрейтор! Отдайте свой автомат и спрячьтесь в кабине. Остальные бьют врага до последнего патрона. Как закончится стрельба и вы услышите вокруг себя немецкую речь, действуйте!
Капитан отстегнул флягу с водкой и пустил по кругу. Даже не пьющий Абай отхлебнул изрядный глоток.
- Митрофанов, - окликнул капитан. - Ты ведь у нас верующий? Помолись за всех нас.
- Скончался Митрофанов только что, - ответил кто-то.
И тут Абай начал что-то напевно читать на своем языке. Все его внимательно слушали, хотя никто ничего не понимал. Абай закончил чтение, и немцы полезли.
Но кто отменял воинское счастье?
На дороге появился танк. Молодой лейтенант-танкист быстро оценил ситуацию и стал поливать из пулемета подобравшихся близко немцев. Затем развернул орудие и дал два выстрела шрапнелью по разбегавшимся врагам. С остальными разобрались на месте. Стоявшие одной ногой в могиле люди стали приходить в себя. Тяжелее всех пришлось ефрейтору. Он так вцепился в смертную ручку, что ему пришлось влить в рот изрядную порцию водки. Отпустило.
Капитан подошел к Абаю и сурово спросил, почему тот не выполнил его приказ и вернулся.
- Пойдете под трибунал, - отрезал он.
Ошалевший Абай, позабывший вдруг все русские слова, начал что-то быстро бормотать, но увидев, как все вокруг улыбаются, замолчал и опустил руки. Капитан крепко его обнял и расцеловал по-русски. Затем ткнул кулаком в плечо и произнес: «Если бы не ты, азиатская твоя башка, нам всем был бы полный кирдык. Будешь представлен к ордену».
Побывавшие на краю гибели люди подходили к Абаю и молча толкали его в плечо, что было для него гораздо ценнее всех наград на земле.
- А чего ты просил у Бога-то своего? - хитро сощурившись, задал вопрос блатного вида парень, явно бывший уголовник.
- Просил прислать танк, - серьезно ответил Абай.
Первыми начали смеяться танкисты. Затем смех перекинулся на остальных. Проезжавший мимо мотоциклист свернул на обочину и тоже вдруг стал подхихикивать, а затем и вовсе начал сгибаться пополам. Хохотала проходившая мимо пехота. Никто не знал причины этого веселья, но все чувствовали одно - немцев здесь здорово жиманули, натянув их по самое «не хочу», а значит, кому-то уже не придется класть свои жизни на их уничтожение. Война шла к концу…
Когда немного успокоилось, танк стал брать на буксир раненую «катюшу». Капитан подошел к Абаю.
- Где твоя колымага? Надо погрузить убитых.
Тот бросился к обочине. Дунька, исполняя боевой приказ, лежала защищенная с одной стороны повозкой, с другой - откосом дороги.
- Ай, Дунька! Ай, молодца! - суетился Абай, помогая ей вставать. - Надо мал-мал работать.
Убитых было трое. Все остальные были ранены - двое тяжело. Их разместили на броне. Только капитан и Абай не получили ни царапины. Пехота, шедшая теперь нескончаемой лентой, помогла погрузить трупы на повозку. Танкисты сняли шлемы и дали холостой залп из орудия.
Все вокруг тоже немного постреляли, и процессия тронулась. В повозке лежали рядовой Митрофанов, младший сержант Кисинас и рядовой Подноготько. К какой нации принадлежал Кисинас, Абай не мог себе и представить. «Все мы теперь временно русские», - решил он и затянул бесконечную киргизскую песню о том, как на великий народ напали полчища гнусных шайтанов.
Первым на их пути встал Митрофанов-батыр и рубил их огромным мечом, пока сам не был изрублен. И позвал он своего брата, батыра-Кисинаса, и рубился тот беспощадно, пока сам не обессилел от ран. Третий брат Подноготько-батыр смело бросился в гущу врага, но также не сумел их одолеть и пал, изрубленный нечистью. Но рано радовались шайтаны. Задрожала земля под могучей поступью главного Батыра-капитана, который многих из них изрубил, а остальных прогнал навсегда, освободив свой народ.
Песню пришлось прервать, так как на ремонтной машине подъехал старшина Тищенко. Танкисты отцепились, сняли раненых. Тищенко налил в их термос свежего борща, поделился хлебом и вручил им фляжку водки. Помахав на прощанье шлемофонами, они поехали догонять свою войну. Никто не мог поверить, что с момента отъезда Тищенко и до его возвращения прошло всего каких-то сорок минут. Для кого-то - каких-то, а для кого-то - целая вечность…
Передав свой скорбный груз санитарам, Абай заторопился на армейские склады - у Дуньки заканчивался корм. «Завсклад - нехорощий человек, один солома дает. Дунька должен сено кушать, зерно кушать, нельзя один солома», - сетовал Абай.
- Поехали, - сказал вдруг подошедший капитан. - Посмотрим, что там за корма!
Толстомордый наглый сержант опять выписал одну солому и велел Абаю убираться. Подошедший капитан приказал ему оставаться на месте.
- Пойдем, братец, покажешь мне свое хозяйство, - обратился он к толстомордому.
- Покиньте охраняемую территорию, - нагло осклабился тот и от удара в ухо оказался на земле.
- Пойдем, родной, не позорься, - ласково сказал капитан и, взяв его за шиворот, повел на склад, где нашлось и сено, и зерно, и даже какие-то лошадиные витамины.
- Ты у меня, гад, под трибунал сейчас пойдешь! - зашипел толстомордый, но, получив в глаз, стал с ненавистью что-то про себя бормотать.
Капитан вынул из кобуры пистолет, взвел курок и больно ткнул его дулом в лоб.
- Выписывай, сволочь, что положено, и побыстрей. Витамины не забудь.
Загрузившись по полному ранжиру, они тронулись в обратный путь. Капитан завалился на душистое сено и уснул - слишком устал за последние часы. Вечером приехала машина особого отдела и его увезли. Весело переваривающий события дня дивизион поутих, не ожидая ничего хорошего. Тищенко казнил себя за то, что не успел накормить капитана ужином. Другие стали обсуждать перспективы развития событий. Ничего обнадеживающего не вырисовывалось. Дунька жевала нехитрые деликатесы, а Абай чистил ей спину и молился за капитана, который как ни в чем не бывало появился на следующий день к обеду. Жизнь в дивизионе закрутилась по-новому.
Через три дня было объявлено общее построение дивизии - предстоял показательный расстрел перед строем. Привезли толстомордого сержанта. В его вину вменялись систематический подрыв боевой мощи ударной группы прорыва, выразившийся в постоянной невыдаче полноценных кормов гужевому транспорту обеспечения, а также вскрытые случаи воровства. Толстомордый стоял и, видимо, ничего не соображал. Грянул залп, и он сполз на колени, а затем ткнулся носом в землю. Подошедший исполнитель выстрелил ему в затылок из натруженного пистолета. Все это произвело на Абая сильнейшее впечатление.
- Дурной башка. Зачем жадный был? Совсем мертвый теперь лежишь. Зачем воровал? Зачем Дунька сено не давал? Как шакал злой. Теперь помирать.
Подошедший капитан положил ему руку на плечо.
- Нечего его жалеть, Абай! Жил сволочь сволочью. Туда ему и дорога. Несколько мешков барахла изъяли. Одних аккордеонов четыре штуки. Сам ведь, дурак, на себя и написал. Думал, что дядя полковник поможет меня под расстрел подвести. Вот и добился… Таких надо уничтожать - они основная гниль, мешающая жить людям, что на войне, что в мирной жизни…
А до мирной жизни еще надо было пройти через жесточайшие бои на Зееловских высотах и в самом Берлине, где дивизион потерял больше половины своего состава. Немало грязи и пота соскоблил с себя и Дуньки Абай, пока не пришла Она! Победа!
Абай получил свой новенький, красивый орден Боевого Красного Знамени и носил его не снимая, периодически поглаживая. Когда пришла пора демобилизации, хитрый капитан позвал его к себе и вручил интереснейший документ, напечатанный на бланке канцелярии штаба армии с настоящей синей печатью и чьей-то начальственной подписью, который он как-то ненароком умыкнул, будучи там. Бумага гласила, что участник героического штурма Берлина гвардии рядовой Абай за проявленные мужество и героизм награждается лошадью (Дунька), которая переходит в его владение на правах частной собственности. Просьба ко всем воинским и гражданским службам оказывать всевозможное содействие по пути следования, согласно проездным документам и продуктовым аттестатам.
Проездные документы сделали подлинные.
Для Абая и Дуньки выделили половину теплушки и велели засесть там и не «светиться».
Отзвучал гимн Советского Союза, и демобилизованные воины стали грузиться в эшелоны. Капитан стоял на перроне и отдавал честь.
Нескоро добрались до родных мест Абай с Дунькой, но на всем пути следования бумага действовала безотказно, да и люди попадались хорошие.
Соперников у Абая не оказалось - их всех поубивало на войне. Только вот Айнур уже полгода как была замужем за его школьным другом Халилом, который демобилизовался по ранению, да и особенных отличий не имел. Абай оставил в помощь молодым Дуньку и уехал по партийной путевке восстанавливать угольные шахты Донбасса, где вскоре заработал соответствующую медаль. Там же его начали «догонять» награды, которые он не успел получить. В военкомате ему вручили медали «За взятие Берлина» и «За Победу над Германией…», а также весьма уважаемую в солдатской среде медаль «За отвагу», заслуженную им в боях на Кюстринском плацдарме. Когда в торжественные дни Абай надевал свой пиджак, люди дивились количеству его наград и неизменно интересовались, кем же он был во время войны. Его ответ звучал всегда одинаково: «Я был русский солдат. Гвардии рядовой».
