ENGLISHСегодня человечество проходит через болезненный процесс деглобализации. Можно спорить о том, насколько этот процесс был неизбежным, и если нет, то кто конкретно несет ответственность за такое развитие событий. В любом случае уже глобальный финансовый кризис 2008-2009 годов и посткризисный период 2010-2013 годов показали, что о линейном и тем более об экспоненциальном развитии глобализации можно забыть. После этого кризиса некоторые параметры связанности человечества (международная торговля, объемы прямых иностранных инвестиций) с трудом восстановились только к середине прошлого десятилетия, а потом снова обрушились в его конце. В сегодняшнем мире центробежные процессы уже накопили огромную инерцию, и было бы наивным ожидать, что какое-то одно, пусть даже и очень важное событие - скажем, приход к власти в США администрации Джо Байдена - способно их остановить, а тем более обратить вспять.
Тем не менее нет сомнений, что глобализация еще вернется. В этом направлении мир подталкивают два мощных фактора, которые с годами становятся только сильнее, что бы там ни утверждали антиглобалисты. Во-первых, в мире на всех растет давление общих проблем - от изменений климата до угроз новых пандемий, настоятельно требующих объединения усилий глобального социума в интересах общего выживания. Инстинкт самосохранения человеческой популяции так или иначе должен проявить себя. Во-вторых, ускоряется технический прогресс, год от года создающий новые возможности удаленных коммуникаций самого разного рода. Физическое пространство и ресурсный потенциал планеты сжимаются, возможности для географически распределенных моделей работы, учебы и социализации расширяются, и старый афоризм Наполеона о географии как о судьбе все больше теряет свою былую аксиоматичность.
Рано или поздно в мире возникнет и утвердится новая модель глобализации, мало похожая на старую модель начала века, но имеющая ту же направленность и сходные сущностные характеристики. Если отталкиваться от опыта уже далекого кризиса 2008-2009 годов и предположить, что мы на подходе к низшей точке новой «деглобализационной стадии» глобализационного цикла, то можно относительно уверенно прогнозировать очередную смену вектора мирового развития к середине текущего десятилетия. Если внести дополнительную поправку на более сложный и комплексный характер мировых катаклизмов 2020-2021 годов, то момент смены вектора придется сдвинуть как минимум еще на два-три года в будущее - ближе к концу только что начавшегося третьего десятилетия XXI столетия.
Попробуем очертить характерные особенности нового глобализационного цикла, отличающего его от того этапа глобализации, через который человечество прошло в конце прошлого - начале нынешнего века.
Глобализация без гегемона
Глобализации конца XX - начала XXI столетия совпала с историческим пиком международного влияния Соединенных Штатов. Именно американские президенты - от Билла Клинтона до Барака Обамы - определяли главные правила игры в складывающемся глобальном мире. Гегемония США распространялась как на сферу безопасности, так и на сферу развития. Существовавшие многосторонние механизмы - от ООН, НАТО и «G7» до МБРР, МВФ и ВТО - так или иначе отражали американскую повестку дня и более или менее удачно камуфлировали задачи сохранения системы Pax Americana.
Новый виток глобализации будет принципиально иным. Совсем не обязательно именно США должны стать источником и основным драйвером «Глобализации 2.0». Неочевидно, что для перезапуска глобализации потребуется наличие мотивированного глобального гегемона. Более вероятна модель горизонтальной глобализации, основанной на многосторонности, примеры которой уже появляются. Так, в конце прошлого года 15 государств АТР подписали соглашение о создании Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП). Был дан старт крупнейшей в мире зоне свободной торговли, охватывающей территорию с населением в 2,2 млрд. человек и совокупным ВВП в 28 трлн. долларов (примерно треть общемирового). В соглашение вступили как союзники и партнеры США, так и оппоненты Вашингтона. Главным локомотивом ВРЭП выступил не Китай, как можно было бы предположить, а группа стран АСЕАН, работавшая над этим проектом в течение двух десятилетий.
Что же касается Соединенных Штатов, то на новом витке глобализации американскому руководству придется свыкнуться с тем, что Вашингтон не всегда и не везде способен выступать безусловным лидером. Как и все другие страны мира, Соединенные Штаты во многих случаях будут вынуждены довольствоваться ролью рядового участника, а иногда и наблюдателя. Такой переход неизбежно окажется крайне болезненным для тех многочисленных групп политического истеблишмента США, которые сформировались в эпоху биполярного, а тем более однополярного мира.
Глобализация без центра и периферии
На старте «Глобализации 1.0» предполагалось, что ее «волны» будут распространяться преимущественно от экономического, политического и технологического ядра современного мира (условного «совокупного Запада») к его периферии. Передаточными механизмами должны были стать крупные «полупериферийные» страны - Россия, Китай, Индия, Бразилия и т. д. Эксперты предсказывали, что по мере удаления от ядра и приближения к периферии сопротивление глобализации будет нарастать, порождая конфликты, торговые войны, рост изоляционизма и национализма, но до глобального ядра эти импульсы деглобализации будут доходить ослабленными.
Однако в условиях «Глобализации 2.0» ее «волны», скорее всего, будут идти в противоположном направлении - от периферии к ядру, а «совокупный Запад» начнет все чаще отгораживаться от периферии ограничениями миграции, возвращением к протекционизму, репатриацией на свою территорию ушедших ранее производств, подъемом национализма и ксенофобии. Продолжатся сдвиги в соотношении экономических потенциалов глобального ядра и периферии. В 1995 году, в начале «Глобализации 1.0», совокупный ВВП по паритету покупательной способности семи ведущих развивающихся экономик (Китай, Россия, Индия, Бразилия, Индонезия, Турция и Мексика) составлял примерно половину совокупного ВВП стран западной «семерки» (США, Великобритания, Франция, Германия, Япония, Канада и Италия). В 2015 году соотношение потенциалов двух «семерок» сравнялось, а к 2040 году «развивающаяся семерка» по своему экономическому потенциалу превзойдет «развитую» примерно в два раза.
Хотя на данный момент совокупный Запад в целом пока превосходит совокупный неЗапад по включенности в процессы глобализации, вопрос о том, кто станет основным драйвером этих процессов в будущем, пока остается открытым. Возникают сомнения относительно обязательного наличия какого-то единого географического центра «Глобализации 2.0» или связывания глобализации с отдельными группами стран. Развитие глобализации, судя по всему, станет приобретать вид сетевого процесса без четко выраженной географической иерархии. В эпоху «Глобализации 2.0» представления о «ядре» и «периферии» могут потерять прежнее значение, поскольку в любой стране мира найдутся элементы как первого, так и второго.
Устойчивое развитие вместо экономического роста
«Старая» глобализация начала века ассоциировалась с ускорением экономического роста и увеличением личного и общественного потребления. Надо признать, что в годы «Глобализации 1.0» было сделано очень многое для преодоления нищеты и увеличения численности среднего класса, особенно в странах Азии. Развитие международной торговли, рост прямых иностранных инвестиций, выстраивание глобальных производственных цепочек - все это в немалой степени способствовало успехам амбициозных национальных модернизационных проектов.
В итоге сложилось мнение, что «прилив поднимает все лодки», то есть блага глобализации так или иначе окажутся доступными для всех. В каком-то смысле это мнение подтвердилось - среднестатистический житель планеты сегодня живет лучше, ярче и дольше, чем три десятилетия назад.
Но блага оказались распределены далеко не равномерно. За 30 лет глобализация поделила мир на выигравших и проигравших. Причем разделительная линия между первыми и вторыми далеко не всегда проходит между «успешными» и «неуспешными» государствами. Гораздо чаще она проходит внутри государств - между отдельными социальными, возрастными и профессиональными группами, между крупными городскими агломерациями и сельской местностью, между богатыми и бедными регионами. То есть между теми, кто так или иначе «вписался» в новый уклад жизни, и теми, кто «выпал» из него. Например, в Соединенных Штатах за последние 40 лет средние реальные доходы беднейшей половины домохозяйств не только не выросли, но значительно снизились.
В ходе «Глобализации 2.0», наверное, главным критерием успеха отдельных государств станет уже не столько достижение высоких темпов экономического роста, сколько обеспечение перехода к моделям устойчивого развития. Значительно больше внимания будет уделяться вопросам социального равенства, качества жизни, экологической повестке дня, личной и общественной безопасности, борьбе с изменениями климата и пр. Линейное наращивание потребления в любых его формах останется в прошлом, и даже сама концепция «общества потребления» претерпит фундаментальные изменения.
Социальные, а не финансовые драйверы
В авангарде «Глобализации 1.0» всегда стояли транснациональные финансовые корпорации. Интернационализация финансовых рынков, соревнование государств за доступ к иностранным инвестициям, повышение географической и секторальной мобильности капитала - все это тянуло за собой глобализацию в производстве, политике и даже культуре и образе жизни. Но уже в 2008-2009 годах обнаружились пределы этой модели. Глобализм финансового капитала слишком оторвался от национального производства и национальной социальной сферы. В итоге начала набирать силу встречная тенденция «ренационализации» экономических и финансовых национальных стратегий, особенно четко проявившаяся в годы администрации Трампа в США.
Вопреки ожиданиям и надеждам экономистов экономика не одержала окончательной победы над политикой, напротив, политика стала все больше подчинять себе экономику и диктовать решения, весьма далекие от логики экономической целесообразности. Парадоксальным образом процессы глобализации резко расширили возможности формирования глобальных альянсов антиглобалистов, которые сегодня достигли не меньшей эффективности в создании международных коалиций, чем их оппоненты.
Есть основания полагать, что главные драйверы «Глобализации 2.0» будут иметь не финансовую, а социальную природу. Примечательно, что даже сегодня при явном снижении уровней международной торговли и прямых иностранных инвестиций уровень трансграничных информационных потоков продолжает стабильно расти высокими темпами. Пандемия COVID-19, став в краткосрочной перспективе фактором разобщения человечества, способствовала ускорению развития новых коммуникаций, способных стать катализатором процессов формирования первого в истории человечества глобального гражданского общества. По всей видимости, новый запрос на глобализацию будет исходить в большей степени от этого общества, чем от национальных финансовых элит.
Приоритеты справедливости, а не свободы
Глобальные процессы начала века отражали доминировавший в конце прошлого века общественный запрос на свободу. Они стали реализацией программных установок таких лидеров XX столетия, как Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, набирали силу на фоне всеобщего кризиса левых идеологий, вызванного провалом коммунистического эксперимента в СССР и странах Центральной Европы. Представления о тотально свободной в своем выборе, предельно «атомизированной» личности как о будущем идеальном «гражданине мира» пронизывали работы идеологов глобализации - от Жака Аттали до Джорджа Сороса.
Глобальный политический маятник дошел до своей крайней точки и уже во втором десятилетии XXI столетия начал движение в противоположном направлении. Во второй четверти века мы, скорее всего, увидим более артикулированный и более настойчивый общественный запрос на справедливость. Вероятно, нас ожидает очередное возрождение левых идеологий, подъем левых политических движений и партий. Вполне возможно, что общества будут готовы жертвовать частью своей экономической и политической свободы во имя того, что они воспринимают как гарантии справедливости. Можно предсказать усиление налоговой нагрузки на бизнес и обеспеченные слои населения, политически мотивированную цензуру и иные формы управления информационными потоками, ограничения неприкосновенности частной жизни во имя личной и общественной безопасности.
Глобализация, основанная на приоритете справедливости, не может не отличаться от глобализации, отдающей приоритет свободе. Современное общество пока не выработало единых и общепризнанных стандартов справедливости ни для внутренней жизни отдельных государств, ни для международной системы в целом. Это означает, что и в эпоху «Глобализации 2.0» мир будет оставаться в той или иной степени несправедливым - для кого-то менее несправедливым, а для кого-то более. Искусство успешного глобального и регионального управления в этих условиях должно включать в себя умение балансировать между имеющимися в мире или регионе расходящимися пониманиями справедливости.
Множественность игроков вместо государств
В условиях деглобализации идеи национального суверенитета и суверенного равенства государств, невмешательства во внутренние дела друг друга оказываются очень востребованными многими обществами, а тем более национальными элитами, утомленными постмодерном эпохи «Глобализации 1.0». Повсеместно укрепляются позиции чиновников, военных, оборонного комплекса, спецслужб, в какой-то степени и традиционного «производственного» среднего класса. Теряют статус и влияние инкубаторы ролевых моделей начала века - новый креативный класс, частный финансовый сектор, космополитически настроенная часть политических элит, либеральные медиа, интеллектуалы-компрадоры. Мир возвращается в модерн, а в чем-то и вообще проваливается в архаику. Уходят на задний план мировой политики традиционные негосударственные драйверы глобализации, включая университеты, независимые аналитические центры, либеральные средства массовой информации, институты гражданского общества, равно как и глобально ориентированный частный сектор.
Тем не менее усиление государств имеет свои пределы. Акцент на национальный суверенитет не предотвратил ни пандемии коронавируса, ни обвального падения цен на нефть, ни растущей нестабильности валютных курсов. Усиление налогового контроля не привело к исчезновению глобальных офшоров, а жесткий пограничный контроль и визовый режим не помешали миллионам незаконных мигрантов проникнуть в Европу. Несмотря на отчаянные попытки государств усилить свой контроль над трансграничными потоками финансов, товаров и услуг, людей и информации, решительная победа на этих фронтах не достигнута сегодня и тем более не будет достигнута завтра.
Можно предположить, что на этапе «Глобализации 2.0» мы увидим новое усиление негосударственных игроков на мировой арене. Очень многие международные проблемы будущего не имеют решений, иначе как в формате широких государственно-частных партнерств (ГЧП). Например, для того, чтобы блокировать наиболее опасные и дестабилизирующие направления гонки вооружений, необходимо активное участие ведущих корпораций оборонного сектора. Продвижение «зеленой повестки» немыслимо без подключения институтов гражданского общества. В этих ГЧП будущего негосударственные игроки едва ли согласятся на роль инструмента в руках национальных государств. Эти игроки захотят стать не инструментом, а именно партнером - со своими интересами и приоритетами, отличными от интересов и приоритетов государств.
Плюрализм, а не универсализм
Начало эпохи «Глобализации 1.0» совпало с глобальным триумфом идеологии политического и экономического либерализма. Понятия «либеральная глобализация» и «глобальный либерализм» воспринимались если не как синонимы, то, по крайней мере, как неразрывно связанные друг с другом. Одним из ускорителей глобализации и одновременно одним из неизбежных ее результатов должна была стать окончательная победа либеральных экономических и политических моделей во всемирном масштабе. Любые нелиберальные модели развития трактовались в этом контексте как проявления архаики, симптомы непоследовательной и неполной модернизации, препятствующие их носителям удачно «вписаться» в новый глобальный мир.
Сегодня такая причинно-следственная связь выглядит куда менее убедительной, чем три десятилетия назад. Политический и экономический либерализм переживает не лучшие времена; его базовые принципы подвергаются сомнению даже на «историческом Западе», в то время как альтернативные социально-политические и экономические модели демонстрируют не просто устойчивость, но в некоторых случаях - высокую эффективность. Хрестоматийным примером этой новой тенденции может считаться сравнение американского и китайского опытов борьбы с пандемией COVID-19.
Соответственно, при переходе к «Глобализации 2.0» неизбежно встанет вопрос о совмещении планетарного универсализма глобализации с сохраняющимся плюрализмом национальных экономических и политических траекторий развития. Правила игры в глобальным мире должны быть сбалансированы таким образом, чтобы стать одинаково комфортными для большего разнообразия участников, находящихся к тому же на разных ступеньках социально-экономического и политического развития.
«Глобализация 2.0» не будет требовать от всех ее участников обязательного продвижения к либеральной демократии, она должна оказаться способной вобрать в себя участников с самыми различными политическими системами. Многосторонние глобальные проекты будут складываться не столько вокруг общих ценностей, сколько вокруг общих интересов. Вероятно, одним из долгосрочных результатов процессов «Глобализации 2.0» могла бы стать конвергенция отдельных ценностей. Но конвергенция ценностей не будет предварительным условием включения отдельных стран в эти процессы.
Асинхронность, а не синхронизация
Хотя с начала 1990-х годов основное внимание исследователей глобализации было сосредоточено на ее финансово-экономических измерениях, глобализация, по крайней мере с конца ХХ столетия, воспринималась как комплексный процесс, воздействующий на все стороны человеческой жизни. Предполагалось, что финансово-экономическая глобализация с неизбежностью потянет за собой, как локомотив железнодорожные вагоны, глобализацию социальную, культурную и политическую и что человечеству удастся как-то синхронизировать динамику глобализации во всех этих сферах. Взаимодействуя друг с другом, данные сферы будут порождать кумулятивный эффект, ускоряя глобализацию в целом. Вероятно, эта мифологема была связана с тем обстоятельством, что у истоков большинства теорий глобализации стояли экономисты и технократы. Соответственно, экономический и технократический детерминизм этих взглядов не должен вызывать удивления.
На деле выяснилось, что «сопротивляемость» глобализации в одних сферах человеческой жизни заметно выше, чем в других. Более того, процессы интеграции и унификации не связаны отношениями линейной зависимости. А потому синхронизировать процессы экономической глобализации и, скажем, политической глобализации нигде не получается. Растущий разрыв между экономикой и политикой оказался самым опасным для будущего процессов «Глобализации 1.0» в целом: императивы экономики требовали стратегических, системных, глобальных, континентальных, многосторонних решений, в то время как потребности политики выдвигали на первый план тактические, конъюнктурные, локальные, односторонние приоритеты.
«Глобализация 2.0» будет асинхронной, то есть она будет предполагать различную скорость глобализационных процессов в различных областях. Например, резистентность национальных культур по отношению к наступлению глобальной массовой культуры не будет восприниматься как препятствие для экономического измерения глобализации. Процессы объединения человечества будут органично дополняться усилиями обществ по сохранению своих традиций и своей неповторимой индивидуальности. Гармонизация общего и особенного в мире и в отдельном государстве в условиях асинхронности процессов глобализации потребует таких «тонких настроек» управления, о которых сегодня можно только догадываться.
Ситуативные коалиции, а не жесткие союзы
«Глобализация 1.0» основывалась главным образом на западных институтах развития и безопасности, сохранившихся после окончания холодной войны. Предполагалось, что географическая и функциональная экспансии этих институтов в итоге позволят объединить человечество и решить стоящие перед ним задачи. Однако очень скоро эти институты, включая НАТО и Европейский союз, обнаружили свою ограниченность, а в некоторых случаях даже ущербность. А попытки создания новых организаций продемонстрировали наличие «институциональной усталости», часто не позволяющей этим организациям выйти за рамки клубного формата.
Основные международные организации, хотелось бы надеяться, в эпоху «Глобализации 2.0» еще сохранятся. Но значительная часть международной активности будет бурлить не вокруг и не внутри жестких бюрократизированных институтов, а вокруг конкретных проблем - политических, социальных, экологических и др. Старые иерархии будут постепенно терять свое значение, термины «сверхдержава» и даже «великая держава» все чаще станут восприниматься как архаичные и мало что объясняющие в современной жизни.
Для решения этих конкретных проблем будут формироваться подвижные ситуативные коалиции участников, причем не только из числа национальных государств, но также с подключением частного сектора, институтов гражданского общества, других участников международной жизни. Проблемно-проектный подход к международным проблемам не свободен от недостатков и несовершенств, но он может оказаться более практичным и, следовательно, более востребованным в будущем, чем старый институциональный подход.
Противостояние не Запада и Востока, а Севера и Юга
Существует расхожее мнение, что «Глобализация 1.0» начала века споткнулась о противостояние США и Китая. Считается, что текущий системный кризис ускорит движение мировой политики и экономики в направлении американо-китайской биполярности и главный вопрос грядущего миропорядка сводится к тому, насколько жесткой или гибкой окажется в итоге эта биполярная конструкция. С подобной логикой, наверное, можно согласиться, если речь идет о самом ближайшем будущем, ограниченном горизонтом нескольких лет. Однако, заглядывая в грядущую эпоху «Глобализации 2.0», представляется вероятным, что биполярность мировой политики и экономики будет все больше выстраиваться не по оси «Запад - Восток», характерной для прошедшего столетия, а по оси «Север - Юг».
Разумеется, грани между Востоком и Западом не сотрутся в течение долгого времени. Китайская модель модернизации на протяжении многих десятилетий будет существенно отличаться от западной модели. Но все же, чем дальше в будущее мы заглядываем, тем больше оснований мы находим для того, чтобы отнести Китай (как и Россию) к условному глобальному Северу. Достижение исторического компромисса между США и Китаем потребует политической воли, настойчивости, терпения и гибкости от обеих сторон, но общие контуры такого компромисса в целом понятны. В то же время нет оснований надеяться на то, что глобальный Север выступит с последовательной и комплексной стратегией содействия глобальному Югу, подобной плану Маршалла, реализованному Соединенными Штатами в Западной Европе после Второй мировой войны.
Напротив, нельзя исключить возможный подъем расизма и ксенофобии, который также будет способствовать дистанцированию «совокупного Севера» от проблем глобального Юга. В наихудшем варианте мы увидим реализацию стратегий «американской», «европейской» и даже «китайской» крепостей, предполагающих сворачивание экономических, политических и гуманитарных связей с большинством развивающихся стран, ужесточение контроля над своими границами и ограничение исходящих с Юга миграционных потоков.
Принципиальная задача «Глобализации 2.0» состоит не в том, чтобы просто «подтянуть» отставший глобальный Юг до уровня продвинутого глобального Севера. Это невозможно уже по той причине, что превратить нынешний «золотой миллиард» в «золотые восемь миллиардов», то есть распространить стандарты потребления западного среднего класса на все человечество, означает создать запредельную нагрузку на экологическую систему планеты, обрекая ее на необратимую деградацию. Это невозможно и потому, что либеральная модель давно уже не работает так эффективно, как когда-то. Север шаг за шагом теряет былую монополию на «модерность», а потому все меньше рассматривается Югом как безусловный пример для подражания. Кроме того, географическая граница между Севером и Югом становится все более условной. Север все больше проникает на Юг, через мегаполисы Южной Азии, Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки, через новые сектора экономики и новые модели потребления. Юг просачивается на Север в виде миграционных потоков, новых стилей жизни, своих религий и культур. Отгородиться ни Северу от Юга, ни Югу от Севера не удастся, и если человечество не сможет договориться о цивилизационном синтезе, то эпоха «Глобализации 2.0» может закончиться так же плачевно, как и эпоха «Глобализации 1.0».
