Слабость Европы

Итак, вторая волна мирового финансового кризиса началась. На сей раз заполыхало в Европе. И как бы ни успокаивали мир европейские официальные лица, утверждая, что масштабы помощи, которые готов оказать Европейский ЦБ, способны решить любые проблемы уязвимых стран ЕС, это не должно нас обманывать: официальным лицам просто положено до самого конца убеждать обывателя, что все под контролем. На самом деле Европа встряла по полной.

Кроме вышеупомянутых официальных лиц, практически все мало-мальски знакомые с предметом люди уверены в том, что происходящее в Греции представляет собой лишь цветочки, т.е. казенный оптимизм уже давно никого не обнадеживает. Угроза суверенного дефолта нависла над Испанией и Португалией, с серьёзными проблемами сталкиваются Италия и Бельгия. Похоже, что макроэкономические параметры, определённые Маастрихтскими соглашениями, становятся несовместимыми с европейской социально-экономической моделью. По крайней мере, в отдельных странах.

Сейчас руководство ЕС и близкие к нему эксперты делают попытки представить ситуацию так, как будто она была порождена порочными наклонностями греческого руководства, такими как мотовство и нежелание работать. Российские комментаторы, например Новодворская, идут дальше и объявляют греческие проблемы очередным свидетельством нежизнеспособности социализма как модели. А белорусский экономист Ярослав Романчук в своей статье, посвященной Греции, умудрился заклеймить позором даже идеи Кейнса.

Однако я не думаю, что греки наделены патологиями в большей степени, чем любой другой народ мира. Специфика современных экономических кризисов определяется в первую очередь тем, что это кризисы эпохи информационного общества, когда господствующими технологиями являются технологии формирования сознания. Неспособность правящей элиты решить ведущие к кризису проблемы или неприемлемость возможных решений в силу идеологических либо политических причин побуждает элиты обращаться к данным технологиям, чтобы убедить общественность в том, что дела идут хорошо. При этом современная экономика в своей значительной части носит виртуальный характер, т.е. ее параметры во многом определяются на бирже, а состояние дел на бирже очень зависимо от характера новостей. В связи с этим для элиты велик соблазн продолжать «гнать волну» хороших новостей даже вопреки реальному положению дел, так как это позволяет какое-то время удерживать ситуацию под контролем и продолжать извлекать прибыли. При этом максимизация прибыли и сохранение власти остаётся главной мотивацией действий современной элиты большинства стран.

Естественно, что реальные проблемы усугубляются, и поэтому, когда кризис все-таки разражается, то он, во-первых, разражается совершенно неожиданно, а, во-вторых, его тяжесть оказывается более ощутимой, чем это могло быть, если бы реальную антикризисную политику с самого начала не подменяли пиаром. Более того, по мере своего развития технологии формирования сознания становятся все более совершенными, а срок, в течение которого удается маскировать плачевное положение дел, – более длительным. Соответственно, кризис вызревает уже до более серьезных масштабов, и его последствия бьют по населению каждый раз все сильнее. Тем более что даже запоздалая антикризисная политика все равно строится за счет непривилегированных слоев. Другой особенностью развития информационных технологий является тот факт, что они воздействуют и на сознание того, кто их применяет: элита как бы забывает, что изначально она стремилась всего лишь облапошить обывателя, и начинает сама верить производимым ею же новостям. Поэтому зачастую кризис разражается, как гром среди ясного неба, не только для простых смертных, но и для элиты. Особенно это характерно для периферийных сегментов глобальной элиты, например тех же греков.

Итак, инвесторы продолжали доверять греческой, а также другим проблемным экономикам даже несмотря на пугающие показатели долга, дефицита бюджета и других индикаторов. Они делали это, исходя из своей уверенности в том, что раз Греция – член ЕС, то ЕС ни в коем случае не допустит ее банкротства, а уж сомневаться в устойчивости ЕС никому не могло даже прийти в голову. Эта уверенность вопреки реальности формировалась не сама по себе – её формировали рейтинговые агентства, инвестиционные консультанты, банковские аналитики, респектабельная экономическая пресса.

Однако применение информационных технологий для сокрытия от обывателя истинной картины происходящего может лишь усугубить имеющиеся проблемы, но само по себе оно не может создать их. Как уже отмечалось выше, российские критики греческой политики обвиняют ее в том, что она, прикрываясь эгидой ЕС, была направлена на построение в западноевропейской стране социализма. Однако это соответствует действительности только частично. На самом деле проблема Греции да, как выясняется, и многих других стран Европы заключается в том, что она слишком долго пыталась строить и капитализм, и социализм. Там есть сверхбогатое меньшинство, как при капитализме, но есть также и большой средний класс, доходящий чуть ли не до 100% населения, - чисто социалистический феномен.

Вот этим-то середнякам сейчас на самом деле придется туго. Уже приходится. Этих людей можно только пожалеть, но, с другой стороны, в своем положении они виноваты сами. Им слишком долго хорошо приплачивали за классовый мир и отказ от революции. А деньги брали за счет сверхэксплуатации третьего мира, т.е. фактически братьев по классу. Причем эту сверхэксплуатацию осуществляла даже не сама Греция, она-то как раз в великих колониальных державах не числилась, это другие державы выделили ей место в золотом миллиарде в награду за ее важное стратегическое положение. Т.е. деньги на красивую жизнь приходили греческим офисным и иным пролетариям из самых что ни на есть третьих рук. Однако греческие правительства исправно убеждали своих граждан, что те имеют возможность вести обеспеченную жизнь исключительно благодаря мудрому руководству. Ну а сами греки, небось, думали, что это вот просто они по жизни такие успешные и всего своим трудом добившиеся. А технологии формирования сознания умудрялись делать так, что эти две точки зрения не конфликтовали. Классовый мир ведь в стране как-никак.

Теперь, когда выясняется, что денег на текущие расходы больше давать никто не будет, а если и будет, то на очень жестких условиях, между властью и народом начинает нарастать непонимание, причем такое сильное, что от классового мира может не остаться даже ошметков. Кризис развивается на фоне столкновения сразу трех идентичностей - национальной, европейской и глобальной. С одной стороны, греческий национализм. Грекам как самой древней в Европе нации трудно смириться с тем, что они больше не хозяева своей судьбы, потому что за все надо платить, а нечем. Они переворачивают машины, громят витрины, жгут покрышки, потому что видят в сокращении социальных расходов бюджета нарушение социального контракта. С другой стороны, они и слышать не хотят о том, чтобы передавать Германии свои острова, хотя такой шаг мог бы сильно поправить их финансовое положение. С одной стороны, понятно, кровь на воду не меняют, но, с другой стороны, у протестующих нет никаких альтернативных идей, способных спасти ситуацию.

Европейская идентичность в ходе этого кризиса подвергается сильнейшему стрессу. Нельзя исключать, что по мере усугубления кризиса стресс обернется деконструкцией, хотя пока эта версия не стала доминирующей. Пока понятно одно: проект единой Европы строился на чисто экономических основах, объединяющимися странами двигало стремление жить еще лучше, потреблять еще больше, наслаждаться еще изощреннее. Ничего идеального в основу этого союза заложено не было, даже тезис о христианских корнях Европы был заботливо вычеркнут из проекта европейской конституции. Но так как земное счастье преходяще, то при первых же предвестниках кризиса обнаружилось, что ни Германия, ни Франция не желают оплачивать чужую дурь из своего кармана. И хотя чем-то скинуться все же пришлось, вряд ли можно ожидать, что богатые страны ЕС будут каждый раз услужливо раскошеливаться, когда кому-нибудь в очередной раз будет нечем расплатиться в ресторане. Или же в обмен на финансовую помощь потребуют изменения архитектуры ЕС в сторону неравенства стран в зависимости от их экономической мощи.

Ну и немного о глобальном смысле происходящего. По мере развития новые технологии становятся все дороже. Для того чтобы технологическое развитие при капитализме окупалось, рынки сбыта должны все время расширяться, в противном случае наступает кризис, который может угрожать самому существованию капитализма. При этом капитализм является системой, состоящей из ядра и периферии. Ядро – это страны, разрабатывающие новые технологии, периферия – все остальные.

После распада СССР капиталистическая система стала глобальной. Ее ядро составили страны так называемого «золотого миллиарда», - Северная Америка, Западная Европа, Япония, а периферию - все остальное население Земли. Однако на новом витке технологического развития даже весь третий мир не может обеспечить достаточного сбыта для высокотехнологичной продукции «золотого миллиарда». Капитализм опять уперся в пределы своей экспансии, и это породило новый кризис. Расширять периферию больше некуда, Земля круглая, значит остается уменьшать ядро. Архаизация части стран ядра является непременным условием выживания глобальной капиталистической системы на современном этапе. Начать решено с Европы, причем с самых слабых ее стран, тех, кого не жалко и за кого некому заступиться. Так, одним из учредителей европейского стабилизационного фонда стал МВФ. Как говорится, понимающему достаточно.

Так что острова – это еще не самое страшное из того, что ждет греков и прочих.

Статья публикуется в сокращенном виде.

www.fondsk.ru

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs