Первые годы Наркоминдела в документах Архива МИД России

На официальном портале Министерства иностранных дел Российской Федерации стал доступен для всех пользователей Сети интернет-массив «Документы архивов МИД России. Революция 1917 года: Судьбы русской и советской дипломатии». Хронологически он объединен периодом становления Советского государства с 1917 по 1922 год1. Подобный опыт перевода архивных материалов с бумажных на электронные носители не является для МИД первым.

В этой связи нельзя не вспомнить сравнительно недавний и исключительно удачный прецедент представления вниманию общественности комплекса «СССР и союзники: Документы Архива МИД России о внешней политике и дипломатии ведущих держав антигитлеровской коалиции», приуроченный к 70-летней годовщине Великой Победы2. Про массив времен Второй мировой войны не будет преувеличением сказать, что он пронизан, словно красной нитью, словами из выступления наркома иностранных дел СССР и заместителя Председателя СНК СССР В.М.Молотова 22 июня 1941 года - «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!».

Документы революционных лет, по понятным причинам, едва ли могут быть оценены столь однозначно. Вместе с тем, несомненно, именно их изучение позволит лучше понять характер тех событий, специфику начатых преобразований и уникальность политических фигур, находившихся у истоков внешней политики Советского государства. Особенную ценность этому документальному комплексу придает его целостность и полнота, поскольку были отсканированы практически все бумаги из соответствующих фондов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) и Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Даже их простое перечисление подтверждает немыслимый ранее для историков источниковедческий охват - секретариаты народного комиссара по иностранным делам Г.В.Чичерина, заместителей наркома М.М.Литвинова, Л.М.Карахана, материалы международных конференций с участием делегации Советской России, Экономическо-правовой отдел и другие.

Сокровища «документов прошлого», можно надеяться, не только не перечеркнут достижения обширной историографии внешней политики первых советских лет и институционального учреждения НКИД, но и значительно ее обогатят. Действительно, за минувший век написано множество монографий и коллективных трудов по данной проблематике. Однако при этом нельзя не отметить наличие идеологических установок в период СССР, а обобщающих работ в современной России, к сожалению, не так много3.

При всей важности любых научных публикаций, соблюдающих археографические принципы, наглядность оцифрованных источников поистине неоспорима. Письма и справки, докладные записки и проекты международных договоров предстают в том виде, в каком они были подшиты в архивные дела, со всеми резолюциями, пометами и нюансами аналитической работы.

Тем не менее надо признать, что к настоящему времени в академической науке механизм привлечения электронных источников в процессе подготовки фундаментальных исследований отработан еще не в полной мере. Одна из основных причин такого положения кроется в определенном минимализме научно-справочного аппарата. Доступный заголовок не всегда отражает всю содержательную часть документа. В силу ограниченного поиска документальный массив обретает форму некоего обстоятельного литературного произведения, которое может быть прочитано от корки до корки, но без наличия подробных указателей.

Задача данной публикации видится в привлечении большего внимания широких кругов специалистов к коллекции Архива МИД, в постепенном освоении современных форм подачи информации. Представляется важным и весьма интересным проанализировать некоторые сюжеты (коснуться всех не позволяет объем обзора), нашедшие свое отражение в архивных материалах.

Вопросы организационного оформления нового ведомства по иностранным делам присутствуют в переписке на протяжении всего выбранного периода. Тяжело сказались последствия революционной ломки государственного аппарата - после учреждения народных комиссариатов потребовалось еще немало времени для перераспределения функциональных обязанностей и формирования полноценной структуры. Письмо Г.В.Чичерина В.И.Ленину от 5 мая 1920 года о так называемых ночных бдениях уже цитировалось в научной литературе, и были даже опубликованы его отдельные листы4.

Показательно, что два с половиной года спустя после Октябрьской революции нарком был вынужден признать, что НКИД все еще находится в зачаточном состоянии. «Вообще же даже коммунисты к нам не идут, зная, что будут голодать»5. Продолжая размышлять над проблемами кадрового пополнения, Георгий Васильевич сетовал: «Труднее всего подобрать заведующих отделами, то есть лиц, способных вести самостоятельную работу»6. Докладывая В.И.Ленину, глава наркомата был настроен достаточно критично и в отношении уже работавших подразделений, он писал: «Большого развития требует наш эмбриональный экономическо-правовой отдел, на котором лежит колоссальная работа…»7

Подобные искренние отчеты смогли отчасти обеспечить желаемый результат - накануне образования СССР НКИД уже имел относительно разветвленную структуру и штатный состав, получивший закалку и первый опыт в условиях Гражданской войны и иностранной интервенции. В то же время сложнейшее экономическое положение страны не позволяло наладить снабжение самыми элементарными предметами для работы. Даже поверхностный анализ документов показывает, что печатались они на чем придется и как придется (в ход шла и оборотная сторона черновиков, а иногда и простые обрывки папиросной бумаги). Некоторые из них проходили процедуру регистрации, на других (из-за нехватки знаний) невозможно было обнаружить дату подготовки и отправки материалов.

В переписке Г.В.Чичерина и Экономическо-правового отдела (ЭПО) НКИД осенью 1921 года обсуждался порядок обращения с оригиналами международных договоров, то есть с документами, в которых фиксировались взаимные обязательства государств. К этому времени во внешней политике большевики уже отошли от принципа «Долой тайную дипломатию»; были заключены важнейшие договоры: с Персией - 26 февраля 1921 года, Турцией - 16 марта 1921 года, торговое соглашение с Великобританией - 16 марта 1921 года и другие.

Нарком дал поручение «выяснить, чтобы знали, где искать, где именно хранятся подлинники договоров и подлинники протоколов мирных конференций, в частности, где находится подлинный договор с Афганистаном. Кстати, тот договор, который был подписан здесь, не был ли потом в некоторых частях изменен в Кабуле перед недавней ратификацией. В частности, не подверглась ли изменению статья о консульствах. Это все надо выяснить». В ответной справке ЭПО констатировалось, что «вопрос о централизации хранения договоров и протоколов Сабаниным неоднократно возбуждался, но без результата. В общем, они хранились у Канторовича, а теперь у Флоринского…». Угнетающую картину существовавшего хаоса дополняло уточнение: «Известия» за недостатком бумаги соглашаются, и то с трудом, печатать лишь короткие договоры. Добывать для них бумагу не удается. Главбум раз согласился, но и то обманул…»8

При этом ранее, 19 июля 1921 года, заведующий ЭПО А.В.Сабанин уже докладывал в Коллегию НКИД о «совершенно исключительных неудобствах» и целесообразности увеличения «личного состава» Отдела, получения необходимых средств передвижения, предоставления сотрудникам довольствия и выделения соответствующего служебным задачам помещения. Для обоснования своих требований он указывал: «К 1 января 1921 года Советская Россия была связана 38 договорами, а за I половину 1921 года вошло в силу 18 договоров. В ближайшее время можно предусматривать еще более интенсивное развитие наших международных связей. Я затрудняюсь нести возложенную на меня Коллегией ответственность, если мои, основанные на точной мотивировке ходатайства, по непонятным для меня причинам, не будут получать удовлетворения»9.

Недостатки в работе внутри НКИД отнюдь не способствовали взаимодействию с другими органами. Нередко несогласованность и непоследовательность препятствовали принятию правильных решений уже на уровне правительства. В записке А.В.Сабанину от 19 июля 1921 года Г.В.Чичерин с нескрываемым раздражением писал о недоразумении. «В Большом Совнаркоме не было допущено прений относительно вольной гавани на том основании, что в Малом Совете мы против этого проекта не протестовали… Получилось следующее: после того, как мы хлопотали целый месяц вокруг этого вопроса, оказалось, что мы в Малом Совете даже не заявили своего особого мнения»¹⁰.

Тем не менее процитированные выше документы говорят не только об ошибках. Отсутствие необходимого опыта иногда становилось критическим в решении проблем, а иногда успешно компенсировалось революционным духом, энтузиазмом первооткрывателей и товарищеской искренностью (последняя была действительно характерна для переписки тех лет). Вспоминаются в этой связи обстоятельства вступления находившегося в эмиграции М.М.Литвинова в должность советского полпреда в Великобритании в январе 1918 года. «Это было что-то новое в дипломатии, когда непризнанное международным сообществом государство назначает своего посла, которому даже не нужна была въездная виза»¹¹.

Следует заметить, что сотрудники Наркоминдела в целом понимали, как должно быть поставлено дело, и прилагали активные усилия его наладить, причем попытки в этом направлении были совместными - и со стороны руководителей, и со стороны исполнителей. Неслучайно появление циркуляра НКИД всем наркомам, председателю ВСНХ и председателю Реввоенсовета Республики от 9 декабря 1921 года (с грифом «Совершенно секретно»). В нем НКИД просил дать строжайшие инструкции во исполнение Постановления СНК от 2 сентября 1920 года о том, что все сношения правительственных учреждений с иностранными представительствами на территории РСФСР должны были вестись только при посредничестве органов НКИД. «Дабы, во-первых, избежать нежелательных инцидентов и, во-вторых, предоставить действительную возможность Народному Комиссариату по Иностранным Делам быть ответственным за проведение тех или иных политических заданий»¹².

Концентрация всех внешнеполитических вопросов в ведении одной организации - НКИД в условиях общей централизации власти была практически неизбежна (тем более партийный контроль никто не отменял). Помимо этого, она была остро востребована из-за многочисленных нарушений упомянутого Постановления Совнаркома (можно предположить, что именно из-за них, точнее, их упоминания и признания самого их факта в советской системе государственного управления, циркуляру был присвоен такой гриф).

В этой связи уместно затронуть и другой аспект, исчерпывающим образом представленный в оцифрованных архивных материалах. В самом начале 1920-х годов дипломатическому ведомству приходилось неоднократно вступать в споры, порой затяжные, с другими наркоматами по различным поводам внутренней и внешней политики, где основным предметом были даже не цели, а, скорее, методы их достижения. Так, Наркомат внешней торговли (НКВТ) настойчиво пытался применить меры против турецких военных судов и подготовить декрет о порядке приема и досмотра таможенными учреждениями военных судов. В ответ, 23 сентября 1921 года, Наркоминдел отправил письмо. В нем тактично напоминалось: «Согласно нормам международного права, таможенные обрядности не могут быть применяемы в отношении военных судов дружественной державы», поэтому издание такого декрета являлось «нежелательным»¹³.

В другом деле частноправового характера ошибочные действия все того же НКВТ спровоцировали конфликт с иностранным гражданином, что, в свою очередь, вызвало нескрываемое возмущение в НКИД и появление 22 октября 1921 года записки заведующего ЭПО Г.Н.Лашкевича наркому Г.В.Чичерину, которая заканчивалась хотя и резким, но весьма справедливым замечанием: «Не стоит готовиться к участию в международном общении, если в деле, идущем дипломатическим путем, позволяется совершать такие дикости»¹⁴.

Выступая в качестве посредника в контактах с представительствами других государств, НКИД часто улаживал разногласия, возникавшие из-за неправомерных действий некоторых советских организаций. Доходило до смешного: 30 сентября 1921 года в ЭПО обратилось посольство Турции, стремившееся оказать содействие своему гражданину и защитить его интересы, поскольку одесским Губздравотделом были реквизированы находившиеся на Одесской таможне 1319 бутылок коньяка фирмы «Мартель». «Означенные напитки были названным учреждением розданы по аптекам для распределения среди населения как лечебное средство»¹⁵. При всей кажущейся комичности этого инцидента сохранившаяся на обращении резолюция лучше всего раскрывает требовательность руководства: «Т. Чичерин сказал поступить по закону».

Центральный аппарат Наркоминдела преодолевал постоянно возникавшие в то переломное время трудности правового и бытового характера наравне со всеми органами новой власти. Ситуация в загранучреждениях осложнялась в зависимости от уровня двусторонних отношений, специфики правящих режимов, традиций и обычаев стран. Судить об этом проще и объективнее по ежегодным отчетам посольств и консульств, благо даже в условиях смены персонала на людей, готовых сотрудничать с советским правительством, правило обязательной подготовки таких обзоров соблюдалось. Их обстоятельное изучение предпочтительно вести специалистам по конкретным регионам. В рамках же данной публикации наибольший интерес представляют выявленные в архиве общие установки для российских загранучреждений, выработанные партийным руководством.

Прежде всего обратимся к положениям «Инструкции ячейкам РКП при советских органах за границей», утвержденной Организационным бюро ЦК РКП(б) 19 июля 1921 года и подписанной секретарем ЦК В.М.Молотовым. «Главная обязанность ячеек состояла в наблюдении за тем, чтобы отдельные члены и сотрудники этих органов своим поведением не роняли в окружающей среде политического и морального авторитета, который должен принадлежать органам Советской Республики. В соответствии с этим центром тяжести их работы должно быть укрепление коммунистического сознания и партийной дисциплины в своей среде». Этот тезис был вполне оправдан, поскольку, очевидно, новый штат полпредств нуждался в определенном контроле. Особенности деятельности партийных работников, по мнению ЦК, заключались в другом:

«В странах буржуазных ячейки при советских органах не должны поддерживать никакой связи с местными коммунистическими партиями. Им категорически запрещается вмешиваться в партийную жизнь коммунистов в стране своего пребывания.

В странах Советских ячейками при органах РСФСР устанавливается самая тесная связь с местными коммунистическими партиями»¹⁶.

Следовательно, кроме надзорной функции речь шла в основном о пропагандистской работе, когда необходимо было развивать и укреплять контакты с существовавшей компартией. Вероятно, неуверенность в поведении неопытных дипломатов обуславливала сдержанность партийных действий в буржуазных (по сути, враждебных) государствах.

Через некоторое время по загранучреждениям НКИД было разослано циркулярное письмо ЦК РКП(б) от 14 ноября 1921 года, в котором содержалась информация о постановлении Политбюро по установлению минимальных окладов жалования по странам и мерам по сокращению штатов. Ценность этого документа еще и в агитационных разъяснениях, позволяющих прийти к выводу, что партийным ячейкам за прошедшие почти четыре месяца не удалось навести необходимого порядка: «Наши представители за границей не должны ни на минуту забывать, какая ответственная роль возложена на них рабоче-крестьянской властью. Своим поведением, своим образом жизни наши представители должны неусыпно поддерживать престиж Советской власти, вызывать уважение и доверие рабочего класса иностранных государств… Между тем наши представительства часто забывают, как отражается их поведение на отношении к нам буржуазных государств, на доверии рабочих масс.

Широкий образ жизни, расходы не по карману… подражание буржуазной дипломатии - непристойно нашим представителям, служат материалом для антисоветской агитации, вызывают озлобление в массах…»¹⁷.

Исследователям известно, насколько сложно порой бывает выявить материалы прошлых лет, раскрывающие мотивацию того или иного решения государственных органов (поручение давалось одним ведомством, исполнялось другим, согласовывалось с третьим). В этом смысле доклад помощника по морским делам главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики Э.С.Панцержанского от 18 декабря 1922 года является показательным. В нем поднимался острый в то время вопрос о предотвращении распродажи российских судов, в частности флотилии адмирала Старка, и предлагался способ его урегулирования путем интернирования судов.

Но примечательно в данном случае не его содержание. Подлинник доклада, хотя и был адресован только в Реввоенсовет Республики, оказался в архиве НКИД¹⁸. Пометы, сохранившиеся на документе, позволяют предположить, что в ходе проработки Реввоенсовет поручил его исполнение «по дипломатическим каналам» и Наркомату по иностранным делам вместе с военными коллегами пришлось заняться спасением российского флота.

Выявление в архиве материалов, не связанных самым непосредственным образом, как можно подумать, с задачами Наркоминдела, не единично. Так, переписка Наркомата финансов РСФСР с заместителем особоуполномоченного Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей (Гохран), начавшаяся в мае 1922 года и продолжавшаяся несколько месяцев, особенно интересна в этом отношении. Ее главный вопрос сводился к обсуждению возможности передачи ценностей бывшей императорской фамилии из германских кредитных учреждений советскому правительству. В подготовленном экспертом Наркомфина Н.Н.Любимовым «Заключении» отмечалось: получение царских ценностей «в нормальном порядке востребования - дело совершенно безнадежное»¹⁹. Изучалась также целесообразность возбуждения в германском суде иска со стороны РСФСР. Окончательный вывод, решение, допустим только дипломатическим путем и через достижение соответствующих договоренностей. Насколько успешно был реализован данный вариант или от него отказались в принципе, видимо, тема самостоятельного исследования.

В рамках данного обзора отдельного внимания заслуживает подборка материалов за 1921-1922 годы, касающихся проведения амнистии солдат белогвардейских армий и порядка лишения российского гражданства. То обстоятельство, что в приказе по НКИД РСФСР №248 / орг от 20 декабря 1921 года эти два вопроса объединены, на первый взгляд можно объяснить простым совпадением по времени - в наркомате прорабатывались сразу два направления. Вместе с тем нарушение хронологии (Циркуляр №29, датированный 21 декабря, упоминается в приложении к Приказу от 20 декабря) едва ли являлось преднамеренным.

21 декабря 1921 года ЭПО НКИД разослал всем полномочным представителям за границей пакет секретных нормативных документов, который можно условно разделить на две части. В одной - Постановление ВЦИК от 3 ноября 1921 года с Инструкцией НКИД, НКВД и ВЧК по процедуре амнистии. Во второй - Постановление ВЦИК и Совнаркома от 15 декабря 1921 года о лишении права российского гражданства, а также инструкция, подготовленная рядом ведомств (в этом случае - НКИД, НКВД, НКЮ и ВЧК), об особенностях исполнения последнего Постановления. Сопоставление положений данных актов позволяет считать это техническое объединение отнюдь не случайным совпадением.

В тексте Постановления от 3 ноября содержалось развернутое определение с перечислением лидеров антисоветских сил и уточнением воинских званий: «Объявить полную амнистию лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича, в качестве рядовых солдат путем обмана или насильственно втянутых в борьбу против Советской Власти». Более того, прилагаемая к §4 Инструкции Таблица унтер-офицерских чинов давала наглядный пример, какие категории военнослужащих (а также военных чиновников) не подлежали амнистии: фельдфебель, вахмистр, боцман, подпрапорщик, подхорунжий, кондуктор. Среди же категорий будущих «лишенцев» упоминаются просто «лица, добровольно служившие в армиях, сражавшихся против Советской Власти, или участвовавшие в какой бы то ни было форме в контрреволюционных организациях».

Необходимо подчеркнуть, что §2 Инструкции о проведении амнистии (связывающий два пакета воедино) оговаривал, что на «лиц, выехавших из России после 7-го ноября 1917 года без разрешения Советской Власти» или «лиц, добровольно служивших в армиях… против Советской Власти», но «желающих воспользоваться амнистией, зарегистрировавшихся для этой цели до 1-го июня 1922 года», не распространяется требование о лишении российского гражданства²⁰.

Таким образом, руководство Советского государства пыталось отмежеваться только от той части российских граждан, которых формально считало противниками новой власти. Состояние общества бывших соотечественников, как и ход исполнения указанных решений в течение 1922 года, подтолкнули к составлению еще нескольких документов. Так, был подготовлен секретный циркуляр всем полпредствам, подписанный 11 сентября 1922 года замнаркома Л.М.Караханом и председателем Комгража Е.Б.Пашуканисом. В нем обращалось особое внимание на то, что Постановление об амнистии не распространялось на лиц командного состава, и, кроме того, напоминалось, что «офицерский состав, возвращающийся в Россию, не освобождается от ответственности за контрреволюционные деяния и что прибывающие самовольно на границу России б. [бывшие] белые офицеры будут возвращаемы обратно»²¹.

Несмотря на рассылку данного циркуляра, практически в то же самое время в ЭПО началась подготовка проекта нового декрета о принятии в российское гражданство лиц за границей, «потерявших» его. 22 сентября 1922 года Коллегия НКИД его одобрила и направила на согласование²². В объяснительной записке ЭПО к проекту декрета были даны подробные разъяснения: «Лишившаяся российского гражданства масса может быть разделена на три […] социальные группы: а) политические деятели, противники Советской России, непримиримое офицерство и крупная буржуазия; б) обывательская масса, буржуазные и мелкобуржуазные элементы, служащие и среднее офицерство; в) рабочие и крестьяне». На основе анализа общей ситуации и интересов отдельных категорий граждан делался вывод: те, кто находились за границей, «в политическом отношении» не всегда представляли «враждебные и виновные перед Советской Россией элементы».

Исходя из прочной «связи гражданина с государством», был предложен компромиссный вариант решения на будущее. В частности, уступка заключалась в том, что, «хотя большинство Полномочных Представителей высказалось за продление срока [регистрации], НКИД… считает необходимым срока не пролонгировать и удовольствоваться достигнутыми результатами». Но одновременно оговаривалось, что «в дальнейшем необходимо […] создать гибкий аппарат» для «облегченного перехода в российское гражданство бывших российских граждан», чтобы «окончательно ликвидировать эмигрантский вопрос»²³.

Ответ Государственного политического управления (ГПУ) был весьма красноречив и прямолинеен. В письме от 26 декабря 1922 года говорилось: «Декрет этот, как его не толкуй, является как бы в скрытой форме новой амнистией тому элементу, который, когда ему предоставляли право вернуться и лояльно работать в Советской России, так сказать, упирался. Давать новую амнистию этому элементу нет надобности, и несвоевременно»²⁴. Расхождения, пусть и не принципиальные, объяснялись, вероятно, тем, что НКИД и ГПУ в своих оценках и планах отталкивались от разных установок: в первом - думали о возможном восприятии действий новой России иностранными правительствами и бывшими соотечественниками, во втором же - исходили из соображений безопасности государства.

В документах АВП РФ нашли свое отражение взаимоотношения со многими странами мира, но для РСФСР в то время ключевое значение в Европе по политическим и идеологическим мотивам имела, без сомнения, Германия²⁵. Одной из стратегических целей было достижение договоренности по вопросам экономического и торгового сотрудничества между двумя государствами. В обширнейшем досье материалов по данной тематике хотелось бы выделить прежде всего эпизод с заключением соглашения о воздушном сообщении между Москвой и Берлином.

Переписка, начавшаяся с так называемого «Ходатайства на получение разрешения на право установления воздушного сношения между Россией и Зап[адной] Европой», читается словно на одном дыхании. 26 марта 1921 года с этим ходатайством выступило Бреславское отделение компании «Stahlwerk Mark»²⁶. Как видно из документов, немецкую инициативу поддержали, причем не только в НКИД. Оперативность в сроках подготовки документов для представления советскому руководству и ведомственного согласования убедительно подтверждает, что заинтересованность была проявлена с обеих сторон. Как представляется, определенное ускорение наркоматам в их деятельности добавило Постановление СНК от 8 сентября 1921 года, в положениях которого, во-первых, признавалась неотложной организация воздушного сообщения, а во-вторых, был включен пункт об ассигновании Наркомату внешней торговли (НКВТ) весьма значительной суммы в 250 000 руб. золотом²⁷.

Докладная записка торгового представителя в Германии Б.С.Стомонякова заместителю наркома внешней торговли А.М.Лежаве от 28 ноября 1921 года прекрасно передает те накал и интригу, с которыми проходили и успешно завершились переговоры: «Были приложены всемерные усилия, чтобы добиться возможно более выгодных условий и выполнять все пожелания, формулированные в тезисах, приложенных в постановлении Совнаркома». Необходимо отметить сложность позиции Стомонякова. Дело в том, что он был уполномочен лишь на ведение переговоров с «крупнейшим германским объединением авиационных предприятий» («АэроЮнион»), но не на заключение договоренности.

С учетом этого по итогам переговоров он докладывал: «Я из предосторожности при подписании договоров выговорил себе трехнедельный срок для получения санкции из Москвы». Оказавшись в таком затруднительном положении, он настойчиво убеждал в записке в необходимости получения разрешения на подписание документов, которые будут иметь «не только деловое, но также моральное и политическое значение». Точка зрения торгового представителя была принята к сведению, но уже накопленный административный опыт потребовал более взвешенного подхода. Согласно Протоколу заседания СНК от 6 декабря 1921 года, было решено «отсрочить утверждение договора» до получения заключений профильных ведомств. Только получив согласие наркоматов, 13 декабря Совнарком поручил уполномоченному представителю в Берлине Н.Н.Крестинскому «или, в случае его отсутствия», Стомонякову подписать договор²⁸.

Уместно напомнить, что заключение соглашения о воздушном сообщении готовилось в условиях, когда советская держава еще находилась в состоянии политического бойкота со стороны ведущих западноевропейских и восточноазиатских стран мира. Новая экономическая политика, которой дал старт X съезд РКП(б), только начинала приносить первые результаты. Несмотря на подписание ряда концессионных договоров, говорить о полноценных экономических отношениях пока не приходилось. Фактически это предложение немецкого концерна, полученное вскоре после съезда, стало своего рода пробным камнем. Для понимания расстановки сил и целей, поставленных партийным руководством России в 1921 году, представляется необходимым обратиться к докладу А.В.Сабанина в Госплан «Об отношении Наркоминдела к вопросам концессионной политики» (от 9 августа 1921 г.). В нем немного эмоционально, но при этом очень последовательно (последнее вообще отличает юристов-международников) изложены взгляды на то, что достигнуто, что еще предстоит сделать и какими средствами: «Если со стороны Рабоче-Крестьянского Правительства признано, с точки зрения внутренней политики, что концессии входят в наш хозяйственный план, то с точки зрения НКИД как НАРКОМАТА не экономического, а политического, может быть отмечено, что предоставление концессий является весьма важным оружием для того, чтобы разрушить… ложь, что с Советской властью нельзя иметь дело, что попытки завязать с нею реальные коммерческие и деловые связи заранее обречены на неуспех»²⁹.

А.В.Сабанин писал: «Приходится пожалеть, что вокруг вопроса о концессиях у нас пока создалась лишь большая шумиха, не давшая ничего в смысле реального заключения концессионных договоров». «Поощрение за уже проявленный реальный интерес к России и отстранение тех, кто поддерживает мировую контрреволюцию и русскую эмиграцию и терроризирует у себя рабочее движение, - это одна из наиболее важных основных линий в нашей концессионной политике, поскольку политика эта выходит из рамок строго хозяйственных. Подобная аргументация, естественно, ставит нас перед дилеммою, достаточно ли мы органически сильны, чтобы дерзнуть на такую постановку вопроса»³⁰.

Таким образом, прежде всего речь шла об идеологическом и пропагандистском значении предоставления концессий. Но одновременно были учтены и проработаны технические моменты, вплоть до нюансов психологических стереотипов, присущих предпринимательским кругам: «На ВСНХ […] должны быть возложены первичные действия по вызову соискателей из-за границы, получение ими виз, обеспечения их в Москве помещением и надежными гидами и пр. Все эти кажущиеся мелочами вопросы были до последнего времени совершенно не урегулированы, между тем как они для сериозного иностранного дельца являются крайне важными и столкновение этих дельцов с первых шагов делового контакта в России с нашею обычною суматошливою неурядицею может только повредить делу»³¹.

Тем не менее ошибки и неудачи первых лет постепенно исправлялись. При решении новых задач неизменно возникали трудности, но преодолевались они с большей уверенностью и демонстрировался уже иной, более высокий уровень профессионализма. В таком ключе развивался еще один «немецкий» сюжет - подготовка торгового договора с Германией, на котором остановимся подробнее.

Известно, что ленинский план перевода советско-германских отношений на основу экономического сотрудничества и развития взаимовыгодных торговых связей «был впервые изложен» уже через полгода после революции, 15 мая 1918 года³². Вскоре в Берлине Л.Б.Красин и Я.С.Ганецкий начали работу по зондированию такой возможности с деловыми кругами Германии. Подписанные 8 октября 1918 года договоры работали недолго - помешали революционные потрясения в Германии. Спустя два года новые переговоры завершились заключением 6 мая 1921 года Временного соглашения; оно способствовало восстановлению и налаживанию контактов. Накануне Генуэзской конференции и встречи дипломатов в Рапалло «первая задача», сформулированная наркомом, предполагала «выявление нами такой физиономии, которая убедила бы иностранный капитал в длительности нынешнего компромисса пролетарской власти в России с действующим в определенных рамках капиталом»³³.

При ознакомлении с документальным массивом, посвященным выработке торгового соглашения, сложно сказать, на какие области был сделан акцент, чему уделялось больше внимания - настолько глубоко и скрупулезно по всем направлениям велась работа в 1922 году, предваряющая переговорный процесс. Десятки томов сохранились по результатам деятельности учрежденной Постановлением Совета труда и обороны (СТО) от 21 июля 1922 года Комиссии по подготовке торгового договора с Германией. Она была организована при НКВТ под председательством заместителя наркома внешней торговли М.И.Фрумкина; в ее состав вошли представители самого НКВТ, ВСНХ, Наркоминдела, Наркомзема, Наркомфина, НКПС, Госплана, Таможенно-тарифного комитета, Комвнуторга³⁴.

Специалисты изучили данные двустороннего товарообмена на рубеже столетий и в период Первой мировой войны. Были охвачены практически все аспекты сотрудничества - потенциал немецкого хозяйства и состояние внутреннего российского рынка, возможности промышленности и аграрного сектора, перспективы банковского дела. На заседаниях комиссии были представлены и заслушаны доклады экспертов, в том числе тех, чьи имена потом вошли в золотой фонд отечественной экономической науки. В определенной степени материалы комиссии представляют интерес не только с внешнеэкономической точки зрения, это и огромный пласт информации о внутренней жизни нашей страны в восприятии современников революции. Несколько выдержек из выступлений участников, думается, позволят без пространных комментариев ощутить настрой и атмосферу того времени:

«Объем и содержание внешней торговли страны, которые определялись ранее хозяйственным расчетом и чутьем многочисленных предпринимателей, теперь должны быть установлены единой волей государственных органов»³⁵.

«Вопрос о сопоставлении цен мировых и русских в переводе… на золото. Анализ… показывает, что до сентября… 1922 года цены на все товары в Москве значительно превосходят мировой уровень. Это объясняется не только и даже не столько тем, что дороги товары в России, сколько тем, что в ней было дешево золото…»³⁶.

«Как временная мера, возможна также организация валютного банка с правом эмиссии, исключительно для содействия операциям во внешней торговли… этот банк не должен иметь монополии валютных сделок»³⁷.

«Следовательно, для нас, как для страны, далеко отставшей от Соединенных Штатов в промышленном и торговом отношении, тем более необходимо применение принципа наибольшего благоприятствования в возмездной его форме, как принципа определенного и дающего надежду на улучшение нашего экономического положения»³⁸.

«Переработка картофеля в России направлялась главным образом в два русла: винокурение и получение сырого крахмала с переработкой его в сухой крахмал, в патоку, в глюкозу… В довоенное время спирт вывозился главным образом в Германию и Турцию. Многие машины для переработки картофеля… русского производства не могут дать продукта столь высокого качества, как в Германии»³⁹.

«Особенности климатических и почвенных условий Голландии позволяют ей смело бороться с нашими семенами, так как стоимость производства вдвое дешевле, чем у нас…»⁴⁰.

«Реальная же заработная плата с самого первого года Гражданской войны уменьшилась почти в пять раз: с 21,2 р. до 4,73 р. в 1918 году и затем катастрофически падала. В 1919 году составляла лишь 1,34 р., в 1920 г. 0,49 р., т.е. полтинник»⁴¹.

«Не удивимся, если в 1923 или последующих годах англичане, убедившись в интересе этого [Северного морского] пути, пошлют экспедицию уже на свой страх и риск, ибо у них имеются уже не ученики, а учителя, которых мы же и обучили на свою голову»⁴².

Приведенные факты и наблюдения убедительно показывают, что отстаивание национальных интересов во внешней политике было немыслимо без восстановления экономики и выхода России из кризиса. Первые успехи в укреплении народного хозяйства и в международных делах шли нога в ногу.

Особенно заметно это стало в 1922 году. Позицию НКИД в ходе Генуэзской и Гаагской конференций отличали гибкость и последовательность, продуманность и вариативность. В преддверии поездки в Италию среди множества тем, по которым велась тщательная подготовка, обсуждался вопрос взаимоотношений с католической церковью. Сравнительно частный вопрос для страны, в котором церковь уже была отделена от государства. Однако и здесь Наркоминдел сумел проявить весьма дальновидный подход. Дело в том, что с начала 1922 года прошло несколько заседаний межведомственного совещания (с участием представителей Политбюро, ГПУ, НКИД и НКЮ), цель которого заключалась в выработке декрета о положении католической церкви в России. При обсуждении его проекта мнения разошлись, предложения НКИД не были поддержаны ни ГПУ, ни НКЮ.

9 марта 1922 года Г.В.Чичерин направил записку заместителю председателя ГПУ И.С.Уншлихту и заместителю наркома юстиции П.А.Красикову, в которой признавалось, что католическая церковь «играет довольно крупную политическую роль, и… важно ослабить ее деятельность, направленную против нас»⁴³. Таким образом, целесообразность издания декрета обосновывалась необходимостью противодействия церкви, при этом будущий акт «в широких кругах истолковывался бы как нечто благоприятное для католической церкви», и «самый факт ссылки на этот декрет уже будет показывать, что в России католическая церковь прекрасно существует и может существовать».

Несмотря на то что ГПУ в ответном письме от 14 марта 1922 года не возражало «в принципе… против появления декрета, специально посвященного католической церкви, в развитие общего декрета об отделении церкви от государства», в проект вносились поправки существенного характера в части права НКИД на контакты с Римскокатолической церковью. В процессе согласования Наркомюст также не разделял готовности сохранять в тексте пункт об «особом международном положении Римской курии и ее главы - Папы»⁴⁴. В результате задуманный Чичериным план («когда мы будем за границей, хорошо бы нам уже иметь этот документ с собой»⁴⁵) тогда реализовать не удалось.

Среди архивных документов, вводимых в научный оборот, имеются материалы, представляющие значительный интерес в контексте истории взаимоотношений нашей страны с Лигой Наций, и в частности варианта альтернативной международной политической организации. Эти вопросы отчасти уже нашли свое отражение в новейших публикациях российских историков. Как справедливо отмечала автор фундаментальной монографии И.А.Хормач, «первый советский проект международной организации приобрел более или менее четкие очертания в материалах» к Генуэзской конференции⁴⁶.  В письме Г.В.Чичерина В.И.Ленину от 10 марта 1922 года был предложен план создания нового межгосударственного органа. Проанализировав цели и задачи так называемого Всемирного конгресса, исследовательница оценила его «как проект реформы Лиги Наций», «причем исключительно с декларативными целями». Более того, по мнению И.А.Хормач, продолжавшие разрабатываться в дальнейшем «теории идеальной организации были нежизненны… это была просто корректировка внешнеполитических лозунгов»⁴⁷. В свете выявления новых сведений некоторые из вышеприведенных выводов требуют переосмысления.

Осенью 1922 года в рабочих бумагах НКИД появились проекты Статута так называемого «Союза Свободных Народов», или «контр Лиги Наций». Автору удалось обнаружить две его редакции с небольшим интервалом по времени. Первый был датирован 4 ноября и подготовлен в ЭПО. Второй - от 16 ноября - являлся результатом правки Отдела печати. Отсутствие дополнительной информации не позволяет исключать и того обстоятельства, что разработка велась, скорее всего, даже не подразделениями, а непосредственно двумя видными дипломатами - А.В.Сабаниным и Ф.А.Ротштейном. На это указывают сопроводительная записка первого - от 17 ноября и так называемые разъяснения для Коллегии НКИД от 20 ноября 1922 года, подписанные вторым. Как следует из записки, работа велась по поручению коллегии от 20 октября и достаточно оперативно - иначе сложно интерпретировать рассуждения Сабанина относительно дней, упущенных в силу отъезда Ротштейна. Помета «Срочно» также однозначно подтверждает, что материал готовился к фиксированному сроку.

В тексте обеих редакций в преамбуле присутствовали формулировки: «Образуется по таким-то мотивам и для таких-то целей Союз… учредители суть такие-то». Подобное наталкивает на мысль, что либо проекты изначально следует считать достаточно сырыми, либо данные сокращения являются еще одним доказательством, что документы готовились в узком составе и, по сути, представляют из себя тезисы. Очевидно одно - разрабатывался новый план, который не подразумевал лишь декларативно пропагандистских установок. Скорее, наоборот, учитывая, насколько большое значение придавал В.И.Ленин пропаганде⁴⁸, можно полагать, что идея альтернативного конгресса не просто «не умирала»⁴⁹, а нашла новое преломление в условиях быстро меняющихся международных событий.

Сопоставление мартовских и ноябрьских вариантов показывает, что подходы в целом не менялись, но корректировались формулировки. Как разъяснял Ротштейн, «проектируемая нами организация не есть лига, преследующая эгоистические цели, а содружество государств, стремящихся к взаимопомощи на общее благо человечества… При обсуждении задач и принципов Союза мы отказались от демонстрирования явно утопических пожеланий»⁵⁰.

Показательно, что среди основных постулатов будущего Союза, «которые он практически должен проводить в жизнь», были:

«а) отказ всех участников Союза от завоевательных целей;

б) признание права каждого народа на самоопределение;

в) коллективная гарантия всеми участниками Союза территориальных образований;

г) всеобщее сокращение вооружений и запрещение варварских способов ведения войны;

е) поддержание принципа свободы морей и справедливое разрешение вопроса о территориальных водах;

и) признание полной равноправности всех народов, независимо от их мощи, пространства и расы⁵¹».

В первой редакции Сабанина присутствовал еще один занимательный пункт - «Перераспределение существующих запасов золота», который исчез во второй редакции, хотя, согласно разъяснениям Ротштейна, он тем не менее подразумевался в более обобщенной формулировке. Серьезность замысла переустройства мира подтверждается и размышлениями о преимуществах и недостатках систем голосования при принятии решений.

«Вопрос об основе для определения числа делегатов каждой страны нас очень занимал, ибо, с одной стороны, не хотелось проявлять тенденцию к майоризированию других численностью своего населения или пространством, а с другой - хотелось оградить себя как великую державу от майоризирования мелкими государствами, и как советскую державу от майоризирования буржуазными государствами. Мы вполне удовлетворительного решения не нашли, и нам пришлось вступить на шаблонный путь определения числа законных делегатов в зависимости от численности населения».

Творцы альтернативной Лиги Наций прекрасно отдавали себе отчет, что «на первых порах состав всего Союза вообще будет малочислен…»⁵².

В то же время окончательные оценки этим идеям могут быть вынесены только после выявления материалов, раскрывающих причины, побудившие Коллегию НКИД принять на заседании 22 ноября 1922 года решение «отложить» проект⁵³.

Подводя итог, представляется необходимым напомнить, что проанализированные документы составляют только малую часть от общего массива. Его изучение должно способствовать взвешенному и объективному восприятию отечественной истории в ее переломный период.

 ¹http://1917.mid.ru/

 2http://agk.mid.ru/

 3Выгодский С.Ю. У истоков советской дипломатии. М., 1965; Чубарьян А.О. В.И.Ленин и формирование советской внешней политики. М., 1972; Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002: в 3-х т. М., 2002. Т. II: 1917-2002 гг.; Нежинский Л.Н. В интересах народа или вопреки им? Советская международная политика в 1917-1933 гг. М., 2004.

 4Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002. М., 2002. Т. II. С. 49, 50.

 5Архив внешней политики Российской Федерации (Далее - АВП РФ). Ф. 04. Оп. 59. П. 390. Д. 56375. Л. 2.

 6Там же. Л. 3.

 7Там же. Л. 4.

 8Записку Г.В.Чичерина заведующему ЭПО Г.Н.Лашкевичу от 20 сентября 1921 г. и ответ Отдела см.: АВП РФ. Ф. 054. Оп. 4. П. 4. Д. 1. Л. 2, 3.

  Сабанин Андрей Владимирович возглавлял ЭПО; Канторович Борис Ильич занимал должность главного секретаря Коллегии НКИД; Флоринский Дмитрий Тимофеевич исполнял обязанности помощника заместителя наркома М.М.Литвинова (с 1922 г. стал заведующим Протокольным отделом НКИД).

 9АВП РФ. Ф. 054. Оп. 4. П. 7. Д. 66. Л. 2.

¹⁰Там же. П. 4. Д. 1. Л. 17.

¹¹Соколов В.В. Дипломатическая деятельность академика Ф.А.Ротштейна. 20-е годы XX века // Новая и новейшая история. 2007. №2. С. 157.

¹²АВП РФ. Ф. 054. Оп. 4. П. 7. Д. 67. Л. 1.

¹³Там же. Оп. 4а. П. 7а. Д. 9. Л. 8.

¹⁴Там же. Оп. 4а. П. 7б. Д. 15. Л. 96.

¹⁵Там же. Оп. 4. П. 6. Д. 55. Л. 15.

¹⁶Там же. П. 7. Д. 72. Л. 1-3.

¹⁷Там же. Оп. 4. П. 7. Д. 70. Л. 1(об).

¹⁸Там же. Оп. 5г. П. 21д. Д. 10. Л. 61.

¹⁹Там же. Оп. 5. П. 13. Д. 71. Л. 18-19(об).

²⁰Там же. Оп. 4. П. 5. Д. 39. Л. 1-9.

²¹Там же. Оп. 5. П. 8. Д. 15. Л. 7.

  Комиссия при НКИД по делам о лишении российского гражданства лиц, находящихся за границей (Комграж)

²²АВП РФ. Ф. 054. Оп. 5. П. 8. Д. 3. Л. 7.

²³Там же. Л. 9-11.

²⁴Там же. П. 16. Д. 121. Л. 3(об.).

²⁵Косвенным подтверждением тезиса служит даже такая интересная деталь из области лингвистики. В письмах Г.В.Чичерина к И.В.Сталину за январь 1922 г. поднимался вопрос о «желательности создания федерального органа внешних сношений» (не за горами было образование Союза ССР). Чичерин считал, что «присоединением к российскому Наркоминделу представителей всех республик» будет учреждена «неработоспособная обширная говорильня». Реальный выход он видел в «какой-нибудь федеральной комиссии вроде немецкого бундесрата». Члены Совнаркома для краткости и удобства понимания использовали между собой ассоциации из жизни Германии! См.: АВП РФ. Ф. 054. Оп. 5. П. 15. Д. 110. Л. 28, 51.

²⁶Там же. Оп. 4а. П. 7а. Д. 11. Л. 7-8.

²⁷Там же. Л. 40.

²⁸Там же. Л. 69, 75.

²⁹Там же. Оп. 4. П. 5. Д. 23. Л. 2.

³⁰Там же. Л. 2-3.

³¹Там же. Л. 5.

³²Цит. по: Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Так начинался Наркоминдел. М., 1984. Л. 98-99.

³³«Дополнительные соображения тов. Чичерина по вопросу о тактике российской делегации в Генуе» от 25 февраля 1922 г. // Цит. по: Коминтерн и идея мировой революции. Документы. М.: Наука, 1998. Док. №97. С. 349-350.

³⁴АВП РФ. Ф. 054. Оп. 5. П. 8. Д. 6. Л. 7.

³⁵Из тезисов к докладу Л.Н.Литошенко «Народно-хозяйственные цели торговли с Германией и принципы построения экспортно-импортного плана РСФСР». Там же. П. 25. Д. 57. Л. 2.

³⁶Из доклада Н.Д.Кондратьева «Мировое сельское хозяйство и сельскохозяйственный рынок после войны». Там же. П. 24. Д. 47. Л. 116.

³⁷Из доклада Н.Н.Любимова «Подготовительные работы в НКФ к международной конференции в Генуе». Там же. П. 25. Д. 60. Л. 19.

³⁸Из доклада В.В.Слепченко «Условие наибольшего благоприятствования». Там же. П. 27. Д. 102. Л. 15.

³⁹Из доклада И.Н.Жирковича «Продукты переработки картофеля». Там же. П. 23. Д. 33. Л. 1, 5.

⁴⁰Из доклада С.В.Баршева «Семена». Там же. П. 22. Д. 4. Л. 25.

⁴¹Из доклада В.Г.Громана «Народное хозяйство Советской России и его перспективы». Там же. П. 23. Д. 30. Л. 11-12.

⁴²Из доклада В.Н.Черкасова «О торговом флаге и смешанных пароходных обществах». Там же. П. 28. Д. 120. Л. 12.

⁴³Там же. П. 8. Д. 16а. Л. 16-17.

⁴⁴Там же. Л. 19, 21.

⁴⁵Там же. Л. 20.

⁴⁶Хормач И.А. Возвращение в мировое сообщество: борьба и сотрудничество Советского государства с Лигой Наций в 1919-1934 гг. М., 2011. С. 71.

⁴⁷Там же. С. 78, 81.

⁴⁸См.: Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Так начинался Наркоминдел. М., 1984; Романов А.С. Информационная деятельность Народного комиссариата по иностранным делам РСФСР, 1917-1923 гг. Автореферат дисс. на соискание ученой степени к.и.н. М., 2009; Его же. Периодические издания НКИД в 1920-х гг. и руководящие принципы советской внешней политики // Международная жизнь. 2012. №7.

⁴⁹Хормач И.А. Указ. соч. С. 81.

⁵⁰АВП РФ. Ф. 054. Оп. 5г. П. 21г. Д. 1. Л. 23.

⁵¹Там же. Л. 8-11.

⁵²Там же. Л. 16-18. Термин «майоризирование», очевидно, подразумевал мажоритарный принцип голосования большинством. В переводе с английского «majorize» - господствовать, преобладать.

⁵³АВП РФ. Ф. 054. Оп. 5. П. 8. Д. 3. Л. 37.