ENGLISHМИР СЕГОДНЯ СТОИТ на пороге перемен, возможно, даже более глубоких, чем в конце 80-х годов ХХ века. В связи с нынешним финансово-экономическим кризисом, в некоторых странах перерастающим в политический, это стали понимать не только эксперты и аналитики, но и действующий политический истеблишмент. Избрание Барака Обамы - тому яркое подтверждение. Энергия либерализма под девизом "конца истории" наскоком сметала пограничные стены, политические режимы, социально-культурные модели, этнохозяйственные традиции, идеологии и даже сами попытки критически разобраться в происходящих процессах, не говоря уже о принципиально иных разработках оптимального пути цивилизационного развития. Однако сейчас ковбойская тактика перемен не применима.
На это указывает тот факт, что в мире сейчас нет морально, интеллектуально и экономически авторитетного субъекта глобального или национального развития - экономического лидера не в смысле экономического могущества (США, безусловно, будут оставаться экономически сильнейшей державой), а образца экономической модели развития.
Бывший председатель Федеральной резервной системы США, влиятельнейший экономист мира и финансовый гуру А.Гринспен, признанный американцами как непогрешимый архитектор их 20-летнего процветания, на заседании Конгресса США, посвященном расследованию причин кризиса, признал, что он потрясен тем, что его профессиональные действия на рынке оказались неверными и что кризис перевернул его представления о том, как работает мировой рынок.
США теперь вынуждены ставить задачу своей реабилитации как государства-лидера. И в поисках оптимального сценария выхода из кризиса они фактически возвращаются к идеям Нового мирового экономического порядка (НМЭП), актуальным еще с 50-х годов ХХ века. Обсуждаются эти вопросы и на дискуссионных площадках различного уровня. Предложенная миру парадигма новых перемен должна иметь весьма авторитетный источник происхождения.
Большое внимание во всем мире и тем более у нас небезосновательно было приковано к последнему Давосскому Всемирному экономическому форуму (ВЭФ), исходя из его тематики - "Формирование посткризисного мира", а также в связи с тем, что открывался он докладом премьер-министра России В.В.Путина. Причем, представляя Путина, основатель и президент Форума профессор Клаус Шваб отметил, что Россия в мировом сообществе играет основополагающую роль и без ее участия не может быть решен ни один глобальный вопрос.
Этот форум после всплеска антиглобалистской активности рубежа тысячелетий старается позиционировать себя в качестве места обсуждения стратегических решений не только в области либерализации условий для крупного бизнеса, но и по краеугольным проблемам глобального развития. Дискуссии по более широким темам происходят теперь с участием и более широкой страты в социальном и географическом плане, а не только "первого эшелона" деловой, политической и интеллектуальной элиты Запада.
Однако Давосский ВЭФ уже однажды продемонстрировал свою недальновидность в понимании реальных мировых процессов, а фактически, как показали события, - полную оторванность, когда в январе 2000 года в атмосфере эйфории на волне успехов либеральной глобализации весь Давос был украшен лозунгами "ТINA" - "There Is No Alternative" ("Альтернативы не существует"). Одновременно антиглобалисты уже громили улицы, как бы в ответ, с лозунгами "Иной мир возможен" и "Мир - не товар". Причем беспрепятственно, так как всего месяц прошел с их внезапного возникновения как организованной силы, а именно после событий в Сиэтле, когда фактически была сорвана сессия ВТО.
Давосский ВЭФ стал больше отражать, особенно в связи с глобальным кризисом, тематику и остроту проблем, поднимаемых так называемым Всемирным социальным форумом*( *Всемирный социальный форум организован с 2001 года как альтернатива Давосскому (как по целям, так и с точки зрения демократичности организации и проведения). Стал пользоваться вниманием даже таких значимых для развития глобальной экономики фигур, как советник Президента Клинтона и главный экономист Всемирного банка второй половины 90-х годов ХХ века Джозеф Стиглиц.). Время покажет, смогут ли участники нынешнего Давоса найти альтернативу кризисной экономике или ВЭФ 2009 года останется в истории как очередное мероприятие неолиберальных фанатов.
Для России чаще всего ставится вопрос о путях выхода из кризиса в плоскости: изоляционизм или свободный рынок, что отметил в давосском докладе и В.В.Путин. Однако кризис показал, что идеальный свободный рынок практически нереализуем, а экономика уже стала настолько глобальной, что ее разрушение будет иметь гораздо более серьезные последствия, чем разрушение единого народно-хозяйственного комплекса при распаде СССР. Следовательно, выход уже может быть только общим, хотя и дифференцированным.
Сейчас важнее всего постановка вопроса в другой плоскости: какой именно кризис предполагается преодолевать? Как отмечал профессор К.Шваб: "Мы находимся в самом разгаре кризиса - трансформационного кризиса. Мир достаточно сильно изменится к тому времени, когда он из него выйдет. Отсюда перед нами две задачи: первая - помочь справиться с кризисом, и вторая - представить себе, каким будет мир после".
Однако если эти задачи будут решаться не одновременно (в общем новом контексте), а последовательно, то эйфория от решения первой из них перекроет стимулы международных политических и деловых кругов думать о второй. Если искать выход из конкретной кризисной ситуации 2008 года на прежних путях, то глобальные проблемы, в последнее десятилетие уже достигшие катастрофических уровней, будут продолжать углубляться и обостряться.
Кризис дает шанс ответственным политикам вернуться к решению вопроса иначе - все-таки искать выход, как сейчас говорят эксперты, парадигмальный, то есть в рамках новой парадигмы цивилизационного развития, которая предполагает не реагирование на появление критичных для общества проблем, а исключает само их возникновение. Мы как глобальное сообщество уже имеем все возможности - идеологические, ресурсные и, главное сейчас, - востребованные, для системного решения по выходу из кризисного, или (по некоторым оценкам) даже катастрофического, положения.
Почти два десятилетия назад мировое сообщество уже выработало консенсус по мерам, способным предотвратить нынешнее положение в глобальной экологии, экономике, в социальной сфере, которое продуцирует острые социальные конфликты и их крайнюю форму - терроризм. Речь идет об ооновской концепции "устойчивого развития", которая оказалась монополизированной экономическим неолиберализмом и адаптированной под его нужды настолько, что от нее, по сути, мало что осталось. В результате она фактически дискредитирована как глобальная модель развития. В данной связи необходимо выяснить, почему это произошло и каким образом, а также почему необходимо вернуться к ней, как ее реализовать и какова может быть роль России в ее претворении в жизнь.
ЕСЛИ В АНАЛИЗЕ непосредственных причин кризиса аналитики в основном сходятся на том, что экспансия дешевого кредитования под виртуальные активы себя исчерпала (начавшись в США), то в анализе глубинных оснований кризиса, соответственно идеологическим установкам, имеются видимые расхождения.
Критика с марксистских позиций исходит из кризисной природы капитализма как такового: соответственно новым производительным силам он лишь приобрел некоторые особенности (в основном доминирование фиктивных форм финансового капитала). Этот кризис носит циклический характер и свидетельствует о финальном обострении общего кризиса капитализма (отсрочившего свой закат разрушением мировой системы социализма и некоторым "допингом" со стороны высокотехнологичных отраслей, уже себя исчерпавшим). Данная позиция в отличие от 1990-х годов становится весьма популярной, причем, что парадоксально, на Западе. Работы Маркса стали бестселлерами, а в Германии Карл Маркс получил третье место в рейтинге наиболее значимых личностей в национальной истории.
Другая позиция, лояльная "мэйнстриму", заключается в признании ряда технических ошибок, допущенных финансовой и политической элитой, что спровоцировало временные трудности на рынке. Наиболее характерно эту позицию отражает статья Джулии Финч в британской газете "Гардиан", где даже указываются поименно виновники финансового кризиса на фоне их портретной галереи, которую возглавляет А.Гринспен.
Вместе с тем в статье делается вывод и в "левом" ключе, хотя, конечно, не радикальный: вывод, популярный в экспертной среде, о чрезмерном отрыве финансового капитала от своей материальной основы - производственной сферы. Правда, личную ответственность за это общее положение на современной стадии развития капитализма автор возложил на одного человека - британского премьер-министра Г.Брауна. Последний, как отмечается в статье, поставил интересы финансовой сферы выше других отраслей экономики, например производства, создавая в Лондоне как финансовой столице мира льготный режим для международного финансового бизнеса 5.
Позиция, наиболее распространенная у нас, заключается в том, что нынешний кризис имеет корни в объективном развитии мировой экономики, позволившем США стать финансовой цитаделью мира и на долларе построить всю систему мировых финансов. Благодаря Бреттон-Вудским соглашениям, а тем более после 1971 года (когда США отказались от золотого обеспечения доллара) их финансовая система в целях стимулирования экономики получила беспрецедентные возможности с помощью виртуальных финансовых инструментов накачивать конечный денежный спрос, как государственный, так и частный. Эта политика стала использоваться после затяжной рецессии, начиная с 1980-х годов, еще в рамках так называемой "рейганомики", и особенно активно - с 1990-х годов вплоть до кризиса.
Соответственно отмеченным позициям делаются и выводы. Те, кто убеждаются в правоте марксизма, считают, что не за горами мировая социалистическая революция, которая ликвидирует перекосы 70-летней практики советского развития социализма, в значительной степени спровоцированные окружением враждебного капиталистического лагеря. И таким образом будет подтверждена правота Маркса, а не Ленина (следовавшего своему тезису о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране).
По мнению же "мэйнстрима", финансовая дестабилизация последних полутора лет окажется короткой и не приведет к структурным переменам в экономике, благодаря экономическим возможностям США преодолеть временные трудности.
Согласно социал-демократическим представлениям, выход из конкретной кризисной ситуации - это кейнсианская модель, в которой следует найти оптимум между механизмами рыночной саморегуляции (частной инициативой) и государственным регулированием, выработав механизмы создания устойчивой мировой финансовой системы.
Последний тезис привлекает особое внимание российского экспертного истеблишмента. На фоне неизбежных сравнений нынешнего кризиса с Великой депрессией (при том что в те же самые 1929-1933 гг. СССР был не только "островом стабильности", но и демонстрировал бурный экономический рост) доминирует вывод, что причина кризиса в России - отсутствие суверенной денежной системы, неподконтрольной Западу, на принципах которой строилась независимая советская экономика.
Отсюда следуют предложения по демонополизации валютного рынка, усилению роли региональных финансовых систем, переходу от единственной резервной валюты к нескольким сильным региональным. При всем многообразии предложений с их видимой противоположностью они, по существу, имеют одну и ту же цель - оздоровить экономику таким образом, чтобы была обеспечена ее конкурентоспособность по товарам и услугам, для чего в свою очередь необходим бесперебойный экономический рост в части их производства. При этом считается, что для конкурентоспособности национальной валюты и ее надежности нужна смена сырьевого вектора развития на индустриальный, и в целом для этого необходимо обеспечить ее покрытие товарами и услугами. Однако при таком стратегическом подходе не может произойти не только никаких "цивилизационно-парадигмальных" изменений, но и не получится выйти из зависимости от морально устаревшей "кризисоемкой" экономической модели, генерируемой исторически обусловленным финансовым доминированием США. Россия считает, что обеспечение ей условий для конкуренции с США в мировых финансах позволит ей получить финансовый суверенитет и таким образом выйти из финансовой и энергосырьевой зависимости и в общем освободиться от экономического диктата Запада.
В данном случае Россия рискует попасть в ту же ловушку, в какую попал Советский Союз в постъялтинский период двуполярного мира, когда он вступил в конкуренцию с наиболее эффективной моделью по насыщению беспредельно растущего спроса потребителя товарами и услугами - капиталистической моделью. Новое общество, ставящее целью построение коммунизма, то есть общество с иной системой ценностей, вступило в борьбу с соперником на "парадигмально" не соответствующем ему поле, вместо того чтобы конкурировать с капитализмом в формировании ценностного мировоззрения для человека и общества. Другой полюс биполярной мировой системы в экономической модели оказался "не очень другим". Советская система "подсела на иглу" мотиваций, присущих потребительскому обществу и свободному рынку, для функционирования которых в США и других странах Запада были созданы максимально благоприятные экономические и политические условия. В результате на рубеже 1980-1990-х годов мы влились в стремительно развивавшееся глобальное общество потребления, которое сейчас запутывается в сетях экологического, социального, а теперь и финансово-экономического кризиса.
Что касается стремления России конкурировать с исторически обусловленной финансовой мощью США на поле мировых финансов, то эта попытка бессмысленна по аналогичным мотивам. Россия не должна увязнуть в болоте идеологического и практического эпигонства: ведь идеологический монополизм "конца истории" привел к нынешним негативным последствиям для глобального мира, какие мы сейчас наблюдаем и какие в будущем не может никто предсказать.
Одна проблема - что виртуальный финансовый капитал совершил недопустимый отрыв от реального сектора (более 500 трлн. долларов) и что он, соотносясь всего лишь с 2-3% материального производства, способен породить гигантский финансовый коллапс. Другая проблема - возможно более опасная - что эти 2-3% материального производства достигли невероятных размеров уже по отношению к экологической емкости планеты и способны породить не менее гигантский коллапс, но непреодолимый уже для физического существования человека на Земле, - климатический коллапс.
Факт глубокой нестабильности доминирующей модели развития в настоящее время признают уже не только ее критики, но и широкий круг научно-экспертного, делового и политического истеблишмента. Таким образом, становятся возможны стратегические решения инновационного характера относительно посткризисного мира и формирование принципиально иной, гуманистической и экосовместимой, ценностной системы.
При господстве идеологии "общества потребления", которая видит только практический аспект, из картины мира выпадает прошлое - настоящее - будущее как единое целое. Общий выход из системного кризиса человеческой цивилизации лежит в плоскости уже давно разработанной и согласованной мировым сообществом идеологии устойчивого развития как идеологии мировоззренческой, которая, опираясь на межпоколенческий критерий развития, видит целостную, холистическую картину мира в ее динамике.
ПОНЯТНО, что России без слома сложившихся тенденций уйти от финансово-сырьевой зависимости невозможно, на что указывает и борьба за реформирование мировой финансовой системы.
Взамен доминирующей однополярной "конфликтогенной" экономической модели предлагается многополярная модель развития. При этом политическое руководство страны нацеливает на инновационное развитие экономики, что в динамике должно указывать на переход к постэкономическому обществу - обществу, в котором индустриальное производство перестает быть главным источником прогресса.
Однако возникают вопросы. Во-первых, в российской реальности ни в одном из проектов развития даже не ставится вопрос о соотношении экологии и экономики. В них в целом сохраняется направленность на безудержную экономическую гонку именно в логике однополярного курса (разве что без избыточной финансиализации рынка) и обычно со ссылкой на образец китайской экономической модели завоевания позиций в мировой рыночной системе. С учетом роли России как биосферного резервата планеты в условиях индустриальной перегрузки ее экологической емкости оптимизм по поводу подобных крупномасштабных проектов "отверточного" типа становится синонимом обскурантизма и игнорирует преимущества международного разделения труда.
Во-вторых, почему многополярность, ведь полярность в принципе предполагает нечто диаметрально противоположное. Есть опасения, что многополярность сводится всего лишь к многополярности финансовой системы за счет ее регионализации.
Необходимо сменить мировоззренческие принципы национальной модели развития, а ее применение в России способно изменить и ход глобальных процессов в сторону устойчивого развития человеческой цивилизации.
В западном обществе идеологическая подготовка к "дематериализации" производства до уровня экологической емкости планеты (экологизация общественного сознания) шла в течение 20 лет, начиная со Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде 1972 года, причем достаточно эффективно с промежуточным результатом в виде концепции "устойчивого развития".
Она могла приносить практические плоды после Конференции ООН по окружающей среде и развитию в 1992 году в Рио-де-Жанейро с принятием большинством стран - членов ООН "Повестки дня на XXI век", то есть действий по достижению "устойчивого развития". Консенсус относительно концепции "устойчивого развития" был достигнут благодаря ее общему характеру, который отражал идеи мирорегулирования идеологически противоположных направлений - либерального и социал-реформистского, в жестком противостоянии которых все 70-е годы ХХ века проходили дебаты по поводу формирования НМЭП.
Тогда же после окончания холодной войны и вовлечения бывшего соцлагеря в орбиту рыночных отношений стали активно развиваться процессы глобализации. Казалось бы, в 1990-х годах оба явления глобального масштаба - технологический (глобализация) и идеологический (устойчивое развитие) в условиях прекращения противостояния двух общественных систем дают мощный импульс позитивному развитию человеческой цивилизации. Однако перехода мирового сообщества на рельсы устойчивого развития не произошло.
Сам термин "глобализация", попавший в научный оборот в 1980-х годах, стал активно использоваться с начала 1990-х годов при одновременном нарастании негативных ее тенденций и в результате неожиданного, взрывного появления движения антиглобалистов. В большинстве дискуссий, как правило, говорят о двух глобализациях: с одной стороны, есть "объективная", "позитивная", "закономерная" и т.п. глобализация. Это - доступность передовых достижений НТП, преимущества международного разделения труда, его рационализация, оптимизация издержек производства, поднятие стандартов жизни и т.д. С другой стороны, есть "субъективная", "негативная", "корпоративная", "однополярная", "империалистическая" и т.п. глобализация. В числе ее последствий указывают на неустойчивое развитие, неравномерность распределения ее преимуществ, непреодолимый разрыв в технологических укладах экономик, социальную поляризацию, истощение природных ресурсов и т.д.
При различиях в предлагаемых способах противодействия негативным последствиям глобализации причины этих последствий, подлежащие в той или иной степени устранению, усматривают во "второй", субъективной составляющей процесса глобализации. Но при этом продолжает доминировать тезис, что альтернативы глобализации нет, несмотря на фактическое признание ее развития в двух формах.
Объективные процессы развития НТП, способствующие интенсификации международной экономической интеграции, не обязательно должны были продуцировать нынешнюю модель (структуру, форму, надстройку и т.д.) социально-политических и экономических отношений в мире.
Термин "устойчивое развитие" не исчез, хотя теперь больше говорят об устойчивом развитии финансовой системы. Однако идея аутентичной концепции "устойчивого развития" оказалась выхолощенной.
Можно услышать от авторитетных экспертов такую версию, что перевод термина "sustainable" как "устойчивое" у нас появился как чисто технический недосмотр, тогда как было принято решение переводить этот термин как "жизнеспособное" развитие. Однако вероятнее всего, что это не техническая ошибка, а сознательный подход, ведь легко увидеть, что устойчивый экономический рост вполне может оказаться именно нежизнеспособным по многим параметрам, что он сейчас, в связи с экономическим кризисом, и демонстрирует.
Главное заключается в том, что это понятие монополизировала неоклассическая теория, представляющая "мэйнстрим" после Рио-92. Неолиберальная теория, особенно в результате "переформатирования" социалистических критериев развития на консьюмеристские, на рубеже 1980-1990-х годов оказалась победителем в глобальном масштабе не только по отношению к марксистской идеологии, но и только зарождающейся идеологии "устойчивого развития", из которой были выброшены социал-реформистские подходы, фактически допускавшие возможность постиндустриальной конвергенции социализма и капитализма на базе изменения отношения к природопользованию.
Политике "рейганомики", которая к концу 1980-х годов начала давать ощутимые результаты по части роста благосостояния в США, а также Великобритании, совсем некстати пришлись экологические ограничения системного характера концепции "устойчивого развития", уже подготовленной для принятия ООН в 1992 году. Эти ограничения с лихвой перекрывали открываемые "рейганомикой" шлюзы для свободы движения капитала, и даже те, которые открывались мировой системой социализма при ее вливании в мировое капиталистическое хозяйство. США в итоге добились смены предполагаемого названия саммита в Рио-де-Жанейро с Конференции ООН по "устойчивому развитию", а фактически по "жизнеспособному развитию", на Конференцию ООН "по окружающей среде и развитию". А дальше все итоговые договоренности в результате фактически свелись к частностям и декларациям.
Выхолащивание идей "устойчивого развития" происходило, в частности, за счет их редукции до уровня концепций "глобального регулирования" в интерпретации идеологов Римского клуба. Так, по рекомендациям А.Кинга и Б.Шнайдера в докладе "Первая глобальная революция" 1991 года глобальное регулирование должно быть направлено на уровень "регионального, районного и местного управления, а также к другим социальным системам, таким как образование, вооруженные силы, частное предпринимательство и даже семья".
В неолиберальной трактовке концепция "устойчивого развития" была сведена до задачи предоставления услуг по обеспечению перманентного экономического роста.
Восторжествовала интерпретация, согласно которой главное - правильно учитывать инвестиции, преимущественно только в два фактора производства - основной капитал и человеческий капитал. При этом считается, что экологический, или природный капитал не требует к себе особого отношения, и поэтому инвестиции в него могут направляться по остаточному принципу, а для обеспечения устойчивого развития достаточно, чтобы агрегированные капитальные запасы не уменьшались в течение длительного времени. В принципе, при соответствующем развитии НТП допускается возможность с его помощью замены природной среды на технотронную.
Закономерным исключительно в рыночной логике итогом становится сведение сложного и многомерного мира к факторам производства и их периферии. С середины 1990-х годов получили распространение транснационалистские концепции "глобального регулирования", восходящие еще к либеральному подходу 70-х годов ХХ века по поводу формирования НМЭП. Так, социально-экономической политикой государств должны управлять различные институты влияния на базе сетевого взаимодействия.
Согласно преобладающей точке зрения распространение рыночного хозяйства в глобальном масштабе делает мир гомогенным и более простым объектом управления, поэтому ТНК как более эффективной управленческой структуре отводится роль основного субъекта управления процессом мирового развития. Однако ТНК могут управлять лишь факторами производства. Это энергосырьевые ресурсы (земля), преимущественно высококвалифицированная рабочая сила (труд), финансы (капитал). В условиях глобализации возможно использование еще одного фактора производства - глобальной экономической ренты, которая, образуясь при помощи новейших технологий через механизм ТНК и стоящие за их интересами международные организации, формирует сверхприбыль ТНК. Дополнительно ТНК берут на себя функции обеспечения инфраструктуры этих факторов производства, а также информационное и политическое обеспечение беспрепятственного их функционирования (периферия факторов производства). При этом финансово-экономические и политические возможности международных институтов усиливают эффективность такого управления.
Однако такой мир далеко не соответствует реальной действительности. Объектом управления ТНК может стать только виртуальный мир, а не реальный, несравнимо более сложный. В реальной жизни в процессе глобализации из сферы управления выпадает целый блок буквально вопиющих глобальных проблем - социальных, экологических, экономических, демографических, энергосырьевых, этнокультурных и др., - внешних по отношению к ТНК, или в терминах неолиберальной доктрины - экстерналии.
Вместо "устойчивого развития" как новой формы мирохозяйственных отношений стали развиваться негативные процессы глобализации - если прибегнуть не только к латинскому, но и русскоязычному словообразованию, этимологически подходит термин "оглобление". "Оглобление" - это монополизация идеи устойчивости развития человеческого сообщества как устойчивого экономического роста и процесс практической реализации этой идеи как редукции всего комплекса социальных отношений до уровня производственно-потребительских отношений; "оглобление" - это конкурентная стратегия экономических монополий в борьбе с национальными государственными образованиями за факторы производства - землю, капитал, труд - в интересах устойчивого получения сверхдохода за предоставление в мировом хозяйстве услуг по перманентному экономическому росту.
Эта стратегия в своей сущности экологонесовместима, приводя к дальнейшему снижению экологической емкости планеты, барьер которой по естественному восстановлению уже давно преодолен.
Размышления серьезных ученых на Западе о перспективах физического выживания человечества давно свидетельствуют о востребованности иной парадигмы развития. И.Валлерстайн, говоря об устойчивом развитии, идея которого была определена Комиссией Брундтланд еще 20 лет назад, за несколько лет до первых признаков глобального финансового кризиса формулировал следующие выводы: "Подлинная проблема носит не экологический, а политический характер. Возможно ли устойчивое развитие в рамках капиталистической социальной системы? …если мы остаемся в рамках капитализма, выхода у нас нет. С другой стороны, наше общественное устройство... охвачено структурным кризисом, происходит… переход к некоторой иной системе...".
Конференция сторон Конвенции по изменению климата, созванная Генеральным секретарем ООН в декабре 2007 года под формальным предлогом продления принципов действующей конвенции, фактически поставила задачу теоретической и практической "адаптации национальных стратегий развития к шоковым и комплексным изменениям" в виде неизбежного роста стихийных бедствий. Такая постановка задачи означает, что государства ООН фактически были оповещены о начале глобальной экологической катастрофы. Именно этим, видимо, объясняется изменение позиции США - основного "загрязнителя" окружающей среды и идеологического заказчика такого "загрязняющего" развития - по принятию условий конвенции на общих основаниях.
Глобализация показала, что и представление о более высокой степени экологической развитости общественной системы стран Запада, действительно позволяющей относительно благополучно решать многие экологические проблемы на своей территории, оказывается мифом. Эта система, хотя и выбралась из состояния "очень грязной экономики", уже в качестве глобальной экономики остается в рамках отсталой первичной экономики. Просто основание пирамиды с топливно-энергетическим, агропромышленным, лесным и рыбным комплексами, а также индустриальными секторами экономики с высокой энерго- и материалоемкостью вынесено на периферию мирового рыночного хозяйства. Поэтому масштаб глобальных проблем, от которых не удастся скрыться за национальными границами, не уменьшается, а нарастает.
Таким образом, можно сделать ряд важнейших выводов из результатов постбрундтландского периода развития мировой системы. Начало его следует отнести к "Повестке дня на XXI век" 1992 года (устойчивое развитие отдельных стран на принципах "предвидеть и предвосхищать" негативные последствия глобального развития). Конец - к постановке задач с 2007 года по адаптации этих стратегий к шоковым и комплексным изменениям, фактически соответствующим задачам развития на принципах реагирования, причем запоздалого, что и предполагала предотвратить концепция "устойчивого развития".
Во-первых, климатическая система из состояния константы трансформировалась в состояние переменной составляющей окружающей природной среды. И, таким образом, количество экстерналий неолиберальной экономики в экологическом плане перешло в новое качество - в новый, четвертый, причем, основной (в отличие от конвенционального фактора в виде глобальной экономической ренты) фактор производства - климатический.
Во-вторых, следует определенный ответ на теоретический вопрос о соотношении экологии и экономики: жизнеспособность экономического развития оказалась в зависимости от климатического ресурса, шире - экологического, и исчерпание этого ресурса выявило его системообразующий характер.
В-третьих, при предоставлении в мировом хозяйстве услуг по перманентному экономическому росту экономические монополии выигрывают в процессе глобализации конкурентную борьбу с государствами за факторы производства - землю, капитал, труд. Однако они вынуждены будут участвовать в системе мер по обращению климатического фактора производства из переменной составляющей обратно в константу и таким образом подчинять свои интересы устойчивого получения сверхдоходов интересам физического выживания человечества. При этом государству возвращается его ведущая роль в национальном социально-экономическом развитии и субъектность более высокого уровня в глобальных процессах, а также подводится черта под периодом доминирования свободных рыночных сил в мировой экономике даже вне привязки к вышеописанным обстоятельствам глобального полномасштабного финансового кризиса.
Предлагаемые средства для искоренения негативных проявлений глобализации неадекватны. Радикальные рекомендации воспринимаются, как правило, как призыв к деглобализации, то есть как противодействие объективным процессам развития. Появляется непродуктивная идея единственно возможной альтернативы глобализации только как протекционистской реакции и/или левомарксистского реванша. Между тем командно-плановая экономика может также монополизировать идею устойчивого развития как исключительно экономического роста. Объект критики глобализации с марксистских позиций - это прежде всего сверхэксплуатация одного фактора производства - труда, а с экологической позиции - другого фактора - земли; соответственно, с позиции аутентичной концепции устойчивого развития - обоих факторов равноценно.
Между тем уже существует признанное мировым сообществом теоретическое решение в виде концепции устойчивого развития. До кризиса ЕС и США "почивали на лаврах" глобальной прогрессивности своих экономических и политических систем; КНР совершала беспрецедентный индустриальный рывок в обеспечение бесперебойной работы природорасточительного "общества потребления"; за Китаем следовала Индия; страны "третьего мира" не имели необходимых ресурсов и в принципе выпадали из глобальных модернизационных задач. Все они объективно не могли до кризиса признать необходимость совершить системный радикальный поворот к экосовместимому хозяйствованию, обеспечивающему только необходимое и достаточное потребление для устойчивого развития человеческой цивилизации. Остается открытым вопрос относительно их нынешней готовности для этого и в свете новых кризисных обстоятельств.
Тем более не могут пойти на это самостоятельно транснациональные экономические субъекты, принцип функционирования которых базируется на постулатах беспредельно растущих потребностей и неограниченных возможностей их удовлетворения.
Нобелевский комитет сейчас представляет, что в 1980-х годах влияние человека на глобальное потепление казалось только любопытной гипотезой. Однако, это не так. Ученые буквально били тревогу, что увенчалось принятием Рамочной конвенции по климату в рамках Рио-92. Однако их все равно относили к алармистам, препятствующим естественному развитию бизнеса, и здесь снова напрашиваются параллели с нынешним финансовым кризисом, об опасности которого били тревогу экономисты, не лояльные "мэйнстриму".
И в результате западного глобализационного прорыва в последующий период и особенно при феноменальной роли в этом прорыве Китая в 1990-х годах процесс потепления климата получил очевидные подтверждения.
Однако решительные изменения в сторону экологизации инвестиционной политики в глобализирующемся мировом хозяйстве не происходили. Не наблюдалось этого и в намечаемой так называемой стратегии российского экономического прорыва (в новое правительство даже не возвращено соответствующее министерство). В качестве синергетического эффекта этого прорыва по примеру Китая климатические изменения могут уже стать неуправляемыми.
Россия находится в этом смысле в уникальном положении. Став в результате неудавшегося неолиберального реформирования в значительной степени деиндустриализированной и во многом утратившей прежний национально организованный экономический базис, она оказалась единственной державой с мощным интеллектуальным потенциалом, существенно сбросившей прошлый экологически несовместимый "индустриальный груз". Кроме того, доминирующей неолиберальной модели Россия ничем не обязана. Она от нее не получила никаких, даже временных преимуществ ни в экономическом, ни в социальном планах относительно достижений советского периода, а только наоборот, гигантские экономические и социальные потери, о чем сейчас пишут даже такие экономические и политические "тяжеловесы" на Западе, как Дж.Стиглиц и З.Бжезинский.
Более того, Россия ничем не обязана идеологическому "мэйнстриму" и в интеллектуальном плане, а наоборот, она внесла основной интеллектуальный вклад в теорию ноосферы - от В.Вернадского, К.Циолковского до Н.Моисеева, - первой ступенью к построению которой фактически является идеология "устойчивого развития". Кроме того, в основе господствовавшей в 70-летний период советского развития России марксистской идеологии была теория, которая претендовала на универсализм. Отметим, что первый заместитель руководителя Администрации Президента России Владислав Сурков во многих своих работах с отсылкой к русским космистам говорит именно об идейных истоках этой идеологии - о потребности в холистическом мировосприятии русской культуры, способной гибко взаимодействовать с другими культурами, интегрировать, не разрушая, все многообразие их обычаев, сохранять целостность пестрого общего мира.
Таким образом, в настоящее время у России есть уникальный благоприятный шанс направить свое развитие на путь "Повестки дня на ХХI век". Прежде всего необходимо в целом отказаться от модернизации экономики в сторону индустриализации по китайской модели, стремительно сокращающей экологическую емкость планеты. Ставка при этом должна делаться на инвестиции преимущественно в производства следующего технологического уклада и технологически передового экологически чистого сельскохозяйственного производства. При этом надо максимально использовать преимущества международного разделения труда и уйти от импортозамещения и индустриальной сборки на базе импортных технологий, то есть от внедрения уже освоенных в глобальной экономике производств, имеющих схожие потребительские характеристики, как, например, автомобильных заводов. Тем не менее в гражданских отраслях с учетом пространственных и других особенностей России следует развивать некоторые собственные производства, необходимые, например, для воздушной и морской транспортной инфраструктуры.
Экономические субъекты следует заинтересовать сменой приоритетов. И до тех пор пока не будет восстановлена естественная экологическая емкость планеты, перейти, используя возможности НТП, преимущественно к задачам предоставления обществу услуг по обеспечению благоприятной и здоровой окружающей среды, прежде всего по очищению и возвращению в природный оборот изъятых под промышленное освоение территорий. Речь идет преимущественно об экологических объектах коллективного достояния, которые наделены свойствами общественной собственности и индивидуальный спрос на которые в "доминирующей" экономике отсутствует, что отличает, например, культуру малочисленных коренных народов Севера.
В посткризисной трансформационной модели следует не стремиться оседлать кризисы, что при их цикличной природе бессмысленно, а поставить их на службу экономике, которая должна стать "организмической", действующей на принципах пульсирующего роста, который, в свою очередь, должен стать "жизнеспособным". Для этого требуется создавать производственные предприятия с мобильной рабочей силой, которые смогут при достижении точек насыщения товарами переходить в "спящий" режим с последующим восстановлением/закрытием или аналогично в "коконовый" режим. При возобновлении их работы выходит продукция нового поколения, полностью "перекрывающая" потребность в прежней продукции, и под такие проекты следует создавать соответствующие финансовые институции.
Главная задача в том, чтобы гражданское общество приняло активное участие в "обществе потребления" по линии его ключевого отношения - "спрос - предложение". На пути к устойчивой модели потребления требуется изменить вектор развития массовой культуры от "идеологии глянца", смоделированного на искусственную праздничность, к идеологии естественного состояния человека в его исторической сопричастности культуре и природе, как это свойственно, например, коренным малочисленным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока России.
Для объединения задач сохранения и развития следует также привлечь гражданское общество, стоящее за сохранение окружающей среды, которое уравновесило бы доминирование сил, стоящих за экономический рост. Этому соответствует идея создания национальной структуры, которая должна обладать возможностями:
- законодательной инициативы;
- экологизации общественного сознания, формирования экосистемного сознания власти, бизнеса и общества;
- политики изменения индикаторов развития (ухода от агрегированных финансовых показателей роста, таких как ВВП к индикаторам, отражающим связи между различными аспектами функционирования общества);
- формирования целей развития.
Для этого надо выступить за проведение всего комплекса мер, предлагавшихся на конференциях ООН в Рио-де-Жанейро в 1992 году и Йоханнесбурге в 2002 году, начав с экологизации общественного сознания и поставив задачу перевести в законодательное поле: во-первых, все три цели устойчивого развития, важнейшей из которых на сегодняшний момент является экологическая целостность (долгосрочное сохранение экосистем и биоразнообразия); во-вторых, все три основополагающих принципа устойчивого развития, из которых принимается во внимание только "загрязнитель платит"; в-третьих, соответствующие аксиомы экологического управления и правила по устойчивому использованию запасов природного капитала.
Экологический фактор должен стать приоритетным и стержневым критерием при оценке, реализации и эксплуатации инвестиционных проектов, а также при оценке профильного развития макро- и микрорегионов. Должны быть также созданы условия для перелива капитала в экосовместимые производства.
По аналогу со Стабфондом необходимо создать Экологический стабилизационный фонд, направленный на восстановление нарушенной устойчивости биосферы и предотвращение экологических рисков в будущем. Поскольку в этом должны быть заинтересованы и страны - стороны Киотского протокола, возможно расширение действия его механизмов при формировании этого экостабфонда.
Он должен состоять из двух частей: одна часть - в физическом выражении, состоящая из номенклатуры территорий с запретом на эконесовместимую хозяйственную деятельность и со значительным увеличением численности и размеров особоохраняемых природных территорий; другая часть - в денежном выражении для проведения рекультивации и возвращения в природный оборот экосистем и территорий, разрушенных хозяйственной деятельностью.
Особое внимание следует обратить на политику в отношении российских лесов. Обезлесение выявлено в качестве одной из главных причин глобального потепления. На его долю приходится не менее 20% выбросов парниковых газов. Выражая обеспокоенность этой проблемой, Всемирный банк в связи с Балийской конференцией выступил с инициативой, направленной на сокращение выбросов парниковых газов путем сохранения лесов, которая может иметь весьма важные последствия для России. По заявлению президента Всемирного банка Р.Зеллика, "мир сознает глобальную ценность лесов и готов за них платить". Промышленно развитые страны уже обязались выделить около 160 млн. долларов на начальные мероприятия по реализации этой 10-летней программы.
Почему-то акцент делается на развивающиеся страны - Южную Америку, Африку, Индонезию. Действительно, в этих странах масштабы обезлесения настолько велики, что они сказываются на климатической системе планеты. Однако их непосредственное влияние сказывается в первую очередь на климатических изменениях Южного полушария.
Что касается Северного полушария, где находятся индустриально развитые страны, то его биорезерватом, по аналогии с тропическими лесами Амазонки в Бразилии по их экологической важности для Южного полушария, являются, помимо ветландов, лесные экосистемы Российской Федерации, составлявшие в конце периода существования СССР одну пятую часть мировых лесных ресурсов. В связи с безжалостной вырубкой тропических лесов, по мнению международных экспертов, "легкие планеты" из Южной Америки и Экваториальной Африки все больше перемещаются в район российской Сибири и Дальнего Востока, где сохранялась самая крупная в мире по площади территория, не нарушенная хозяйственной деятельностью.
Однако все годы рыночных преобразований шла интенсивная и не менее безжалостная и во многом нелегальная вырубка российских лесов. Предполагается, что квоты на выбросы за счет сохранения лесов будут включены в новое соглашение, которое заменит Киотский протокол, то есть они смогут действовать только после 2012 года. При этом на конференции в Бали неоднократно звучала мысль, высказанная, в частности, министром экономического сотрудничества и развития Германии Хайдемари Вечорек-Цойль о том, что "мы не должны потерять ни одного дня в деле защиты климата и лесов".
В силу этого Россия должна взять на себя добровольные обязательства по незамедлительному изменению политики в отношении российских лесов. Надо также привлечь заинтересованные стороны - страны Запада, Всемирный банк, ООН и стороны Конвенции по изменению климата для исправления сложившейся ситуации. С учетом высокой криминальной и коррупционной составляющей лесного бизнеса необходимо установить временную госмонополию в лесном хозяйстве и до проведения тотальной инвентаризации состояния лесного фонда, оценки ущерба и выработки стратегии по лесовосстановлению наложить временный мораторий на рубку леса. Для этого следует провести комплекс мер по перепрофилированию занятого в лесной отрасли бизнеса, в том числе с использованием механизма финансирования, предложенного Всемирным банком, и таким образом на основе международной кооперации, в том числе с участием Китая, особенно в дальневосточных областях, перейти (в развитие идеи культивирования "киотских лесов") к восстановлению разрушенных лесных массивов.
Кроме того, необходимо уйти от использования леса в качестве материала для товарной упаковки и печатной продукции и сделать ставку на создание новых материалов и использование электронных носителей. Необходимо отказаться от классификации бытовых и промышленных отходов, особенно бумаги как мусора, и перейти к тотальной их переработке в качестве вторсырья и в целом перейти к формированию экономики отходов, что открывает широкие возможности для малого и среднего бизнеса. Для этих и других целей следует максимально использовать механизм ВТО и социальной рекламы. Итогом должно стать снижение уровня материализации общественного производства до размеров, не превышающих экологическую емкость природной окружающей среды.
В Декларации тысячелетия, принятой ООН в 2000 году, среди фундаментальных ценностей приводится тезис о том, что "нынешние неустойчивые модели производства и потребления должны быть изменены"16. За последующие семь лет положение ухудшилось настолько, что речь уже идет о нынешнем поколении. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун выражает оптимизм, что балийские договоренности положат начало эпохе "зеленой" экономики и "зеленого" развития, однако устойчивое развитие в этой интерпретации сводится к экономике "на базе экологически чистых технологий и экономики с низким объемом выбросов", то есть не затрагивающей основы экономики общества потребления, что в результате малопродуктивно.
Отсюда России при ответственной политике следует принять лидерство по устойчивому развитию в полном его объеме и перейти в терминологии доклада ЮНЕП, подготовленного к Всемирному саммиту по устойчивому развитию в Йоханнесбурге "ГЕО-3", от модели развития с "приоритетом - рынок" к модели "приоритет - устойчивость".
Именно в этом русле формирования ответственной перед будущими поколениями экономики - экономики устойчивого развития - и должна происходить посткризисная трансформация глобальной экономики в целом, и России в первую очередь.
