Взаимодействие человека с политической сферой жизни общества происходит посредством информационно-коммуникационных каналов. Политическая повестка дня, баланс сил на государственной и международной арене - «сверка часов» по этим и другим вопросам - осуществляется именно в публичном коммуникационном пространстве. Данное пространство постоянно трансформируется, развивающиеся ИКТ открывают все новые способы коммуникации политических акторов с обществом, артикуляции позиций лидеров мнений и групп давления, а также налаживания эффективной обратной связи.

Традиционные СМИ против новых медиа: кто побеждает?

По данным Левада-центра, по состоянию на декабрь 2019 года 81% россиян являются интернет-пользователями, 2/3 взрослого населения страны - это ежедневные пользователи [16], в возрасте от 18 до 24 лет данный показатель - 94%. В этой связи вопрос актуальности использования возможностей интернет-коммуникации для установления связи политических акторов с электоратом находится сейчас в фокусе внимания как профессиональных политтехнологов, так и общественных активистов.

Несмотря на то, что существующий общемировой тренд «социальной дипломатии» (публичная коммуникация посредством социальных сетей) только прогрессирует, в российском политическом дискурсе активность политиков в новых медиа пока не становится нормой.

В недавнем большом интервью еженедельнику «АиФ» пресс-секретарь президента Д.Песков так высказывается о своем присутствии в социальных сетях: «Я ни разу в жизни не заходил в «Facebook», никогда не был в «Одноклассниках», я не знаю, как выглядит «ВКонтакте» изнутри. У меня нет такой потребности, и я не хочу себя заставлять» [15]. В том же интервью он предложил политическим деятелям удалить мессенджер «Telegram» со своих устройств и «жить спокойно».

Важным фактором осторожного отношения политических деятелей нашей страны к онлайн-активности являются принятые в середине 2016 года поправки в Федеральный закон
«О государственной гражданской службе» [19], предусматривающие необходимость чиновникам отчитываться об имеющихся аккаунтах в социальных сетях в целях контроля соблюдения государственными служащими принципов профессиональной этики. В качестве ответной реакции на нововведение стал массовый уход госслужащих из всех социальных сетей «от греха подальше».

По словам заместителя министра цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ А.Волина, «есть два больших заблуждения, которые часто приходится слышать, первое: телевизор никто не смотрит, все смотрят Интернет, второе: никто не читает печатные СМИ, все пользуются социальными сетями» [1]. Действительно, на сегодняшний день телевидение остается лидирующим каналом политической коммуникации с целевой аудиторией. Тем не менее в отчете, подготовленном Левада-центром [2], отмечается, что в молодежной среде существенно снизилось (и продолжает снижаться) число тех, кто использует телевидение как главный источник новостей, а число тех, кто ежедневно читает газеты, за последние 25 лет снизилось в 13 раз и сейчас составляет только 5%.

По данным фонда «Общественное мнение», 46% юношей и девушек в возрасте от 14 лет до 21 года не смотрят телевизор. Еще 38% постепенно отказываются от телевидения в пользу других источников информации [18]. Из этого следует, что в России, как и в других развитых странах, в «молодежном сегменте» целевой аудитории есть постоянно расширяющаяся группа, не использующая традиционные СМИ для получения политических новостей и формирования своей политической повестки дня, а текущие тенденции дают основания полагать, что в дальнейшем этот процент будет только увеличиваться за счет естественного выбытия аудитории традиционных СМИ и того факта, что повзрослевший «молодежный сегмент» не начнет внезапно читать газеты, слушать радио и смотреть телевизор. В этой связи перед политическими акторами встает вопрос о способе донесения своей повестки дня до данного сегмента.

Политическая полемика на просторах социальных сетей, инициация разно-
образных онлайн-акций получили сводное наименование «слактивизм». Несмотря на то, что изначально термин образовался как производное от английских слов «халтурщик» и «активизм» [8] и имел в этой связи исключительно негативную коннотацию, в настоящее время все чаще можно встретить нейтральные и, на наш взгляд, более точные дефиниции.

Так, Кембриджский словарь дает следующее определение слактивизма: «Деятельность, использующая Интернет, для поддержки политических или социальных инициатив, не требующая больших усилий (например, создание или подписание онлайн петиций)» [20]. Далее мы рассмотрим спектр возможностей по эффективному применению социальных сетей в рамках кампаний по информационному сопровождению государственной политики, тем самым обосновав необходимость употребления именно коннотативно нейтрального определения данного феномена.

Эффектность и эффективность слактивизма

На наш взгляд, негативная оценка использования слактивистского инструментария в политических коммуникациях связана в первую очередь с отсутствием научного консенсуса по вопросу трактовки понятия «слактивизм».

Американские авторы Н.Л.Кабрера, Ш.Е.Матиас, Р.Монтоя считают, что двумя признаками, определяющими слактивизм, являются личностное удовлетворение и политическая неэффективность [6]. Сходной позиции придерживаются К.Кристофферсон [11] и Г.Корнелиссен [7]. Следствием данной трактовки является разделение агитационной интернет-деятельности на успешную (т.е. интернет-активизм) и неэффективную (т.е. слактивизм). Несмотря на то, что в рамках данного определения негативная характеристика слактивизма оправдана, в современном научном дискурсе часто встречаются публикации, в которых любая политическая деятельность в социальных сетях априори относится к категории слактивизма, что вызывает предубеждение против применения его «арсенала».

В то же время не вызывает сомнений тот факт, что социальные сети являются одним из ключевых элементов социализации молодых людей. В этом качестве они имеют большой потенциал влияния на политические воззрения молодежи, и, если в борьбу за умы не включаются представители официальной власти, их место занимают оппозиционные лидеры, чьи критические лозунги и призывы к радикальным действиям могут встретить активную поддержку в связи с использованием эмоционально «заряженных» элементов.

Так, революционные события «арабской весны», а также события на Болотной площади 6 мая 2012 года были во многом инициированы и претворены в жизнь посредством интернет-активности в социальных сетях. Еще одним подтверждением действенности слактивистской деятельности можно считать результаты голосования на пост мэра Москвы в 2013 году, в котором А.Навальный занял второе место, набрав 27,24% голосов избирателей [17].

В настоящее время примечательным представляется анализ роли новых медиа в событиях, происходящих в странах Латинской Америки. В 2019 году сразу в нескольких странах региона начался новый электоральный цикл, сопровождаемый массовыми социальными протестами и активным внешним информационным воздействием. Особый интерес вызывает неудавшийся переворот в Венесуэле. В январе 2019 года оппозиционный лидер Хуан Гуайдо провозгласил себя главой государства, заручившись поддержкой США, а также ряда стран Европы, немедленно признавших его в качестве временного президента страны. Несмотря на столь мощную поддержку как на институциональном уровне, так и на медийном, несколько постов в «Твиттере» смогли существенно пошатнуть его позиции.

Наиболее резонансным является опубликованный 30 апреля прошлого года видеоролик с призывом выйти «на баррикады». Видеообращение было записано на фоне авиабазы им. Франсиско Миранды, что дало сторонникам Гуайдо основания предполагать, что данный стратегически важный объект перешел под командование оппозиции. Вдохновленные достигнутым «успехом» последователи Гуайдо были крайне разочарованы, когда выяснилось, что авиабаза функционирует в штатном режиме, а военный контингент сохраняет лояльность законной власти. Данный фейк, наряду с другими провозглашенными, но невыполненными обещаниями, обусловил делегитимизацию фигуры Гуайдо в глазах общественности и западных партнеров.

Принцип рычага

Оценка эффективности слактивизма зависит от «угла обзора», подтверждением чего является эксперимент, проведенный А.Колдинг-Йоргенсоном - одним из критиков слактивизма [4]. Задачей его исследования стало определение эффективности горизонтальных коммуникаций в «Facebook»-сообществе при обсуждении общественно значимых проблем.

Он создал в «Facebook» группу, призывающую бороться с выдуманной проблемой: якобы власти Копенгагена планируют снести одну из известных достопримечательностей города - фонтан Стора. Изначально аудиторию группы составляли всего 125 человек, которые согласились вступить в нее для создания стартового импульса. За две недели численность группы возросла до 27,5 тыс. человек. При этом абсолютное большинство участников отказывалось верить в то, что снос фонтана - лишь плод воображения автора. Также последующий анализ деятельности группы показал, что лишь небольшой процент членов группы внимательно прочитал контент и перешел по ссылкам, показывающим, что новость является фейком. Примечательным является тот факт, что не все, кто получил доказательства выдуманности данного инфоповода, до конца поверили, что фонтану не грозит демонтаж.

Колдинг-Йоргенсон пришел к выводу, что абсолютное большинство пользователей вступают в такие группы исключительно для того, чтобы «отметиться» там и тем самым поддержать общественно-значимый проект, не стремясь к дальнейшим действиям по защите памятника архитектуры.

Несмотря на то, что опыт Колдинг-Йоргенсона был призван доказать неэффективность слактивистского инструментария для политической коммуникации, приведенные им данные о разрастании группы «онлайн- протестующих», напротив, являются прямым доказательством эффективности слактивистской деятельности в области распространения информации.

Специалист по вопросам стратегии в области социальных медиа Джай Смит замечает, что, действительно, лишь немногие из поддержавших онлайн-протест готовы отстаивать свою позицию более деятельно, тем не менее «в основе изменений лежит осведомленность… и люди никогда не начнут волноваться о чем-то, пока не узнают об этом» [12].

Г.Вольфсфельд [14, с.19] отмечает, что, по данным исследований, только 3,5% инфоповодов начинаются в социальных сетях. Автор расценивает это как дополнительное доказательство того, что слактивистская деятельность не является настолько важной, чтобы государство учитывало ее при создании архитектуры политической коммуникации. Данное утверждение, на наш взгляд, свидетельствует о достаточно узком понимании спектра задач, которые могут быть решены посредством этого канала массовой коммуникации.

Интерес представляет тот факт, что модель распространения политической протестной информации (дерево репостов и его последствия) имеет свои особенности, отличающие ее от модели распространения развлекательных материалов. Группа исследователей во главе с профессором Лондонской школы экономики Пабло Барбера [5], изучив процесс распространения информации на примере трех различных политических протестных инициатив в «Твиттере», выявили общую для них закономерность.

Они установили, что информацию о протестных политических акциях люди с большой готовностью репостят, добавляя свои комментарии, ссылки и обогащая дискуссию, даже если не имеют прямой связи с «центром» протеста. При этом отмечается, что вклад каждого отдельного периферийного актора невелик, но их сила - в количестве. Результатом исследования стал вывод о том, что «периферические участники критически необходимы для распространения информации протестного характера, они так же способствуют созданию онлайн-контента, как и ключевые участники» [5].

Основной функцией слактивизма в политических коммуникациях является распространение информации на широчайший круг реципиентов. Дженнифер Эрл и Катрина Кимпорт в книге «Социальные трансформации, обеспеченные высокими технологиями» отмечают, что благодаря развитию технологий 2.0 людям «стало необязательно быть вместе, чтобы действовать вместе» [10], и данные условия определенно закладывают основу для серьезных изменений в социальной и политической повестке дня, игнорировать которые (полностью или частично) просто недопустимо для политических акторов.

Также важным положительным аспектом слактивистской деятельности является способность построить эффективную коммуникацию с той группой целевой аудитории, которая по разным причинам не пропускает политическую повестку дня за свою стену информационного белого шума.

Что является критерием успешности политической акции?

Одной из причин критики слактивизма, наряду с узостью трактовки данного понятия, является расхождение авторов в понимании успешности той или иной политической акции. Многие исследователи утверждают, что слактивизм без офлайн-акций не в состоянии спровоцировать политические или социальные изменения [12, 13].

Действительно, слактивизм - это универсальный, трансграничный и бюджетный способ объединения людей, не согласных с тем или иным аспектом социально-политической жизни общества. Но то, что он требует меньше усилий, совершенно не означает, что он менее полезен. Следуя такой логике, можно прийти к выводу, что чем больше ресурсов - человеческих и финансовых - будет вложено в акцию, тем она более успешна, что, конечно, не всегда срабатывает.

Профессор университета Аризоны Дж.Эрл отмечает [9], что даже в 60-х годах прошлого века политические демонстрации, будучи эффективными для привлечения внимания к остросоциальным проблемам, приносили мало результата, когда касались глубоко укоренившихся мировоззренческих норм, таких как аборты, легализация однополых браков и т. п.

Действительно, далеко не каждая революция и не каждый протест современности происходят по причине пользования социальными сетями. Так, существует мнение [3] о том, что особая популярность социальных сетей в странах «арабской весны» была обусловлена тем, что в отличие от развитых стран там нет укрепившейся традиции нормативных институтов артикуляции мнений: манифестаций, профсоюзов, праймериз, петиций и прочих начинаний «снизу» (grassroots initiatives). Таким образом, слактивистские акции являются своего рода «виртуальными костылями», помогающими строить гражданское общество, которое формировалось в западных странах путем многовековой эволюции. Это яркий аргумент в пользу того, что к цели можно прийти многими путями и совершенно не обязательно повторять длинный, извилистый путь, пройденный пионерами в том или ином направлении, если со временем построена «скоростная магистраль».

Многие скептики «арабской весны» отмечают, что произошедшие «революции 2.0» далеко не всегда проходили быстро и бесповоротно (что, по их мнению, доказывает неэффективность слактивизма как инструмента координации групп и артикуляции позиций), но то же самое можно сказать о революциях прошлых веков. Революционные движения сформированы не по принципу единого ядра и периферии: революционеры - это совокупность групп, каждая из которых имеет свой взгляд на будущее страны, но все они объединены неприятием существующего строя. После его свержения в «верхах» победителей начинаются противоборства, и их итог может быть крайне печальным для всех.

Слактивистские протесты из-за своей трансграничности могут привести под одни знамена те группы, которые и не узнали бы друг о друге в офлайне, поскольку находились на абсолютно не пересекающихся линиях жизни социума. Тем не менее эффективная работа с слактивистскими протестами открывает возможности для государства по сохранению конфликта в законных рамках, снижению напряженности и исключению его эскалации.

Часто слактивистов обвиняют в том, что они боятся отстаивать свои интересы в формате офлайн-сопротивления, без которого невозможно добиться желаемого результата: марши протеста, митинги и т. п. Но не следует забывать, что такие открытые акции представляют колоссальный риск и для представителей государственной власти. Когда человек стоит в толпе своих мнимых соратников, он перестает мыслить и действовать как отдельный индивид, он становится частью группы, и в ход идет уже психология масс. Если правильно ею воспользоваться, можно добиться от людей действий, которые они никогда бы не совершили, будучи вне влияния толпы, и данная атмосфера имеет мало общего со свободой осознанного волеизъявления.

Подобной эскалации государство может избежать, если будет активнее работать со слактивистскими протестами: отвечать на запросы, участвовать в онлайн-обсуждениях, переносить их в русло традиционного политического процесса работы с обращениями граждан, назначения встреч и общественных слушаний и т. д.

Наконец, стоит сказать еще об одной важной для государства функции слактивистских акций, которая заключается в получении актуальной обратной связи от аудитории. Слактивизм является отличным маркером направленности и динамики социально-политических настроений большой группы людей.

 

Основные факторы, обуславливающие важность ведения коммуникации посредством социальных сетей:

- слактивистом может быть любой человек, безотносительно своих половозрастных, физиологических, географических и социальных детерминант;

- существует доказанная эффективность слактивистских акций при формировании и артикуляции мнений больших групп населения, их информирования и мобилизации. Также исследования показывают существенное отличие принципов формирования и распространения политического контента от развлекательного в социальных сетях, что дает право говорить о самостоятельности феномена слактивизма;

- пользователями социальных сетей в большинстве своем являются молодые люди - социальная группа, более восприимчивая к радикальной агитации, с одной стороны, и менее вовлеченная в информационное взаимодействие с действующей властью посредством традиционных СМИ - с другой;

- пока государственные политические акторы признают нецелесообразным активное участие в слактивистских акциях, их инициируют оппозиционеры, которым сложно прорваться на центральные каналы и в газеты, но легко в социальные сети и блоги;

- зарубежные аналитики получают такой же доступ к данным о слактивистских протестах и настроениях, какой есть у отечественных специалистов, а, следовательно, эти данные активно используются для «раскачивания лодки» извне.

 

Эффективность той или иной политической акции определяется результатом, к которому она привела: поставив перед собой желаемую к достижению цель, актору необходимо проанализировать весь спектр методов ее достижения и выбрать ту конфигурацию каналов информационного сопровождения, которая наиболее эффективно сработает в каждой конкретной ситуации. Конфигурация может включать в различных пропорциях офлайн- и онлайн-активизм, вклад каждого из них будет обусловлен рядом факторов, поскольку у каждого из них есть свои сильные и слабые стороны. И если акторы, соглашаясь со скептиками слактивизма, любые акции в социальных сетях априори рассматривают как неэффективные, невоплощенные в реальные изменения и т. п., то это приводит к тому, что они сами ставят искусственные ограничения на пути к желаемому результату.

Один из исследователей слактивизма отметил, что «не твиты свергают правительства, а люди» [13]. Именно об этом стоит помнить: во главе угла стоят люди, их потребности и возможности, ожидания и реакции, и нет «хороших» и «плохих» способов взаимодействия с ними, есть способы, подходящие к конкретной ситуации и не подходящие.

 

Источники и литература

1. Волин А. // Материалы конференции «Журналисты и аудитория: как вернуть доверие читателей и повысить медиаграмотность» // URL: http://tass.ru/obschestvo/4068866 (дата обращения: 22.01.2020).

2. Волков Д., Гончаров С. Российский медиаландшафт: основные тенденции использования СМИ-2017 // Аналитический отчет Левада-центра. 2017 // URL:  https://www.levada.ru/2017/08/22/16440/ (дата обращения: 22.01.2020).

3. Клишин И. Самиздат и замещение: растут ли из соцсетей революции // Delfi. 2015 // URL: http://rus.delfi.lv/news/daily/versions/ilya-klishin-samizdat-i-zameschenie-rastut-li-iz-socsetej-revolyucii.d?id=46632823&all=true (дата обращения: 23.01.2020).

4. Ушкин С.Г. Теоретико-методологические подходы к изучению сетевой протестной активности: от «умной толпы» к слактивизму // Мониторинг. 2015. №3 (127) // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/teoretiko-metodologicheskie-podhody-k-izucheniyu-setevoy-protestnoy-aktivnosti-ot-umnoy-tolpy-k-slaktivizmu (дата обращения: 10.01.2020).

5. Barberá P., Wang N., Bonneau R., Jost J.T., Nagler J., Tucker J., et al. The Critical Periphery in the Growth of Social Protests // PLoS ONE. 2015. №10(11) // URL:https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0143611#sec002 (дата обращения: 23.01.2020).

6. Cabrera N.L., Matias C.E., & Montoy R. Activism or Slacktivism? The Potential and Pitfalls of Social Media in Contemporary Student Activism // Journal of Diversity in Higher Education. Advance online publication, 2017 // URL:https://www.researchgate.net/publication/315934649_Activism_or_Slacktivism_The_Potential_and_Pitfalls_of_Social_Media_in_Contemporary_Student_Activism (дата обращения: 10.01.2020).

7. Cornelissen G., Karelaia N., Soyer E. Clicktivism Or Slacktivism? Impression Management and Moral Licensing // European Advances in Consumer Research. Volume 10 / eds. Gert Cornelissen, Elena Reutskaja, and Ana Valenzuela. Duluth, MN: Association for Consumer Research, 2013. P. 244-244 // URL: http://www.acrwebsite.org/volumes/1014000/volumes/v10e/E-10 (дата обращения: 12.01.2020).

8. Davis J. Cause Marketing: Moving Beyond Corporate Slacktivism // http://evidencebasedmarketing.net/cause-marketing-moving-beyond-corporate-slacktivism

9. Earl J. ‘Slacktivism’ that works: ‘Small changes’ matter // The Conversation. 2016 // URL: https://theconversation.com/slacktivism-that-works-small-changes-matter-69271 (дата обращения: 23.01.2020).

10. Earl J., Kimport K. Digitally Enabled Social Change: Activism in the Internet Age (Acting with Technology) // London: The MIT Press, 2013. P. 129.

11. Kristofferson K., White K. & Peloza J. The Nature of Slacktivism: How the Social Observability of an Initial Act of Token Support Affects Subsequent Prosocial Action // Journal of Consumer Research. 2014. 40: 1149-1166 // URL:https://www.researchgate.net/publication/271799132_The_Nature_of_Slacktivism_How_the_Social_Observability_of_an_Initial_Act_of_Token_Support_Affects_Subsequent_Prosocial_Action (дата обращения: 12.01.2020).

12. Ma L. Slacktivism: Can social media actually cause social change?// The Sydney Morning Herald. 2009 // URL:.https://www.smh.com.au/technology/slacktivism-can-social-media-actually-cause-social-change-20090930-gcgk.html (дата обращения: 23.01.2020).

13. Morozov E. The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom // NY: Public Affairs. 2012 // URL: https://www.amazon.com/Net-Delusion-Dark-Internet-Freedom-ebook/dp/B006VE7YS0 (дата обращения: 23.01.2020).

14. Wolfsfeld G. Making Sense of Media and Politics // New York: Routledge, 2011. P. 19.

15. Битва за Луну // Еженедельник «Аргументы и Факты» 2019. №3 // URL: https://aif.ru/gazeta/number/39578 (дата обращения: 23.01.2020).

16. Динамика пользования Интернетом // Левада-центр. https://www.levada.ru/2019/12/05/dinamika-polzovaniya-internetom//

17. Решение о результатах выборов мэра Москвы №64/2 от 10 сентября 2013 г. // http://www.mosgorizbirkom.ru/documents/10279/be6838f2-0734-4981-bb9e-16ffc2030195 (04.04.2019).

18. Российская газета. 2019. №48 (7806) // URL: https://rg.ru/2019/03/04/kak-otnositsia-k-televideniiu-molodoe-pokolenie.html (дата обращения 17.02.2020).

19. Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон
«О государственной гражданской службе Российской Федерации» и Федеральный закон «О муниципальной службе в Российской Федерации» от 30.06.2016 №224-ФЗ.

20. Cambridge Advanced Learner’s Dictionary & Thesaurus // Cambridge University Press. 2020 // URL: https://dictionary.cambridge.org/ru/%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/slacktivism  (дата обращения: 10.01.2020).