ENGLISHАлександр Фролов: Сейчас события на Украине затенили Ближний Восток. Но с другой стороны, арабские революции не ушли в песок. Прокатившись по арабскому миру, они имели внешне одинаковую окраску, направленность, но вместе с тем свою специфику и свои результаты. Одни из них (Египет) закончились обратными революциями, другие (Ливия) - хаосом и зыбкостью власти, третьи (Йемен) - сохранением позиций правящего режима, некоторые (Сирия) - переходом противоборства в хроническую стадию. Иные (Бахрейн) можно считать несостоявшимися. Но очевидно одно: Ближний Восток находится на пороге модернизационных перемен в общественных отношениях, в системе правления, хотя, по оценкам многих экспертов, 2013 год стал годом затухания революций.
На современном этапе есть две позиции относительно этих революций. Первая - ее сейчас выражают американцы и их союзники - арабам нужно помочь обрести институты демократии: многопартийную систему, разделение властей, хотя опять же здесь наблюдается выборочный подход. Вторая позиция, к которой склоняется и российское руководство, - это дать народам арабских стран право выбора. Сейчас позиция России более деидеологизированная, а США, выходит, - более идеологизированная.
Равиль Мустафин: Применительно к «арабской весне» наша позиция оказалась еще и нравственной: сегодня в арабском мире именно у России ищут защиты и справедливости. Когда мы говорим, что нельзя вторгаться в Сирию, это не значит, что мы защищаем режим Асада. Мы стараемся предотвратить дикую резню, спасти от уничтожения и мусульман, и христиан, не дать Сирии распасться на отдельные части, как это было с Ираком и уже происходит в Ливии.
Мне пришлось наблюдать многих арабских лидеров. Б.Асад ничем не лучше других арабских правителей, но и не хуже. Вообще, пытаться выделить на арабском Востоке слишком «белых и пушистых» - дело безнадежное. Кто-то - более удачлив, справедлив, умен, мягок, кто-то - менее, кто-то делает для своей страны и народа больше, кто-то - меньше.
Есть логика политической борьбы в конкретных условиях арабского мира, в которой одни вписываются или стараются вписаться в правила игры, которые навязывают им западные страны. Другие - эти правила не принимают или стараются играть по своим. Они становятся изгоями для Запада. А в личном плане думают не в последнюю голову о себе, о благополучии своих семей, окружения.
И это очень отчетливо показала «арабская весна». Одни лидеры сбежали, прихватив миллионы долларов на тихую, безбедную жизнь, другие погибли. Третьи сохранили свою власть, но встрепенулись, кто больше, кто меньше; испугавшись, пошли на ряд уступок, подачек. Но еще остался народ, положение которого в целом стало заметно хуже, чем было до того.
А.Фролов: В американском политическом лексиконе есть такое понятие - «игра с нулевым результатом». Одни - уходят, другие - приходят, внешне по окраске вроде бы отличные, но по сути такие же. И опять традиционной в американском понимании демократии как не было, так и нет. В этой связи наиболее характерный пример «демократичности» - Мухаммед Мурси. Первое, что он сделал, став во главе страны, это набрал себе полномочий больше, нежели у Х.Мубарака, но при этом как-то перестал говорить о том, что он президент всех египтян, а не только «Братьев-мусульман». Вообще, военная система недемократична по своей сути. У нас раньше было такое определение военной формы правления - хунта. Но сейчас на Ближнем Востоке получается так, что военные часто выступают единственными гарантами поддержания хоть какого-то порядка.
Р.Мустафин: Что же касается западной дипломатии, и прежде всего американской, то она, во всяком случае на арабском Востоке, на мой взгляд, после вторжения в Ирак вступила в полосу ошибок и просчетов. Дело даже не в том, что она проявила лицемерие, двойные стандарты, агрессивность в реализации своих принципов. «Арабская весна» показывает тупики их идеологем. Есть серьезные сомнения, что Египет, Ливия, Йемен, Сирия или кто-то еще приблизились к демократическому правлению.
А.Фролов: Вот что еще важно. Для арабских стран идеологемы играют огромную консолидирующую роль. На основе идеологем строится государство. Например, та же Объединенная Арабская Республика. Идеологема оказывается несостоятельной - и ОАР распадается. Или баасистская идеологема арабского социализма. В основе любых объединительных процессов, в том числе и внутри конкретного общества, лежит идеология, способная сплачивать воедино разные племена. Возьмем Ливию. Как позиционировал себя Каддафи? Как наследника дела великого Насера - лидера арабского национально-освободительного движения. Ливия - не-за-ви-си-ма, она способна объединять вокруг себя арабов Египта, Туниса и т.п.! Племена сплотились под этими знаменами. Сейчас ливийцам не дана никакая идеологема, а это означает раздрай, междуусобицы. Создается ощущение, что для арабов идея демократии если не пустой звук то, по крайней мере, чистый инструментарий. Если кто-то захочет захватить власть у не очень любимого Западом правителя, то нужно заявить о приверженности демократии, а дальше все будет по-нашему.
Р.Мустафин: Но это надо понимать самим американцам, пока же они отрываются от реалий. Интересен тот факт, что нередко позиция американского военного ведомства, которое подчас считают оплотом «ястребов», оказывалась более мягкой, нежели Госдепа. Достаточно вспомнить предупреждения военных, сделанные ими перед тем, как Обама чуть было не решился на военную операцию против Сирии. И только инициатива, с которой выступила российская сторона, спасла не только Сирию от очередной агрессии, но и Обаму от «потери лица», а также некоторых его ретивых друзей из Европы. Такая агрессия могла погрузить страну в многолетний кошмар межконфессиональной и религиозной войны, полного хаоса и распада.
А.Фролов: Не буду говорить о ее реальности, но существует идея о навязываемом Ближнему Востоку управляемом хаосе. В арабском мире есть такая пословица - «Кто сеет ветер, тот пожнет бурю». Можно ли управлять хаосом? Из собственного российского опыта помним, что некоторые богатые люди, предприниматели поддерживали революционное движение. И что? Оно своим натиском совершенно безжалостно смело всех этих экспериментаторов. Давно занимаюсь американской историей и могу привести много примеров того, как выпестованные ими агенты начинали играть в свою игру и становились совершенно неподконтрольными Вашингтону.
Р.Мустафин: Слушая про управляемый хаос, про торжество «демократических преобразований» в Ливии, Ираке, Афганистане, невольно задаешься вопросом: а понимают ли они менталитет тех, с кем имеют дело? Насколько хорошо у них с географией? Однополые браки - как они для Ближнего Востока? Или лишить высокого звания «отец» и «мать» путем обезлички, типа «родители», или поменять сексуальную ориентацию? Как это оценят на Ближнем Востоке? Под такими знаменами никого на Ближнем Востоке не сплотишь.
А.Фролов: Интересно, но социально-экономический фактор, который многие закладывали в первопричину событий в регионе, не всегда был однозначен. Взять Ливию, вроде бы все было экономически стабильно, хорошо. Могу засвидетельствовать, что у ливийских военных всегда имелась иностранная валюта, и в немалом количестве.
Р.Мустафин: Действительно, уровень жизни населения в Ливии, обладавшей большими запасами углеводородов, был довольно высок по сравнению с Египтом или Тунисом. Каддафи, например, очень много делал и сделал - строил современное жилье, учебные заведения, больницы и поликлиники, учил молодежь и у себя дома, и за рубежом, помогал молодым семьям приобрести жилье. Те же военные были на особом положении. Как они считали деньги? Линейкой. Не потому, что не умели считать, а линейкой было проще - складывали пачки денег одного достоинства и мерили толщину пачки. Как правило, у любого комбрига, а то и у комбата, в сейфе хранились чистые бланки загранпаспортов. Нужно отправить на лечение в Европу молодого лейтенанта? Нет проблем, с ведома компетентных органов вопрос решался в несколько дней. Это при том, что никто не отменял арабскую бюрократическую волынку.
В 1952 году, когда Ливия обрела независимость, в ООН ломали голову над тем, что делать с 10% ливийцев, страдавших слепотой. Каддафи с приходом к власти в 1969 году решил проблему - развил экономику, построил промышленные предприятия, вывел Ливию «в люди», хотя и в условиях военного режима. Недовольные, разумеется, были, но их выступления весьма жестко подавлялись. Редкий год обходился без того, чтобы в стране не разоблачали очередной заговор. Говорят, что некоторые из них были инспирированы самим режимом для укрепления собственной власти. С недовольными студентами поступали просто: их вешали рядом с родительским домом в назидание и не спешили снимать.
Учитывая трайбализм, Каддафи приходилось маневрировать, чтобы удовлетворять интересы наиболее влиятельных родоплеменных кланов. Многие командиры военных округов, баз, частей назначались из числа представителей местной родоплеменной знати. В Тобруке, например, где мне пришлось работать, командиром базы был представитель местного племени. Другие вожди были представлены на руководящих должностях в военном округе, в бригаде ПВО, прикрывавшей базу ВВС и сам Тобрук с его нефтеналивным портом. И когда в Тобруке наметилась некая «смута», они сумели договориться со своими соплеменниками и погасить напряженность.
А.Фролов: Раз уж мы остановились на Ливии, скажу, что ее лидер претендовал на место мирового теоретика, сформулировал «третью мировую теорию». Себя он не считал главой государства, это был «брат-полковник». Страна называлась не республикой, а Джамахирией, где правят народные комитеты. В своей «Зеленой книге» он прописал некоторые вещи, которые, по его мнению, ставят под сомнение «европейскую демагогию»: например, о равенстве мужчин и женщин, которого никогда не было и не будет, о роли черного африканского населения и т. д.
Р.Мустафин: В Ливии были недовольные и идеологией, и постоянными метаниями Каддафи, неуемными амбициями, претензиями на единоличное лидерство не только на арабском Востоке, но и в исламском мире, в Африке и даже в «третьем мире». Амбиции Каддафи часто приводили его к конфликтам с соседними арабскими странами и Западом. Но, безусловно, Каддафи хотел добра своей стране, своему народу, справедливого мироустройства, но по-своему. Конечно, во главе арабского мира, во главе борьбы с империализмом он видел себя и вряд ли с кем считался, когда речь заходила о личной власти. Постепенно от руководства страной отстранялись многие близкие ему друзья и соратники, с которыми он совершал государственный переворот в сентябре 1969 года. На арену выходили новые люди, прежде всего члены его семьи.
Амбиции Каддафи подкреплялись созданием соответствующих вооруженных сил. Огромные деньги тратились на вооружение, создание крупнейших и современных военно-морских баз в Тобруке, Джофре, 300 км южнее Сирта, с длиной ВПП более 5 тыс. м. Для чего? Горы оружия, которое он покупал у СССР, на Западе, часто просто гнили под открытым небом. Каддафи не мог создать мощных вооруженных сил не столько в силу малочисленности населения, сколько из-за низкого культурно-образовательного уровня. Во время конфликта в 1977 году с Египтом ливийские ракетчики в первый день налета египетской авиации не смогли даже завести дизель-генераторы. Хорошо, что это была лишь разведка боем. Египтяне сбросили несколько бомб на ВПП базы ВВС, где-то задели пару транспортно-заряжающих машин и проломили в одном месте забор технической батареи. И лишь на следующий день, когда за радары, за пульты управления сели наши специалисты, удалось сбить только за один день около 30 египетских самолетов. Естественно, все это было представлено как победа ливийского оружия и отважных ливийских ракетчиков. К штабу бригады ПВО подвезли обломки самолетов, а наших специалистов «спрятали» в одном из капониров.
А.Фролов: Понятно, что такие вооруженные силы не могли реально противостоять западной коалиции, и Франции в частности. Но, думается, Каддафи, да и некоторым иным правителям, армия и современное вооружение нужны в качестве некоего морального фактора: дескать, вот что у меня есть, может быть, для чистого престижа среди таких же, как он, правителей.
Р.Мустафин: Внешнее проявление наблюдают извне. К эпатажу Каддафи еще можно было относиться снисходительно, если бы речь шла только о его слабости облачаться в невиданные наряды. Но когда подобный эпатаж касается политики, внутренней или внешней, и затрагивает интересы соседей, влиятельных государств с обширными интересами или влиятельных сил в собственной стране, на смену снисходительности быстро приходит раздражение, а то и ненависть и желание наказать шутника. Каддафи постоянно с кем-нибудь ссорился, мирился, снова ссорился, часто лез в драку. Удары по нему оказались настолько чувствительны, что Каддафи пошел на мировую, признал вину за взрыв самолета в Локерби и даже как будто слегка раскаялся, посадив исполнителей за решетку. Каддафи с легкостью навлекал на свою страну международные санкции, от которых прежде всего страдал его собственный народ.
Последние годы перед свержением Каддафи боролся с «Аль-Каидой», терроризмом, а в свое время не брезговал им. Военная операция против Ливии, физическое уничтожение Каддафи были актом мести за его прошлые грехи, за Локерби, когда погибло несколько сот ни в чем не повинных людей. Неслучайно Британия проявила в этом особое рвение. За грехи рано или поздно приходится платить. Но и то «Ваа-у!», с которым Х.Клинтон встретила известие о мученической смерти Каддафи, отвратительно, как и сам теракт.
А.Фролов: Есть смысл в китайской кадровой практике, когда крупного чиновника меняют на своем посту каждые четыре года. Чтобы он не обрастал коррупционными связями, чтобы взгляд на решаемые им проблемы не зашоривался. Глубокий смысл. Возможно ли такое на Ближнем Востоке? Помню, как А.Садат в свое время устраивал референдумы, собирал в поддержку своей политики 99%, а в результате его убили. Поэтому на Ближнем Востоке, в арабских странах бессмысленно проводить социоопросы - они не дадут реальной картины. Конфигурация политических сил не такая, как в странах Запада, она сложнее. Популярность лидера может взлететь, но может и упасть. Но после падения навряд ли кто уже может подняться. А вот ореол мученика кое-кто может обрести.
Р.Мустафин: Скажу лишь, что правивший страной более 40 лет Каддафи встретил смерть, как мужчина, уверенный в правоте своего дела. После него страна треснула по швам, проснулся долгие годы сдерживаемый им сепаратизм. Богатая нефтью Киренаика хочет отделяться, она не хочет кормить не такую богатую Триполитанию и совсем бедный и пустынный Феццан - обиталище бедуинов и туарегов. Боевики «Аль-Каиды», а также отдельных шейхов лупят друг друга и между делом громят посольства чужих стран: убили посла США, начали громить наше посольство. Впереди Ливию ждут «развеселые» времена.
А.Фролов: Все-таки сирийская тема на данный момент более актуальна, нежели ливийская, там процесс находится в стадии развития. Сирия не сразу «включилась» в процесс арабских революций, были сдерживающие факторы: в стране существовал определенный порядок - баланс политических, этноконфессиональных сил, который, наверное, в чьем-то понимании был не до конца справедлив. Была в Сирии и критически настроенная интеллигенция.
Р.Мустафин: Относительную политическую и экономическую стабильность в Сирии до и в начале «арабской весны» нельзя объяснить исключительно широкой поддержкой режима различными слоями населения. Светская оппозиция внутри страны была во многом ослаблена еще в годы правления Асада-старшего. Часть ее была репрессирована, часть - покинула страну. Сам Б.Асад не проявил себя в роли жестокого диктатора. По сравнению с другими арабскими правителями, например тем же С.Хусейном, он для арабского Востока выглядел довольно интеллигентно. Ясно, что многие были недовольны и несменяемостью власти семьи Асадов и близких к ней кланов, и вообще тем, что власть в этой стране принадлежит алавитскому меньшинству. Недовольство было, но его сирийцы по ряду причин особо не демонстрировали - частью из-за опасений репрессий, частью из-за того, что в обществе сложился некий статус-кво (не тревожь лихо, пока оно тихо). Наконец, люди приспособились к ситуации, вписались в предложенные еще Х.Асадом рамки. Как однажды сказал поэт Е.Евтушенко, «притерпелись». Даже несмотря на то, что положение в экономике Сирии было ненамного лучше, чем в Египте или Тунисе.
Да, в обществе существовала потребность в реформах. Было понимание, а недовольных было не так уж и много. Недовольные были и в соседнем Ливане: там считали, что сирийцы ведут себя, как в своей вотчине. Тем не менее о роли светской оппозиции можно сказать словами Глеба Жеглова из известного фильма: «Их номер шестнадцатый». Они участвовали в инициировании процесса, но скоро его основу составили радикальные исламисты, в том числе и члены «Аль-Каиды».
А.Фролов: Сирийская революция имеет еще одно коренное отличие от иных революций тем, что она продолжается больше двух лет, Асад не свергнут, хотя чаша весов колеблется. Выскажу свою догадку: поскольку в распоряжении противников режима больше финансовых и медийных средств, включая «Аль-Джазиру» и западные СМИ, то трактовка успехов-неуспехов на поле боя явно в пользу вооруженной оппозиции. И моральное давление на сторонников режима сильнее. Тем не менее… Сейчас практически невозможно понять, на чьей стороне успех. Но режим цел, демонстрирует стойкость. Вообще, я бы не стал именовать противников режима вооруженной оппозицией. Оппозиция - это все-таки что-то мирное, использующее парламентские средства.
Р.Мустафин: Но как только в Сирию, в основном через турецкую границу, хлынули вооруженные отряды, состоявшие главным образом из террористов и экстремистов, как только они начали убивать без разбору, сеять страх и отвращение, как только полились реки крови, многие сирийцы, даже те, кто глухо роптал, сплотились вокруг Асада. Нечто подобное было и в Ираке, еще в 1991 году, когда американцы сначала полтора месяца бомбили Ирак, стирая его в порошок, а потом вторглись в страну. Перед лицом внешней агрессии люди сплачиваются в том числе и вокруг правителей. Это обычное дело.
В Сирии стали формироваться отряды из числа гражданского населения, для того чтобы защитить себя от физического уничтожения. Вопрос встал о выживании миллионов сирийцев и тех, кто поддерживал Асада, сторонников и членов правящей партии, и тех, кто не очень его любил. Они увидели в нем силу, способную противостоять этому беспределу. В Сирии живут не только алавиты, но и шииты, сунниты, христиане. Перед лицом смертельной опасности они забыли о своих межконфессиональных противоречиях. Асад в некотором смысле стал символом, объединяющим народ.
А.Фролов: Это серьезное заявление. Можно допустить, что если противники режима придут к власти, то их возглавят носители экстремистских взглядов, которые, скорее всего, расправятся с теми, кто с ними не согласен, - с меньшинствами. Поэтому логика диктует последним держаться Асада. Не думаю, что Запад пошлет в Сирию миротворческие силы, как это было сделано в Косове, чтобы разъединить враждующие кланы и группировки, тем более что эффективность такого разъединения известна по Косову.
Р.Мустафин: Мне кажется, что наконец-то до западных политиков стало доходить, что в случае прихода к власти вооруженной оппозиции, состоящей в основном из террористов, Сирия может повторить судьбу Афганистана, Ирака, Ливии. Передавать власть «Аль-Каиде», а больше ее передать, по сути, некому, было бы большой опасностью. Еще вчера они все хотели громить Сирию, а сегодня уже поговаривают, что уход Асада не отвечает западным интересам.
Вполне возможно, что Асад будет иметь возможность в случае честных выборов выиграть на них и стать Президентом Сирии, теперь уже не по праву наследования власти, а в результате честных выборов. Разумеется, у него немало противников среди самих арабских стран, богатых нефтью стран Персидского залива, в Турции, которые, скорее всего, продолжат действия, направленные на его устранение от власти. Но вот если Запад сочтет Асада меньшим злом, нежели исламистов, то ставить на нем крест рано.
Напомню кем-то забытый опыт. В Сирии фундаменталисты имеют свои счеты с Асадом. В начале 1980-х годов они развязали самую настоящую войну против режима: на улицах сирийских городов убивали военных, сотрудников силовых структур, чиновников, членов партии «Баас», взрывали с помощью начиненных взрывчаткой автомобилей госучреждения. Дошло до того, что жертвами исламистов стали работавшие в Сирии советские специалисты, в том числе военные и члены их семей. Не щадили даже женщин и детей, стреляли в спину на улицах и на рынках, взрывали автобусы с нашими людьми, устраивали засады.
Удалось сорвать зловещие планы по взрыву штаб-квартиры нашего главного военного советника - здания, в котором были жилые квартиры. Террористы решили таранить ворота дома нагруженным взрывчаткой грузовиком. Машину вовремя заметили, по ней открыли огонь охранявшие въезд сирийские и наши военные, убили водителя-смертника. Тогда эти бандиты привели в действие взрывное устройство с крыши соседнего здания. В результате были жертвы среди наших и сирийских солдат, была убита оказавшаяся рядом маленькая девочка. Грузовик лишь немного не дотянул до резервуаров с соляркой, иначе трагедия была бы страшной. Они пытаются отомстить за то поражение в Хаме и Хомсе, когда сирийская авиация сровняла с землей оплоты фундаменталистов. Операция была жестокая, и наверняка погибли невиновные.
А.Фролов: По итогам революций есть некие симптомы возможного обострения отношений между основными конфессиями - шиитами и суннитами. И вот что парадоксально: в Ираке до американского вторжения эти противоречия носили более-менее латентный характер при правлении суннитсткого меньшинства. Теперь, когда конфессии поменялись местами, противоречия стали открытыми и жесткими, в Багдаде даже выстроили стену высотой 5 метров, чтобы разделить суннитов и шиитов.
В Сирии при правлении небольшой алавитской конфессии был мир между шиитами и суннитами. А если там к власти придут сунниты, они что, задавят шиитов? Хотя такое явление характерно не только для Ближнего Востока. Вспомним Югославию. Когда там правил представитель малой нации (словенец И.Броз Тито), был межнациональный мир, но стоило во главе государства стать представителю самой крупной национальности - сербу С.Милошевичу, - страна затрещала по всем швам и утонула в крови.
Р.Мустафин: Сегодня, на мой взгляд, допустимо говорить уже не об обострении шиитско-суннитских противоречий, а о переходе в стадию горячей войны. Причем линия фронта проходит не только внутри отдельных стран, в которых на протяжении столетий жили бок о бок сунниты и шииты, а также представители других конфессиональных групп, но обостряются противоречия между государствами, в которых правят сунниты или шииты, то есть раскол проходит между государствами. На арабском Востоке и шире - в мусульманском мире мы видим попытки суннитских режимов с помощью внешней силы сколотить своего рода антишиитский блок.
В свое время во всех югославских бедах Запад обвинял только сербов, хотя шла гражданская межнациональная война и зверства совершали все без исключения стороны - и хорваты, и боснийцы, и мусульмане. Сегодня такими же виновниками хотят представить шиитов, дескать, виновных в отсталости, дикости, нерешенности палестинской проблемы, стремлении узурпировать власть и даже в отсутствие зачатков демократии. Ладно бы эти обвинения исходили от лидеров западного мира, но они исходят от абсолютных монархий Персидского залива - суть автократических режимов, которые с жестокостью подавляют любые, даже самые робкие попытки демократических преобразований.
Противоречия между суннитами и шиитами были всегда, еще с VIII века, когда после смерти пророка Мухаммеда произошло разделение на две ветви. Среди некоторых суннитов, составляющих порядка 85% мусульман, бытует высокомерное мнение о некой неполноценности шиитов. Исторически суннитско-шиитские противоречия то обострялись, выливаясь в кровавую резню, то затихали, сменяясь периодами примирения. Нередко сунниты и шииты объединяли свои усилия, чтобы противостоять общему внешнему врагу, имели вполне добрососедские отношения и даже верой и правдой служили правителям, представлявшим другое течение ислама.
В ходе начавшейся в 1975 году гражданской войны в Ливане расклад сил кардинально менялся не раз. Была, по сути, война всех против всех. Наиболее влиятельные группировки время от времени меняли своих союзников, возникали новые блоки. Алавитское руководство Сирии на разных этапах поддерживало то ливанских шиитов, то суннитов, то палестинцев и даже христиан-маронитов. Я не говорю о политических вывесках и лозунгах. Друзы из клана Джумблатов, действовавшие одно время как союзники сирийцев, потом оказались с ними по разные стороны баррикад. Но часто линия конфронтации проходила даже внутри одной конфессии, например христиан-маронитов (вражда кланов Шамунов и Франжье). То есть выбор союзников/противников определялся не столько религиозной неприязнью, сколько военными, политическими и иными интересами по сохранению господствующих позиций в финансах, политической системе.
Связь нынешнего обострения противоречий с «арабской весной» есть. Действительно, пока существовал некий статус-кво, пока у власти в ряде арабских стран находились авторитарные режимы, контролировавшие ситуацию и жестко пресекавшие проявления недовольства со стороны отдельных конфессий, например шиитов в Ираке или суннитов в Сирии, они внешне не проявлялись. Стоило этим режимам зашататься, как проявилось напряжение, связанное с копившимися и нерешаемыми проблемами.
Пока правил С.Хусейн, опиравшийся на разветвленный аппарат спецслужб, любые выступления сразу же пресекались, вплоть до проведения армейских операций, - будь то шииты, курды, другие оппозиционеры, заговорщики. Его режим пал с помощью США, и к власти пришли представители большинства - шииты. Они резко задвинули суннитов, отстранили их от государственных постов, заняли ключевые позиции в госслужбе, армии, спецслужбах, наверстывая годы пребывания в качестве бесправного большинства. Но они оказались страшно далеки от создания жесткого аппарата госконтроля за политической ситуацией. То, что там наблюдается, - это близкое к анархии. Почувствовавшие - совершенно справедливо - себя ущемленными, сунниты взялись за оружие, гремят взрывы, льется кровь. По сути, идет гражданская война. Такое же стремительное исчезновение статус-кво и в ряде других стран приводит примерно к аналогичным последствиям. Да и в ряде регионов бывшего СССР мы наблюдали сходную картину.
«Арабская весна» - это, возможно, самый мощный импульс, который уничтожил существовавшие до начала 2010-х годов балансы сил как внутри отдельных стран, так и в регионе. Как скоро они сумеют выбраться из наступившего хаоса, говорить, на мой взгляд, пока рано. Слишком много дополнительных факторов будет на все это наслаиваться. Применительно к арабскому Востоку нет такого суперкомпьютера или супермозга, который смог бы более-менее точно определить будущее региона. Есть только некие тенденции и множество случайных факторов, включающих интересы, симпатии и антипатии ряда правителей, их капризы, прихоти и предрассудки в том числе.
Если развернуть события на Ближнем Востоке в обратном порядке - через агрессию США в Ираке в 2003 году, вторжение С.Хусейна в Кувейт в 1990 году, ирано-иракскую войну, гражданскую войну в Ливане, которая длилась с 1975 по 1993 год, другие события, - мы придем к иранской революции 1978-1979 годов.
Пока в шиитском Иране правил союзник США - шах, у США никаких проблем с шиитами ни на Западе, ни в странах Залива не было. М.Р.Пехлеви был безучастен к судьбе сражавшихся единоверцев в Ливане, ладил с саудитами и не представлял угрозы для Израиля. Революция все изменила. Иран стал для Запада врагом, выдвинутый клерикальным режимом лозунг экспорта исламской революции не на шутку испугал богатые нефтью государства Залива. На пути распространения иранского влияния нужна была преграда. Роль ее сыграл С.Хусейн, которого накачивали деньгами, оружием.
Я бывал в военном Ираке. Так вот, даже когда рядом шла разрушительная и дорогостоящая война с Ираном, страна строилась невиданными темпами. Особенно заметно это было в Багдаде, где возводились престижные объекты, дорогие гостиницы. Со стороны казалось, что никакой войны нет и в помине. Так было до того момента, когда Саддам почувствовал себя в военном и ином отношении достаточно накачанным, чтобы выйти из подчинения спонсоров и заявить собственные права на богатства соседей. Дальше был Кувейт, его списали в расход. Но не учли одного: при всем своем гипертрофированном властолюбии, жестокости он, как никто иной, умел лавировать, удерживать баланс сил между основными группами населения - шиитами, суннитами и курдами.
А.Фролов: Вообще, если говорить о взаимоотношениях суннитов и шиитов, то нужно понимать: принадлежность какого рода для них важнее. Например, когда С.Хусейн вторгался в 1980 году в Иран, он рассчитывал, что этнические арабы в Иране его поддержат. Не поддержали. Когда в ходе ирано-иракской войны Иран стал более активен, он рассчитывал, что иракские шииты пойдут за него. Не пошли, для них государственная принадлежность оказалась выше конфессиональной солидарности. Иранские шииты воевали против иракских. Ситуация с их противоречиями намного сложнее, и в них много манипуляций, в том числе и внешних.
Р.Мустафин: Это так. Вот такой пример: в конце первой иракской войны зимой 1991 года в Ираке вспыхнуло восстание шиитов. Тогда американские танки были в полутора сотнях километров от Багдада. Казалось бы, поддержи их, сделай еще один бросок, тем более что они видят в американцах своих освободителей от диктатора. Не сделали, и дело было не столько в том, что военное командование США опасалось, впрочем не без оснований, неприемлемых для себя потерь в танках и живой силе. Буш-старший не доверял шиитам, считая их пятой колонной Ирана. А вот его сын, особенно с усилением влияния в Америке неоконов, сделал на них ставку в деле построения нового «демократического режима» в Ираке. Но «восстановив историческую справедливость» и приведя шиитов к власти, американцы положили начало быстрой фрагментации страны. Теперь сунниты, массово вытесняемые со всех значимых постов шиитами, почувствовали себя угнетенным меньшинством и в этой ситуации оказались очень восприимчивы к простым и понятным лозунгам экстремистов. И теперь американские войска покидают Ирак под грохот канонады боевиков различных группировок. Сегодня в Сирии в рядах вооруженной оппозиции немало иракских суннитов, которые в каком-то смысле мстят шиитам на соседней территории Сирии, и нельзя исключить, что они впоследствии перенесут свою активность обратно в Ирак, используя наработанный опыт убивать.
А если говорить в целом, любим мы марксизм или нет, то «арабская весна» - это прежде всего стихийный, спонтанный взрыв недовольства широких народных масс, недовольных своим тяжелым экономическим положением, беспросветной нищетой, отсутствием перспектив, это недовольство простых людей воровством, коррупцией, невозможностью добиться справедливости. Это тот случай, когда людей такая жизнь «достала». И там, где «жизнь достала» и внешнего вмешательства не было или оно было минимальным, обошлось почти без крови, как в Тунисе или Египте. Там, где «народной мощи» явно не хватало, на помощь оппозиции поспешили из-за рубежа, из соседних арабских и далеких неарабских стран, и внешнее вмешательство оборачивалось большой кровью (Ливия, Сирия).
Сейчас ситуация такова, что в этой замутненной воде уже трудно понять, кто какую рыбу старается поймать, но ловить ее стараются все: и США, и страны ЕС, и режимы Саудовской Аравии, Катара и др. Основной их целью является Иран, в последнее время чуть сбавивший свою антиимпериалистическую риторику, но тем не менее остающийся основным их противником. Иранская ядерная программа вызывает серьезные опасения на Западе, в Израиле, в ряде богатых арабских стран. Последним необходимо скомпрометировать Иран с его идеями о социальном равенстве.
Движение радикалов начинает сталкиваться с проблемами особенно после отстранения от власти бесноватого Мурси. Внутри самих исламистов происходит разлом. Кто-то заметил: как только обострилась борьба за влияние на радикалов между саудовцами и катарцами, сразу же это привело к стычкам между группировками в различных странах. Например, традиционные «Братья-мусульмане» враждовали с салафитами. Это сказывается на внешней политике.
Возьмем Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Если раньше все его члены поддерживали предложение Эр-Рияда создать структуру военно-политического союза наподобие НАТО, то теперь, кроме Бахрейна, напуганного массовыми выступлениями шиитского большинства, отношение к идее - от сдержанного до отрицательного. Сейчас Египет после военного переворота выступает против силового решения сирийского вопроса, тем более против интервенции. Визуально меняются позиции американцев и европейцев. Вопреки антисирийской риторике они с большой опаской стали относиться к сирийской оппозиции, к исламистским экстремистам, которые там правят бал. Поддержка фундаменталистов из числа суннитов может скоро обернуться против них самих.
А.Фролов: «Майдан» - арабское слово, означает «площадь». Некоторые эксперты считают события на Украине следствием, а кто-то и предтечей (вспомним 2004 г.) арабских революций. Тем не менее какая-то связь между ними существует. Украинский Майдан отвлек внимание ведущих акторов от Ближнего Востока. И под шумок отдельные силы на Ближнем Востоке делают свои дела. В Египте были приговорены к смертной казни 539 активистов «Братьев-мусульман». У сирийского руководства появилось больше шансов сокрушить своих противников. С другой стороны, все проблемы региона усложняются вследствие появления недоверия в отношениях России с США. Это касается ликвидации химического оружия в Сирии, иранской ядерной программы, ближневосточного урегулирования в целом. Да и с выводом иностранных войск из Афганистана не все так просто. Арабский мир замер в ожидании развязки в Европе, и, наверное, в результате этой развязки он уже будет не таким, как ранее. Но его оценка событий на Украине, присоединения Крыма - это другое.
Р.Мустафин: Если кратко, то она со знаком «плюс», с пониманием. Во всяком случае, в странах, где люди еще помнят поддержку со стороны Советского Союза, на Россию сегодня смотрят с тревогой и надеждой. С тревогой - потому что затеянная США и Евросоюзом грязная игра может привести к глобальным катастрофическим последствиям для всего мира, в том числе и для арабов, живущих от нас не так уж и далеко, потому что на карту ставится будущее оборонительной системы России. С надеждой - потому что надеются, что Москве удастся остановить ползучую агрессию Запада, их усиливающийся диктат.
На уровне арабской улицы Президенту Путину аплодируют, восхищаются его мужеством бросить вызов Западу ради защиты русскоязычного населения Украины. Простые арабы считают, что если Россия выстоит, то начнется ее настоящее возрождение, избавление от западного «дружелюбия». Да и среди элит есть немало людей, понимающих, чтó на самом деле стоит за сегодняшней антироссийской истерией по поводу событий на Украине.
Арабы сами много раз становились жертвами лицемерия и двойных стандартов. Даже те же египтяне, что в свое время были в оппозиции к Х.Мубараку, не могут простить США их предательства по отношению к одному из самых верных своих союзников на арабском Востоке. В Египте, например, как и во многих других арабских странах, считают США и их союзников ответственными за «арабскую весну», приход к власти экстремистски настроенных элементов, резкое ухудшение экономического положения миллионов людей, за подталкивание арабов к внутренним гражданским войнам.
И все-таки большинство арабских стран значительно зависимы от Запада, диктата со стороны богатых нефтью стран Залива, чтобы открыто поддерживать Россию. При этом вспоминают, что в 1990-х годах Москва также бросала своих людей на произвол судьбы, увлекшись дружбой с Америкой и Европой. В этих условиях арабские страны, за небольшим исключением, например Сирия, займут выжидательную позицию позитивного нейтралитета, возможно, кто-то возобновит или начнет с нуля сотрудничество с Россией в различных областях. Впрочем, делать долгосрочный прогноз, когда развитие событий вокруг Украины принимает лавинообразный характер, преждевременно.
А.Фролов: Какие можно сделать выводы? Я бы вернулся к языку как отражению психологии народа. В данном случае арабский язык - отражение психологии араба. Арабский язык, в отличие от русского, весьма скуп на иностранные заимствования, или же он принимает только те из них, которые структурно могут вписаться в арабский консонантный, трехкоренной строй. Например, слово «метр» (м-т-р) или «тонна» (т-н-н). Вот так и относительно социально-политических систем и новаций. Они видят перемены, но берут из иностранного очень мало или то, что им соответствует.
В основе стабильности лежит сложившийся баланс сил между различными родоплеменными и этноконфессиональными группировками. Нарушишь баланс - потом долго его не восстановишь. Это то, что произошло с Ливаном в 1975 году. Подобное наблюдается и в других странах. Изменения, безусловно, коснутся всех арабских стран, но лучше, если это будут медленные, постепенные изменения.
Тезис о клановости. Хорошо, если меня эксперты опровергнут. На Ближнем Востоке семьи многодетные. У короля Абдель Азиза было 60 сыновей, именно сыновей. Пусть иные семьи поменьше, но все равно это кланы, в рамках которых люди получают должности, места, используют влияние. Хорошо это или плохо - не берусь рассуждать. Крайне сложно встроить клановую систему в те системы демократии, которые привносит Запад. Маленькие семьи, отсутствие кланов - хорошая почва для демократии. Почему, например, Средняя Азия вписалась в нашу советскую систему? Да потому, что в ней были сохранены клановые отношения, они трансформировались в период борьбы за советскую власть против басмачества, но сама система сохранилась. В советское время я с лекциями проехал весь Узбекистан - от Гюлистана до Нукуса. Там пошла борьба с коррупцией, хлопковое дело и т. д. Председателя колхоза Адылова обвиняли чуть ли не в создании концлагеря. Я разговаривал с узбеками разного уровня о нем, причем приватно, за язык их никто не тянул. Так вот, все они говорили примерно следующее: хороший хозяин, у него порядок, знает, как построить дело. Громкие разоблачения не поменяли системы, она опять вернулась на круги своя. Мы не смогли поменять систему правления и в Афганистане. Запад пытается сейчас ее поменять. Получится ли?
