М.МАКСИМОВСКАЯ: Добрый день!
Дмитрий Анатольевич, спасибо за возможность провести в прямом эфире это интервью – и последнее в Вашем президентском сроке. Надеемся, всем будет интересно.
Д.МЕДВЕДЕВ: Добрый день, спасибо. Я всех приветствую. Вас всех приветствую и наших телезрителей.
Давайте начнем.
М.МАКСИМОВСКАЯ: Дмитрий Анатольевич, весь Ваш президентский срок Вы отличались абсолютно либеральной лексикой. Говорили, что «свобода лучше, чем несвобода» и написали, по сути, либеральный манифест – статью «Россия, вперед!»
Хочу спросить Вас о делах. Вы сделали то, что хотели? Как Вы думаете, при Вас Россия стала более свободной страной?
Д.МЕДВЕДЕВ: Свобода – это такое уникальное чувство, которое каждый человек понимает по-своему. Знаете, конечно, в свободе всегда есть и часть чего-то объективного, но вообще-то это наши ощущения. Я как-то в одной из программ или, точнее, в одном из выступлений сказал буквально следующее, что «мы являемся свободными только в том случае, если можем сказать о себе: я – свободен».
Давайте посмотрим, что происходило в последние годы. Я считаю, что мы действительно продвинулись в плане развития гражданских свобод. Да, кому-то это движение кажется робким, кому-то, наоборот, запредельным типа «не надо так далеко идти, и так все хорошо было». Но, на мой взгляд, мы продвинулись, и продвинулись серьезно. Не буду апеллировать к каким-то ранним годам, скажу лишь о событиях нескольких месяцев назад.
Давайте спросим у людей, которые выходили на разные площади, свободные они или нет. Неважно, за кого они: за «белых», за «красных», за «синих». Я абсолютно уверен, что подавляющее большинство из них скажет: «Да, я свободен, потому что я стою здесь, у меня есть своя позиция, мне многое не нравится или, наоборот, мне практически все нравится, не смейте это трогать. Но я свободен». Свобода – это самоощущение. И в этом смысле мы сделали немало.
А.ПИВОВАРОВ: Если можно, Дмитрий Анатольевич, я хотел бы свести этот философский общий вопрос к экономике. На экономических, так сказать, знаменах Вашего президентства было начертано «Модернизация и конкурентоспособность», мы помним. Вы довольны, как Вы пронесли эти знамена? Могу даже сузить этот вопрос: Россия за время Вашего президентства стала менее зависима от углеводородов или больше?
Д.МЕДВЕДЕВ: Да, это, конечно, для нас очень важная тема, потому что один из основных рисков, который обычно упоминается в связи с Россией, – это наша зависимость от углеводородов. И до сих пор, если говорить о различных оценках, рисков, как правило, упоминается два – демография и избыточная зависимость от поставок сырья на экспорт.
Откровенно скажу, я не вполне доволен тем, что мы сделали за эти годы. У меня не было никаких иллюзий, что мы за четыре года откажемся от экспорта нефти, газа, да это и неправильно. Просто потому, что мы действительно крупнейшая сырьевая страна, мы поставляем углеводороды в огромное количество государств. Но нам нужно было диверсифицировать экономику. Мы двигались по этому пути и двигались в целом не очень медленно.
Я могу вам сказать, что за последние четыре года производство промышленных товаров, производство средств производства, производство основных областей промышленности выросло приблизительно на 50 процентов. Если говорить о производстве радиоэлектронных средств, они выросли приблизительно процентов на 30. Это неплохо. Тем не менее, если говорить о нашем экспортном балансе, то 70 процентов нашего экспорта – это углеводороды (так приблизительно и было) и лишь 5 процентов – это поставка продукции машинотехнического характера. Поэтому работа по диверсификации должна быть продолжена. Именно на это, кстати, и нацелена программа модернизации нашей экономики.
Напомню, что она включает в себя пять элементов: и космос, и IT, и атомная промышленность, и масса других, очень важных направлений, включая, кстати, производство лекарств. Если мы сумеем за ближайшие годы двинуть процесс модернизации по этим пяти ключевым направлениям и по некоторым другим, мы действительно сможем диверсифицировать экономику (слово тяжелое, трудно произносить).
Если говорить как раз о макроэкономике, то этому способствует та ситуация, которая есть на сегодня, потому что у нас впервые, может быть, за всю историю нашей страны, 20-летнюю, самая небольшая инфляция. Вы знаете, что в прошлом году она была 6 процентов, в этом году (месяц к месяцу) за 12 месяцев – это 4 процента. У нас очень хорошее соотношение между долгом и валовым внутренним продуктом, самое низкое практически во всех развитых странах – около 10 процентов.
При таких макроэкономических условиях мы можем диверсифицировать нашу экономику. У меня сомнений нет. Это задача на ближайшие годы. Это задача для нового Правительства.
А.ВЕРНИЦКИЙ: Я про реформы.
Д.МЕДВЕДЕВ: Пожалуйста.
А.ВЕРНИЦКИЙ: При Вас милиция стала полицией. Новая форма, а содержание все еще старое, хотя сотрудники переаттестованы. Садисты из УВД «Дальний», всем известные в стране. Такие сообщения, об избиении задержанных, приходят практически каждый день. Вчера пришло из Волгограда такое же сообщение. Пора уже реформировать и полицию тоже?
Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, я считаю, что никто не должен ожидать, что за полгода в результате административных преобразований у нас возникнет новая полиция или новый орган МВД, потому что структура носит частично новое название, но люди-то там прежние работают.
Да, конечно, часть людей была не аттестована, довольно значительная. Мы же 200 тысяч человек убрали из органов внутренних дел. Но это не значит, что все остальные стали моментально другими. Это первое.
Второе. Конечно, нельзя судить об общем уровне законности, правопорядка по действиям отдельных мерзавцев. Им дана принципиальная оценка. Во всех таких случаях возбуждаются уголовные дела, и, соответственно, сотрудники правоохранительных органов просто заключаются под стражу. Не скроем, что это и за границей происходит.
Но мы находимся только в начале пути. Это не простая задача. Мы не такая, извините, фитюлька, не малюсенькое государство, которое мне иногда приводят в пример и говорят: «Знаете, давайте всех полицейских выгоним и наберем новых». Вы пойдете в полицию работать?
А.ШНАЙДЕР: Это Вы Грузию имеете в виду?
Д.МЕДВЕДЕВ: Я ничего не имею в виду. Это Вы говорите.
Я говорю, что мы не маленькая страна, в которой можно сделать подобную вещь. Мы – большая страна. У нас сотрудников полиции вместе с гражданским персоналом под два миллиона. Это огромная армия. И для того чтобы обеспечивать правопорядок на всей территории в условиях большой федеральной структуры, в условиях федеративного устройства государства, требуется большое количество людей. Их невозможно поменять никакими распоряжениями. Их нужно воспитывать. И, вы знаете, я в том, что сейчас все эти случаи становятся публичными, прозрачными, вижу большой смысл.
Ведь что скрывать (мы с вами тоже не первый год по земле ходим), такие проблемы были и раньше. О них не знали. Почему? Во-первых, общество к этому относилось более спокойно, во-вторых, не было таких средств коммуникации. А сейчас о любом проступке, не говоря уже о преступлении, через несколько часов знают все. Ну и хорошо. Бояться будут совершать. А те, кто совершил, будут сидеть.
А.ШНАЙДЕР: А можно как раз в продолжение темы по поводу «будут сидеть» – я хотела бы спросить про персональную ответственность чиновников. Тот же Министр Нургалиев. Какова его личная ответственность за реформы в МВД, за то, что происходит на конкретных полицейских участках? Что Вы отвечаете на призывы отправить Министра Нургалиева в отставку?
Нургалиев – это просто как пример, потому что есть ощущение, что когда в стране происходит какое-то крупное ЧП, теракт, техногенная какая-то катастрофа, ответственность всегда несут руководители среднего и низшего звена, а то и не руководители вовсе и никогда не высокопоставленные чиновники.
Д.МЕДВЕДЕВ: Я с этим не полностью соглашусь, потому что в целом ряде случаев при совершении преступлений отвечали люди уровня замминистра, в некоторых случаях и на другом уровне ответственность происходила.
Что же касается ответственности Министра внутренних дел. Он, конечно, несет полную ответственность за состояние дел в МВД, и он это прекрасно понимает. Он отвечает и за проведение реформы, как и я отвечаю как Президент страны, как Верховный Главнокомандующий.
И если говорить о судьбе министров, то их судьба понятна – 7 мая все министры подадут в отставку. Вот так.
А.ШНАЙДЕР: Но это же не следствие – это только отставка. Что, отставка является самым большим возможным наказанием?
А.ПИВОВАРОВ: И то, плановая, извините, отставка.
А.ШНАЙДЕР: Да, тем более плановая отставка.
Д.МЕДВЕДЕВ: Это действительно плановое мероприятие. Я скажу такую вещь. Если за любое событие отправлять министра в отставку, то мы никогда не наберем нормальной команды, потому что мы с вами знаем, в каких условиях работает страна, мы знаем и проблемы нашей политической системы, экономического состояния. Поэтому если за каждый проступок отправлять в отставку министра, система упрется в коллапс.
Я все-таки закончу эту мысль, действительно, это плановое мероприятие. Но если вы меня спрашиваете в отношении того, является ли отставка самым страшным наказанием, то я вам могу сказать так: для многих чиновников отставка страшеннее, чем ответственность. Поэтому я считаю, что и отставки тоже должны быть мерой реагирования государства на те или иные проблемы.
Напомню, за время моей работы у нас сменилось 50 процентов руководителей субъектов Федерации. Вот вы мне назовите хоть какой-нибудь иной период в нашей истории, когда так быстро происходила ротация. Кто-то уходил, потому что у него заканчивались полномочия, кто-то уходил, скажем так, по доброй воле, потому что считал, что у него не идет. Чего скрывать, даже в некоторых случаях, когда люди писали заявления, они делали это недобровольно, они делали это потому, что мне приходилось им говорить: «Извините, ребята, у вас не получается. До свиданья». Я уж не говорю о некоторых случаях, когда главы субъектов Федерации у нас находятся под следствием. Об этом не следует забывать.
М.ЗЫГАРЬ: Дмитрий Анатольевич, как раз по поводу того, что отставка кажется самым страшным наказанием для чиновника, потому что такое ощущение, что борьба с коррупцией ведется в основном только на словах. Мы очень много слышим подозрений и даже иногда обвинений в адрес очень высокопоставленных госчиновников. Бывший глава Вашей Администрации [Сергей] Нарышкин говорил, что при Юрии Михайловиче Лужкове в Москве был запредельный уровень коррупции. И что? Никаких последствий в отношении Юрия Михайловича. Это не единственный случай, опять же, Лужков – это такой яркий пример.
Мы все знаем много примеров и губернаторов, и других высших госчиновников, в отношении которых есть большое предубеждение, недоверие в обществе. Однако никакой реакции у власти на эти настроения в обществе совершенно нет. Это дело касается не только коррупции, дело касается этичного поведения, возможно. Но репутация никак не влияет на политическое будущее. Волгоградский губернатор [Сергей] Боженов ославился на всю страну своим вояжем в Италии. И мы не сомневаемся, что его репутация никак не повлияет на его блестящую в будущем политическую карьеру.
Почему не происходит никакой реакции на запрос общества? Почему нет реальных результатов борьбы с коррупцией?
Д.МЕДВЕДЕВ: Михаил, знаете, я понимаю долг СМИ в том, чтобы категорически формулировать свою позицию. Это правильно. Но эта позиция не вполне точная.
Я Вам только что сказал, что вынужден был отправить в отставку 50 процентов губернаторов. Часть из них ушла именно потому, что, допустим, не было достаточных доказательств совершения преступления. У нас презумпцию невиновности никто не отменял, она действует. С другой стороны, по самым разным причинам (и Следственный комитет мне докладывал, и другие материалы были) мне приходилось принимать такое решение – просто вызывать соответствующего коллегу и говорить: «Знаете, Вы сами уходите, иначе будет хуже». Это первое.
Второе. По целому ряду бывших губернаторов идут уголовные дела. Ошибкой было бы считать, что никаких уголовных дел нет. Это неправда, они есть. Я не буду вмешиваться в прерогативы следственных органов. Если хотите, поднимите информацию, это все есть в прессе.
Третье. Если говорить о количестве коррупционных преступлений: их число, и зарегистрированных и расследуемых, с каждым годом растет. Сейчас в производстве Следственного комитета 17 тысяч преступлений коррупционной направленности, по которым проходят чиновники. Но это не значит, конечно, что они все должны обязательно висеть в Интернете. Хотя, кстати, такое предложение мне поступило во время одной из сессий «Открытого правительства». Мне говорят: «Давайте так: вот как только возбуждается уголовное дело по какому-то факту, сразу конкретного чиновника вывешиваем и пишем, что в отношении него ведется такое разбирательство». Но это спорная вещь.
А.ВЕРНИЦКИЙ: Но зерно в этом есть какое-то.
Д.МЕДВЕДЕВ: Зерно в этом есть, чтобы люди знали. С другой стороны, еще раз говорю, есть презумпция невиновности. Вполне вероятно, что это ничем не закончится, и тогда будет нехорошо.
У нас только в результате действий Следственного комитета установлены 53 организованные группы, которые совершали преступления коррупционной направленности. Поэтому считать, что ничего не делается, было бы большим преувеличением.
Но если говорить о результатах, то здесь я с вами соглашусь: результаты пока скромные. Почему? Скажем откровенно, потому что чиновники – это корпорация, они тоже не очень хотят, чтобы в их дела вмешивались. Это не значит, что они преступники. Наоборот, чиновники такие же люди, такие же граждане, как и мы. Но мы должны ставить государственный аппарат в такие условия, когда у него не будет возможности повернуть ни вправо, ни влево, когда его поведение будет регламентировано «от и до» соответствующими правилами: и Законом о государственной службе, и должностными регламентами – и приучать к определенной культуре.
Ведь когда мы рассуждаем о коррупции, уважаемые коллеги, обратите внимание, что в так называемых странах с развитой экономикой (так называемых, потому что мы тоже уже страна с развитой экономикой, у нас проблем, может, побольше) уровень коррупции очень разный. Сравните уровень коррупции, например, в скандинавских странах и в южных странах Европы. Почему так? А уровень жизни где-то близкий. Привычки разные, история разная, ментальность разная.
Поэтому коррупция – это еще и набор схем, стереотипов, и с коррупцией нужно бороться и на ментальном уровне. Совершение коррупционного преступления должно быть не только страшным, оно должно вызывать другие эмоции: это должно быть неприличным. Вот только в этом случае можно побороть коррупцию.
М.ЗЫГАРЬ: Я предположу, что было бы логично, чтобы начинали на ментальном уровне бороться не рядовые граждане, а, возможно, высшие представители государственной власти. Вы говорите, что результаты борьбы с коррупцией есть, просто их не очень заметно, и даже сами объясняете, что это потому, что чиновники – это корпорация. Другими словами, они не сдают своих, они, как могут, если не саботируют, то по крайней мере как-то антикоррупционные меры тормозят.
Д.МЕДВЕДЕВ: Извините, Миша, но не только чиновники. Потому что мы специально разделили коррупцию на большую, когда речь идет о начальниках, – она, конечно, больше всего людей раздражает: «Вот, зажрались…»
М.ЗЫГАРЬ: Она просто в огромных масштабах.
Д.МЕДВЕДЕВ: Она в больших масштабах. Но у нас в еще больших масштабах бытовая коррупция. Вот давайте о ней не забывать. Когда речь идет о коррупционных проступках, которые совершаются преподавателями, когда речь идет о коррупции во врачебной среде, честное слово, это тоже не менее опасно для общества. Только к ней-то мы привыкли, и деньги преподавателю и врачу вообще практически дают без зазрения совести в тех случаях, конечно, когда эти деньги вымогаются. А коррупция чиновников – она раздражает.
Я просто к тому, что не только корпорация чиновников покрывает самоё себя – нет, корпоративная среда есть и в других местах.
М.ЗЫГАРЬ: Просто о коррупции бытовой мы знаем…
Д.МЕДВЕДЕВ: Но не боремся.
М.ЗЫГАРЬ: Знаете, каждый по-своему. Есть люди, которые борются и которые начинают с себя, но просто хочется, чтобы все начинали с себя.
Д.МЕДВЕДЕВ: Миша, Вы даете взятки гаишникам?
М.ЗЫГАРЬ: Нет, ни разу в жизни этого не делал.
Д.МЕДВЕДЕВ: Значит, Вы боретесь. Вот так и нужно поступать.
М.ЗЫГАРЬ: Так вот по поводу борьбы. Просто есть люди, мы всех их знаем, которые, я предположу, заинтересованы в борьбе с коррупцией много больше, чем чиновники, потому что трудно бороться с собой. Может быть, стоило Вам с самого начала сделать ставку в борьбе на тех людей, которые публикуют в Интернете разоблачительные материалы? Мы все знаем их имена. Может быть, стоило Алексея Навального того же назначить каким-то главой антикоррупционного комитета и, может быть, тогда не изнутри борьба с коррупцией, а извне пошла бы эффективнее.
А.ПИВОВАРОВ: Или, например, назначать расследование по его публикациям, поскольку его имя действительно на слуху.
М.ЗЫГАРЬ: Да, как-то реагировать хотя бы на те публикации, которые появляются.
Д.МЕДВЕДЕВ: У меня только просьба: давайте исходить из того, что ни у кого нет патента на борьбу с коррупцией. В этом заинтересованы все мы и, кстати, все мы в этом смысле – гражданские активисты. Во всяком случае – сидящие за этим столом. У многих здесь, наверное, есть и свои страницы в социальных сетях или, во всяком случае, вы смотрите за ними. Это в принципе положительная вещь.
Мы говорили о ситуации в МВД и сказали, что огромное количество теперь случаев выплывает наружу. С чем это связано? С новым информационным пространством в том числе.
То же самое коррупция. Сейчас о ней гораздо проще рассуждать, потому что любой такой случай можно легко поднять наверх. Это не значит, правда, что все, о чем пишут в социальных сетях, соответствует истине, потому что вы знаете, как легко накручивается настроение. Это отдельная технология, и, кстати, вполне управляемая. Но опираться на социальных активистов и можно, и нужно.
Продолжение следует.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs