В европейском и международном информационном пространстве итоги состоявшихся в конце мая этого года выборов в Европарламент характеризуются как революционные и неожиданные. Появлявшиеся накануне выборов обильные прогнозы допускали, что традиционному большинству Европарламента придется потесниться, но оказалось, что итоги вызвали своего рода «политическое землетрясение». Особенно этот настрой чувствовался в первые дни после подведения итогов.
Фокус внимания концентрируется на бесспорном успехе французской партии «Национальный фронт» (FN) и британской «Независимой партии» (UKIP). Обе партии сумели в национальных округах, то есть на территории своих стран, опередить по числу набранных голосов местные ведущие партии, обычно воспринимаемые олицетворением политического лица Франции и Великобритании. Другим моментом, привлекающим к ним внимание, было то, что их возглавляют руководители (FN - Мари́н Ле Пен, UKIP - Найджел Фарадж), которых принято называть харизматическими, то есть способными увлечь избирателей, влиять на сторонников и оппонентов своим личным обаянием и силой своего духа.
Успех партий евроскептиков других стран был менее оглушительным, но также неожиданным и достаточным для получения мандатов евродепутатов. Эксперты, в частности, выделяют финляндскую партию «Истинные финны» (Perussuomalaiset, PS), датскую «Народную партию» (DF), германскую партию «Альтернатива для Германии» (AfD), голландскую «Партию свободы» (PVV), итальянскую «Лигу Севера» (LN), бельгийскую фламандскую националистическую партию «Фламандский интерес» (Vlaams Belang, VB), «Австрийскую партию свободы» (FPÖ), шведскую «Шведские демократы» (Sverigedemokraterna, SD). В их числе, но неким особняком стоят венгерская партия «За лучшую Венгрию» («Йоббик») и греческая «Золотая заря» («Хриси авги»), которых и статусные партии, и евроскептики классифицируют как ультрарадикальные.
Приход евродепутатов в парламент Евросоюза от указанных партий изменил там соотношение сил, считавшееся чуть ли не традиционным. Критерием соотношения считается сопоставление числа евродепутатов в семи сложившихся в парламенте ЕС фракциях. Ведущими являются две: фракция «Европейская народная партия», которая, по самоопределению, объединяет консервативные партии, и «Прогрессивный альянс социалистов и демократов» - партии, соответствующие ее названию. Динамику произошедших изменений показывает ниже приводимая таблица.
Таблица
Сопоставление результатов выборов за 2009 и 2014 гг.1
Фракции |
2014 г. |
2009 г. |
Динамика |
ЕНП - «Европейская народная партия» EPP Group of the European People´s Party (Christian Democrats) |
221/29,43% |
274/35,77% |
- 6,34%, |
ПАСД - «Прогрессивный альянс социалистов и демократов» S&D Group of the Progressive Alliance of Socialists and Democrats in the European Parliament |
191/25,43% |
196/25,59% |
- 0,16%, уменьшение на одно место |
АЛД - «Альянс либералов и демократов за Европу» ALDE Alliance of Liberals and Democrats for Europe |
67/8,92% |
83/10,83% |
- 1,91%, уменьшение на |
«Зеленые» /«Европейский свободный альянс» Greens/EFA The Greens/European Free Alliance |
50/6,66% |
57/7,44% |
- 0,78%, уменьшение на |
«Европейские консерваторы и реформисты» ECR European Conservatives and Reformists |
68/9,05% |
57/7,44% |
+ 1,61%, увеличение на |
«Европейские объединенные левые» / «Лево-зеленые Севера» GUE/NGL European United Left/Nordic Green Left |
52/6,92% |
35/4,57% |
2,35%, |
«Европа за свободу и демократию» EFD Europe of Freedom and Democracy Group |
48/6,39% |
31/4,05% |
2,34%, |
Неприсоединившиеся NI Non-Attached Members |
43/5,73% |
33/4,31% |
1,42%, |
Вновь избранные |
11/1,46% |
0 |
|
|
751/100% |
766/100% |
|
*Поскольку на выборах 2009 г . избиралось 766 депутатов, а в 2014 г. - 751 депутат, то средний результат между ними - 758, а следовательно, 1% отражает 7,5 мандата (Расчет автора).
Таблица составлена автором на основании данных сайта Европарламента.
Вместе с тем будет преувеличением подавать феномен евроскептицизма в парламенте Евросоюза как совершенно новое явление. И до майских выборов 2014 года партии евроскептиков были представлены в Европарламенте. В качестве примеров можно назвать французский «Национальный фронт», венгерский «Йоббик»… Новизна состоит в том, что до последнего времени евроскептики в Европарламенте воспринимались как докучливое меньшинство и в серьезный расчет при организации европарламентской деятельности не принимались. Теперь же обобщенное число публичных евроскептиков и причисляемых к ним депутатов измеряется, по разным оценкам, примерно на уровне 1/3 евродепутатов.
Рассмотрение итогов евровыборов можно проводить в двух ракурсах: общеевропейском и национальном. В первом - нас интересуют представительство евроскептиков в парламенте Евросоюза, его качественные и количественные изменения, перспективы их влияния на деятельность Европарламента. Второй ракурс отражает степень популярности партий евроскептиков у себя на родине, их соотношение с популярностью других местных партий, имея в виду и динамику изменения этих соотношений.
Применительно к данному исследованию главным кажется общеевропейский ракурс, исходя из того что зафиксированное выборами представительство партий и политиков в Европарламенте становится неизменной величиной европейской политики на ближайшие пять лет. Следовательно, в практическом плане важно понять, как будет себя проявлять парламент Евросоюза и что его будет больше заботить: внутренние или внешние проблемы и какие именно в свете усиления там позиций евроскептиков.
В то же время попутно следует отметить, что в национальном ракурсе усиление значения евроскептиков вызывает ряд эффектов. Это фиксация изменения предпочтений избирателей, ослабление роли ведущих местных партий, их влияния на внутриполитическую жизнь. Наиболее очевидным следствием можно прогнозировать корректировку местными ведущими партиями своих программ и практической деятельности с целью восстановления былых позиций.
Так или иначе, теперь местные ведущие партии будут с оглядкой на евроскептиков проводить внутреннюю и внешнюю политику. Вполне можно ожидать вкраплений в ту и другую элементов, за которые ратуют евроскептики. Назовем это пассивной корректировкой национального курса стран. Активная - видится в том, что евроскептики на национальном уровне будут продвигать свое видение членства их стран в ЕС и, соответственно, влиять на национальные общественно-политические круги.
Любопытно посмотреть на евроскептиков с точки зрения их национальной принадлежности, так как Евросоюз насчитывает 28 стран-членов, и допустимо предположить, что причина евроскептицизма может иметь региональное или иное измерение. Факты свидетельствуют, что в Европарламент получили доступ партии евроскептиков как стран - учредителей Евросоюза, так и стран-неофитов из Восточной Европы (указаны выше). Имеются веские основания говорить о евроскептицизме как о масштабном явлении, охватившем подавляющее большинство стран - членов Евросоюза. Безусловно, следует проводить градацию по срокам вызревания евроскептицизма, его направленности, политической ориентации применительно к традициям политической и партийной жизни каждой из стран.
В этой связи целесообразно более пристально посмотреть на составные успеха британских независимых и французских правых националистов, которые, как кажется, выражают в концентрированном виде черты, присущие и другим партиям евроскептиков.
Так, проступает ряд моментов, дающих основание утверждать, что внешнеполитическое поведение британских независимых в чем-то дублирует или копирует позицию официального Лондона. К примеру, у руководителя британских независимых Н.Фараджа предложенные Германией кандидатуры на посты председателей Еврокомиссии и Европарламента вызывают такое же неприятие, как и у британского премьера Д.Кэмерона. Оба оперируют схожими аргументами. Оба эмоционально не сдержаны по отношению к континентальным европейцам.
Другой пример - блокирование в Европарламенте. Британские независимые в этом вопросе ориентируются на евроскептиков из стран Северной Европы, которая исторически всегда тяготела больше к Великобритании, чем к другим частям Европы. И североевропейские евроскептики действуют соответственно этой парадигме. Еще один пример - британские независимые подчеркнуто дистанцируются от французской партии «Национальный фронт». Аналогичную позицию можно наблюдать и в поведении Великобритании по отношению к Франции2.
Главное же совпадение видится в том, что и британское правительство, и британские независимые скептически настроены по отношению к Евросоюзу, особенно тогда, когда руководителями его структур оказываются деятели из стран - учредителей ЕС. Различие в том, до какой степени у них доходит скепсис. Если в британских правительственных кругах предметно обсуждается возможность проведения референдума по членству Великобритании в Евросоюзе, то британские независимые позволяют себе думать о продолжении участия своей страны в ЕС, но при условии его реформации.
Не стоит предполагать здесь координации между британским правительством и британскими независимыми и даже допускать намека на нее. Мы просто имеем дело с британским национальным стереотипом внешнеполитического мышления, который внутренне присущ всем британским политическим партиям независимо от их ориентации. Таково свойство британского менталитета, и в нем некоторые эксперты могут усмотреть неискоренимый рудимент былого имперского мышления Великобритании. Другими словами, британские независимые и официальный Лондон бессознательно придерживаются единого курса во внешнеполитических делах и следуют единому алгоритму поведения во внешней политике. Видимо, название партии - «независимые» предназначено больше для внутреннего потребления.
Приведенное свойство отчасти объясняет ошеломляющую победу британских независимых на евровыборах над британскими ведущими партиями в мае 2014 года, на которых избирателям не было особой необходимости вникать во внешнеполитические аспекты партийных программ и они сосредоточились на вопросах внутренней политики. У британских независимых, выступавших с позиций критики социально-экономической ситуации в стране, заведомо были более выгодные шансы, которые они проецировали на потенциал Евросоюза.
Нельзя сказать, что французский «Национальный фронт» смотрится в данной плоскости понимания евроскептицизма как некий антипод британским независимым, но, безусловно, обладает рядом особенностей. Французские правые националисты фокусируют внимание и концентрируют усилия на самоутверждении во внутренней политике. Здесь FN откровенно отдает предпочтение моделям социального государства и жестко оппонирует с властью.
Внешнеполитическая же линия FN заметно расходится с рядом позиций официального Парижа. Прежде всего, сюда нужно отнести, собственно, видение соотношения национального и наднационального в деятельности Евросоюза, восприятие нынешнего кризиса на Украине, классификацию процесса глобализма таким образом, что некоторые полагают возможным причислять FN к антиглобалистам.
В более широком плане следует отметить, что FN являет собой партию, уже продолжительное время представленную на европейском политическом ландшафте (основана 05.10.1972 г.)3. Следовательно, им неуместно предъявлять претензии в политической конъюнктуре и желании использовать трудности в есовской и глобальной экономике для самопиара. Более оправданно предполагать, что сегодняшний евроскептицизм FN - это закономерный результат саморазвития и поиска своего места как внутри страны, так и в европейской политике.
Партия показала способность критически оценивать свои действия и вносить коррективы в партийную деятельность. Партия «Национальный фронт» располагает опытом поддержания международных партийных связей и деятельности в составе организаций, выходящих за рамки национальных границ. К примеру, можно взять членство FN в АЕНД*, (*Альянс европейских национальных движений – объединение, созданное в 2009 г.) где она в 2009 году выступала одним из учредителей, но затем пересмотрела свою позицию и в 2013 году отказалась от участия.
В обобщенном виде французский «Национальный фронт», вне всякого сомнения, - сложившаяся партия, обладающая самостоятельным профилем и определенными традициями, способная к непредубежденности и креативному подходу. Так, заслуживает уважения инициатива FN попробовать создать новую и отдельную фракцию в Европарламенте с целью формирования единой политической силы, объединенной лозунгами евроскептицизма. FN была готова сотрудничать с большинством коллег-евроскептиков, прежде всего с британскими независимыми, однако те отказались, дав звонкое, но малоубедительное объяснение. Попытка не удалась, так как у FN не получилось выполнить требования регламента Европарламента на этот счет**. (**Регламент допускает создание фракции при наличии 25 депутатов, представляющих 1/4 стран-членов. При нынешнем составе Евросоюза - 28 стран, речь идет о семи странах.)
Сопоставление британских независимых и французского «Национального фронта» может служить наглядной и яркой иллюстрацией того, насколько могут различаться партии евроскептиков, получившие мандаты в Европарламенте и объединяемые экспертами, оппонентами и сторонниками в некое единое целое, именуемое евроскептицизмом.
Вместе с тем не вызовет споров утверждение о том, что французская FN и британская UKIP получили статус символов и лидеров евроскептицизма и представляют собой два центра притяжения партий евроскептиков и их сторонников в парламенте Евросоюза.
Вокруг них происходит естественная концентрация менее значимых родственных по евроскептицизму партий. Группирование евроскептиков в рамках Европарламента может рассматриваться как своего рода лакмусовая бумажка того, возможно ли их объединение в отдельную организацию - своего рода интернационал евроскептиков. Маневры в этой плоскости показали, что пока евроскептики сознательно или подспудно следуют принципу географических и исторических традиций блокирования стран, которые они представляют. К примеру, к FN более близкими себя считают южноевропейцы, чем их коллеги из Северной Европы.
Полезно посмотреть отношение евроскептиков к украинскому кризису, так как он усложнил отношения России с Евросоюзом. Прежде всего важно понять, направлены ли подходы евроскептиков на улучшение атмосферы российско-есовских отношений или они могут усугублять их нынешнее незавидное положение. Заслуживает внимания несколько моментов, которые можно воспринимать как обнадеживающее движение в Евросоюзе в сторону здравого смысла.
Так, руководитель французской партии «Национальный фронт» М.Ле Пен еще до евровыборов заняла сбалансированную позицию по факту возвращения Крыма в состав России4. В этой связи политические оппоненты француженки записали ее в русофилы, что, на их взгляд, должно было ослабить ее репутацию как западного политика. Однако у французских избирателей оказалось иное мнение, и они отдали ей большинство голосов.
Похожая история произошла в Польше. Лидер правящей партии «Гражданская платформа» - нынешний премьер Д.Туск - накануне евровыборов проявил повышенную политическую активность, обращаясь к кризису на Украине и высказываясь с позиций усиления НАТО и возложения ответственности за часть украинских событий на российскую сторону. Он также призвал Европу к созданию энергетического союза (FT, 24.04.2014.)5, имея в виду сокращение или даже отказ от импорта российских углеводородов.
В этом контексте результаты евровыборов в Польше, на которых правящая партия опередила оппозицию всего на несколько десятых процента, можно толковать двояко. Либо польским избирателям ближе позиция польской оппозиции, которая выступает с критикой экономического курса правительства Д.Туска, либо избиратели без энтузиазма воспринимают антироссийскую активность премьера на украинском направлении. Если считать, что избиратели, голосовавшие за партию «Гражданская платформа», солидаризуются тем самым с подходами Д.Туска к украинскому вопросу, то получается, что только около 7% общего польского электората разделяют западную интерпретацию кризиса на Украине.
Это подтверждается и тем, что лидер польской партии «Конгресс новых правых» (евроскептики) Я.Корвин-Микке в ходе предвыборной кампании противопоставлял себя в украинском вопросе Д.Туску, высказываясь в поддержку восстановления Крыма в составе России6. В этой связи любопытным представляется тот факт, что партия «Гражданская платформа» по сравнению с прошлыми выборами в Европарламент (2009 г.) потеряла четыре мандата. Ровно столько приобрела партия «Конгресс новых правых», впервые вошедшая в Европарламент. Получается, что украинский вопрос, разумеется в пакете с другими, стал проигрышным для Д.Туска и выигрышным для Я.Корвин-Микке.
Оба примера позволяют сделать важный вывод: население стран, имеющих статус ведущих, - Франция - в целом в Европе, Польша - в Восточной Европе - не разделяет генерируемую на официальном уровне конфронтационность по отношению к России в украинском вопросе и не видит ничего предосудительного в ее реакции на происходящее на Украине. Напрашивается необходимость усилить работу с европейскими оппозиционными партиями по разъяснению ситуации на Украине и перспектив ее развития.
В международных и национальных информационных пространствах стран - членов Евросоюза можно обнаружить широкий спектр объяснений громкому успеху евроскептиков на выборах в парламент Евросоюза в мае 2014 года.
Они представляют три большие группы: оценки оппонентов, самооценки евроскептиков, оценки сторонних наблюдателей. Разумеется, в каждой из них можно обнаружить нюансировку - от радикального отторжения до терпимого восприятия.
Со стороны оппонентов наблюдается стремление принизить роль партий евроскептиков и представить их майские достижения как сложение ряда глобальных и континентальных факторов, которое и вынесло евроскептиков на гребень политической волны, невзирая на их, в редакции оппонентов, невысокий статус и малозаметную деятельность. В такой подаче успех евроскептиков приобретает характер продукта конъюнктурного, то есть случайного и временного. В числе факторов, создавших предпосылки для продвижения евроскептиков, называют сохраняющуюся турбулентносгь глобальной экономики, кризис в зоне евро, стагнацию европейских экономик.
Другие оппоненты относят успех евроскептиков на счет их умелого самопиара, в частности, им приписывают демагогию, эксплуатирующую глобальные экономические трудности, популизм и неразборчивость в средствах.
Отдельную трактовку причин усиления евроскептицизма выдвигает авторитетный французский экономист Т.Пикетти (Thomas Piketty)*, (*Автор популярной книги «The Capital in the 21st century» и один из подписантов «Manifeste pour une union politique de l’euro» (Manifesto for a political union of the eurozone).) который предлагает рассматривать зону евро прежде всего как центр политической консолидации ЕС, где доминируют ведущие есовские страны. Отталкиваясь от этой посылки, он считает, что ядро ведущих стран Европы превратилось в своего рода элитарный клуб, а евроскептики чувствуют себя аутсайдерами и поэтому протестуют7.
С Т.Пикетти можно согласиться в том, что в зоне евро концентрируются наиболее влиятельные страны ЕС. В свое время автор на примере Греции пришел к выводу, что кризис в одной из стран - членов Евросоюза может приобрести общеесовское звучание тогда, когда страна является членом зоны евро и когда доля ее ВВП в общем ВВП ЕС находится на уровне двух и более процентов8. Эквивалентно этому можно рассматривать и степень влияния страны в целом в Евросоюзе.
Однако спорным представляется тезис Т.Пикетти о некой обделенности стран - членов ЕС, не входящих или, придерживаясь его формулировок, не допущенных в зону евро. Так, Венгрия, Польша, Чехия, где евроскептицизм активен и теперь представлен в Европарламенте, сомневаются в необходимости подачи заявок на присоединение к зоне евро и ссылаются на нежелание населения своих стран заменять национальную валюту на евро. Говоря по-другому, евроскептицизм в названных странах, а вслед за ним и официальные власти дистанцируются от зоны евро, а не стремятся к ней9.
Перечисленные выше факторы и оценки носят объективный характер, и в этом качестве они доступны как политический инструмент не только евроскептикам, но и всем европейским партиям и ко всем в той или иной мере применимы. Но стоит не упускать из виду, что не факторы, а национальный электорат отдал предпочтение партиям евроскептиков. Конечно, ведущим европейским партиям легче объяснить себе и окружающим ослабление своих позиций сложившейся политико-экономической конъюнктурой. Однако можно посмотреть и с другого ракурса: либо ведущие партии не поспевают за настроениями и желаниями национальных избирателей, либо их игнорируют.
Что касается самооценок евроскептиков, то, судя по их заявлениям и маневрам, масштаб их успеха на евровыборах и для них оказался несколько неожиданным. Так, ни одна из партий евроскептиков пока не обнародовала цельного плана действий по реализации лозунгов, под которыми они шли на выборы. Другой момент - большинство партий евроскептиков склонны рассматривать достижения на майских евровыборах 2014 года как своего рода трамплин для повышения популярности в своих странах и генерирования амбиций для прихода там во власть. Сторонние же наблюдатели выстраивают свои оценки и отношение к евроскептикам, как правило, исходя из своих политических предпочтений.
В целом рассуждение выводит нас на заключение о том, что успех евроскептиков на выборах в Европарламент в мае 2014 года, несмотря на уничижительные оценки оппонентов, некоторую растерянность самих евроскептиков, отсутствие твердой позиции у сторонних наблюдателей, является тем не менее объективным отражением новых веяний и новых восприятий среди заметной части населения Европы.
Здесь уместно уточнить понимание вопроса явки на майских евровыборах. Анализ данных о явке показывает, что она относительно невелика и активность избирателей концентрируется в основном в крупных городах. Ее средний уровень, немногим превышающий 40% по Евросоюзу в целом, обеспечивается явкой населения тех стран, где евровыборы в силу обстоятельств, а может быть сознательно, соединены с национальными выборами. К примеру, в Литве майские евровыборы 2014 года были совмещены с вторым туром выборов президента страны.
В качестве обобщения можно уверенно констатировать, что на евровыборах голосуют в основном городские жители, интеллигенция или в более широком плане - местная элита. С этой точки зрения можно гипотетически считать, что цифра явки в очищенном виде, то есть без учета местных избирательных мероприятий, может рассматриваться как цифра, отражающая или представляющая долю местной элиты по отношению к общему электорату. Данная констатация снимает обвинения с евроскептиков в маргинальности, так как их выбор осуществляет фактически местная элита.
Другое соображение связано с тем, что национальная провинция либо недостаточно информирована, либо апатична по отношению к членству в Евросоюзе, либо не имеет доверия к местным политикам, которые увлечены европейскими и международными интригами. И неудивительно. К примеру, прибалтийские евродепутаты зачастую выступают генераторами проектов антироссийских резолюций в Европарламенте, которые не понятны и не вызывают энтузиазма у широких кругов прибалтийского населения, а оно в своем большинстве представлено сельскими и провинциальными жителями.
В целом эксперты отмечают тенденцию неуклонного снижения явки на евровыборах. Сохранение же ее в 2014 году на уровне, близком к уровню предыдущих выборов (2009 г.), ряд специалистов склонен объяснять ростом активности электората евроскептиков.
Для понимания результатов выборов в Европарламент следует уточнить условия голосования, так как они не являются едиными в Евросоюзе и страны-члены распадаются по этому критерию на ряд групп.
Так, относительное большинство в ЕС составляют страны, допускающие, помимо партийных выдвиженцев, возможность голосования за отдельных кандидатов, и поэтому такие общие списки независимых и партийных кандидатов именуются «открытыми», которым следуют 15 стран Евросоюза. Остальные страны Евросоюза придерживаются системы «закрытых» списков, то есть на голосование выдвигаются только партийные кандидаты.
В этой связи вполне определенно можно говорить о наличии своего рода фильтров для кандидатов в евродепутаты, которые исключают для независимых депутатов почти в половине стран-членов возможности быть избранными. В сегодняшних реалиях это наверняка были бы евроскептики, а, соответственно, их представительство в Европарламенте - значительно шире.
Что касается избирательных округов, то семь стран Евросоюза проводят выборы в Европарламент по смешанной системе: часть депутатов избирается по региональным округам, часть - по общенациональному округу. Большинство же стран Евросоюза избирают евродепутатов по единому общенациональному округу. К примеру, такой подход объясним для Испании, иначе в Европарламенте могла бы образоваться каталонская секция, для Эстонии, где русскоязычное население проживает компактно и могло бы обеспечить себе представительство в парламенте ЕС.
Вопрос «заградительного барьера» на евровыборах регулируется регламентом Европарламента, который не позволяет устанавливать его выше 5%. Именно этой цифрой руководствуется большинство, хотя существуют страны, которые применяют 4-процентный барьер (две страны) и даже 3-процентную (одна страна).
В целом этапы качественных изменений в избирательном праве, общем для Евросоюза, свидетельствуют, что процесс его демократизации происходил трудно и заметно растянулся во времени. Так, прошло 22 года с момента подписания Римского договора (1957 г.), прежде чем страны-члены пришли к согласию о прямых выборах в Европарламент, которые в таком виде состоялись впервые в 1979 году. Затем понадобилось еще 24 года для того, чтобы позволить кандидатам избираться на всей территории Евросоюза, а не только национальных, что вступило в силу в 1993 году. Новый шаг демократизации был сделан спустя 11 лет, то есть в 2014 году, когда выборы председателя Еврокомиссии решено соотносить с результатами выборов в Европарламент.
По-прежнему, как отмечено выше, остаются неурегулированными под единый знаменатель вопросы избирательных округов, списков кандидатов, повсеместного допуска к выборам независимых депутатов, ценза кандидатов и ценза избирателей. На этом фоне не может не обратить на себя внимания систематическая критика со стороны европарламентариев деятельности социально-общественных институтов в России.
Возникает ряд риторических вопросов. Принципиальным среди них видится то, к какому стандарту призывают европарламентарии придерживаться Россию, если не существует единого стандарта в Евросоюзе. Резонно задать вопрос и о том, из каких традиций исходят еврокритики в своих поучениях. Любопытно, что критикуют Россию по тем пунктам, которые еще не полностью урегулированы и в Евросоюзе. Если следовать еврографику становления демократии в избирательном праве, то России следовало бы ввести прямые выборы только два года назад. Интересно, что наибольшую активность проявляют неофиты, а точнее, их представители в самой многочисленной фракции - «Европейская народная партия». Еще вопрос, видимо, требующий отдельного исследования: почему в Европарламенте тяготеют к правоцентристской фракции?
Усиление евроскептиков в парламенте Евросоюза нельзя рассматривать единственным фактором, который будет чувствоваться в деятельности нового состава Европарламента. Его контуры заметно расширяются и видоизменяются. С 2014 года Европарламент будет обладать более масштабными, чем ранее, полномочиями и бóльшим влиянием на состояние и активность других ключевых органов Евросоюза - Еврокомиссии, Совета Европы.
В этой связи специалисты предрекают соперничество между будущим председателем Еврокомиссии Ж-К.Юнкером и председателем Европарламента М.Шульцем, которое уже проявилось в ходе их борьбы за место председателя Еврокомиссии. Однако их противостояние не будет носить антагонистический характер, так как М.Шульц идентифицирует себя прежде всего немцем и олицетворяет немецкий дух, а Ж.-К.Юнкер признается немецкой креатурой. Видимо, неслучайно данной кандидатуре противилась Великобритания, поддерживаемая Швецией.
В этом смысле ситуация принципиально отличается от прежней. Ж.Баррозу считался англосаксонским ставленником, и внешнеполитическое ведомство ЕС возглавляла англичанка - бывшая сотрудница британского Министерства иностранных дел, являвшаяся одновременно первым заместителем председателя, что ей позволяло замещать его в полном объеме в случае необходимости.
В целом складываются основания для утверждения, что теперь в Евросоюзе на ключевые роли выдвигаются представители проевропейского лобби, а евроатлантическому лобби приходится потесниться.
Соответственно, возрастает и будет больше чувствоваться направляющее влияние Германии в Евросоюзе, что кажется закономерным, так как она представляет собой в переносном смысле локомотив есовской экономики. Кроме того, следует напомнить, что Германия публично в начале текущего года объявила о том, что будет проводить более активную внешнюю политику, что было приурочено к проведению в январе 2014 года ежегодной конференции по безопасности в Мюнхене.
Реализуя себя на обоих направлениях - политическом и экономическом, - Берлин будет стремиться к усилению своих позиций и за счет наполнения новым смыслом прежних союзнических отношений с другими сильными странами в ЕС. Видимо, в первую очередь оправданно ожидать активизации объединения, известного под названием «Веймарский треугольник», который включает, помимо Германии, Францию и Польшу, учитывая также то, что польский министр иностранных дел Р.Сикорский претендует на пост главы внешнеполитического ведомства ЕС и, судя по всему, рассчитывает в этом на немецкую поддержку.
В изложенном контексте евроскептики могут оказаться естественными союзниками Германии. Острие их активности направлено на ревизию деятельности уходящего состава Еврокомиссии, что может отвечать немецким интересам в части пересмотра решений или позиций, не выгодных Берлину. Одновременно политические лозунги и идеи евроскептиков дают предлог для выдвижения инициатив по усилению самостоятельного значения Евросоюза в глобальной политике, в частности уравновешивания США. Евроскептики приобретают характер силы, на которую может ссылаться Германия в евроатлантических отношениях. В прикладном плане Германия может прибегать к блокированию с отдельными партиями евроскептиков в решении конкретных текущих проблем.
Понятно, что лозунги и программные заявления евроскептиков неизбежно подвергнутся корректировке в силу ряда обстоятельств. Первое и главное из них то, что Евросоюз с массовым приходом евроскептиков не прекратит свою обычную деятельность, которая имеет краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные перспективы. Из них главным всеми признается тот факт, что пока в Евросоюзе не сложилась ясная идея полного выхода из обоих кризисов, имея в виду глобальный финансово-экономический кризис 2007-2009 годов и кризис в зоне евро. С этим аспектом связано и то, что новому составу Европарламента и Евросоюзу в целом придется одновременно подступать к подведению итогов выполнения общеесовской стратегии «Европа-2020» (Europe’s 2020 goals), находить объяснения, готовить предложения и соображения о том, какой стратегии будет следовать Евросоюз после 2020 года. В двусторонних - это перспективы отношений с Россией. В международном - намерения США перенести центр глобального развития в АТР. Все это требует изменений архитектуры ЕС, обеспечения устойчивого роста, укрепления влияния ЕС.
В этой связи желательно избежать гипертрофированного пафоса в оценке бесспорного количественного усиления евроскептиков в парламенте Евросоюза. Отдавая должное цифрам, следует, однако, задаться и исследователям, и самим евроскептикам вопросом о том, насколько реально конвертировать полученные евроскептиками мандаты в преобразовательную деятельность согласно евроскептическим лозунгам, с которыми они считаются победителями на евровыборах в мае 2014 года. Реальную опасность представляет для евроскептиков распыление их сил по фракциям и комитетам, хуже всего - по второстепенным по своему значению для текущего момента, который определяют сохраняющаяся турбулентность в мировой экономике и политический кризис, вызванный событиями на Украине и антироссийскими санкциями. По большому счету, перспективы евроскептицизма в Европарламенте обретут более или менее осязаемый вид тогда, когда станет понятным, придерживаются ли они деструктивного или конструктивного подходов к проблемам, стоящим перед Евросоюзом.
Резюмируя изложенное, следует отметить ряд принципиальных моментов, выделяющих главное в понимании роли евроскептицизма.
Результаты выборов в Европарламент в мае 2014 года, выведшие евроскептиков в центр общественного внимания, свидетельствуют, что политический кризис в Евросоюзе вызрел и перешел в открытую фазу. Противоречия между населением, учредительными целями Евросоюза, с одной стороны, и практикой Еврокомиссии последнего образца - с другой, приблизились к степени антагонизма. Необходимость перемен признается и в руководстве Евросоюза, и среди избирателей и населения, о чем наиболее наглядно свидетельствует состоявшаяся острая политическая борьба вокруг кандидатуры председателя Еврокомиссии.
Применительно к феномену евроскептицизма определяющая констатация видится в том, что он уже прошел стадию озвучивания идеи на уровне одиночек и достиг того состояния, когда стал частью программ политических партий. В то же время освоение результатов выборов евроскептиками показало, что они пока не готовы к институциональному объединению в европейских масштабах и еще не пришло время говорить о создании своего рода интернационала евроскептиков.
Оттолкнувшись от обеих границ развития идеи от одиночки до партии, можно уверенно утверждать, что евроскептицизм приобрел характер массового движения.
Другой принципиальный вывод видится в том, что выдвижение евроскептицизма на политическую авансцену Европы отражает умонастроения определенной части электората национальных элит, несмотря на то, что оппоненты стремятся придать эпатажный или маргинальный имидж партиям, продвигающим евроскептицизм.
Наше внимание должны привлечь те тезисы евроскептицизма, которые исходят фактически от элит и отражают их неприятие тоталитаризма в Евросоюзе10. В частности, прогрессивными видятся призывы к ослаблению диктата Брюсселя, выражающегося в указаниях странам-членам, как себя вести в национальных и международных делах при двустороннем формате общения. По своему содержанию - это протест против сохранения евроатлантизма как господствующей идеологии в Европе, предназначение которой состоит в том, чтобы культивировать искусственные разделительные линии на европейском континенте. Фундаментальный изъян евроатлантизма заключается в том, что он генерирует и консервирует дух, атмосферу и практику времен идеологического противостояния в мире.
Отсюда становится понятным раздражение и неприятие, вызываемое евроскептицизмом в бюрократических кругах Брюсселя, где он подспудно или осознанно воспринимается как опасный оппонент или даже конкурент евроатлантизма, побуждающий его к субстантивной трансформации, вплоть до необходимости выдвижения новой концепции отношений Востока и Запада.
Вполне очевидно, что в краткосрочном и среднесрочном планах нам предстоит наблюдать в Евросоюзе борьбу двух тенденций: попытки сохранить сложившийся статус-кво путем мягкой реформации «сверху», которую можно ожидать от Еврокомиссии нового состава; встречное, или параллельное, движение «революционного» характера будет, скорее всего, генерировать лобби евроскептиков в Европарламенте и их сторонники в национальных и общеевропейских структурах. Судя по всему, Евросоюз находится на пороге перемен.
В этой связи безусловной и настоятельной кажется необходимость отдельного всестороннего исследования феномена движения евроскептицизма в целом: его генезиса, динамики развития, содержания, перспектив. Цель видится в своевременной разработке стратегии и тактики отношения России к евроскептикам, которое строилось бы на сугубо прагматичном подходе без благодушия и эйфории.
1http://www.results-elections2014.eu/en/election-results-2009.html
2См.: сайт партии UKIP, в частности, материалы, связанные с евровыборами и деятельностью нового состава Европарламента // http://www.ukip.org/
3Cм.: сайт партии «Национальный фронт» // http://www.frontnational.com/
4Там же.
5http://www.ft.com/home/europe
6http://ria.ru/interview/20140528/1009734629.html#ixzz33BT5N91N
7См.: Интервью с Т.Пикетти на новостном сайте, освещающем деятельность Евросоюза // http://www.euractiv.com/sections/euro-finance/piketty-it-surprise-candidate-eu-commission-president-comes-tax-haven-302141
8Оленченко В.А. Восприятие кризиса суверенного долга в Греции в центральноевропейских и прибалтийских странах // Современная Греция в мировой экономике и политике. М.: ИМЭМО РАН, 2013. С. 98-107.
9Там же.
10В силу российской политической традиции, сложившейся в 90-х годах ХХ столетия, тоталитаризм обычно приписывается Советскому Союзу. Вместе с тем он был введен в политический оборот в 20-х годах ХХ столетия Б.Муссолини в Италии как условие успешного государства и получил концептуальное развитие в работах западных исследователей. Его основу составляет утверждение о том, что государство или организация беспрепятственно функционирует, если участники придерживаются роли безропотно действующих «винтиков» в общем механизме. См. подробнее: Современная западная философия. Словарь. М.: Издательство политической литературы, 1991. С. 303-304.