Александр Суворов. Наука побеждать

Суворова и в России, и за рубежом многие считали, мягко говоря, чудаком. А он и не пытался выглядеть иначе, говоря о себе: «Меня хвалили цари, любили солдаты, мне удивлялись друзья, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом и Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомоняя буйных врагов Отечества».

Один из величайших полководцев России и мира Александр Васильевич Суворов родился 13 (24) ноября 1729 года (по другим данным, в 1730 году) в Москве в дворянской семье. Его отец, Василий Иванович Суворов – генерал-аншеф и сенатор, был автором первого русского военного словаря. Мать Суворова – Авдотья (Евдокия) Федосеевна, в девичестве Манукова, принадлежала к обрусевшему армянскому роду Мануковых. Детство Александр Васильевич провел в отцовском имении в деревне. Он рос слабым, часто болел. Из-за слабости его здоровья отец не помышлял о военной карьере сына и готовил его на гражданскую службу. Однако с детских лет мальчик проявил тягу к военному делу и, пользуясь богатейшей отцовской библиотекой, изучал фортификацию, военную историю, артиллерийское дело. Помимо военных дисциплин он изучал математику, философию, историю.

Решив стать военным, Суворов стал закаляться и заниматься физическими упражнениями.

В 1742 году, поддавшись просьбам мальчика, отец записал его солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк, в котором Суворов прослужил шесть с половиной лет. В это время он продолжал свое обучение, как самостоятельно, так и посещая занятия в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, изучил несколько иностранных языков (Суворов владел восемью языками). Действительную военную службу Суворов начал в 1748 году в чине капрала, хотя дворянские дети начинали ее в офицерском чине. Суворов хорошо узнал настоящую солдатскую жизнь.

Чин поручика Суворов получил в 24 года, когда другие уже метили в генералы. Во время своей первой военной кампании — Семилетней войны — Александр Васильевич являлся… снабженцем. Он буквально выпрашивал возможность поучаствовать в реальных боях, но его пускали крайне неохотно. Никому из командиров не нужна была преждевременная гибель сына самого Василия Суворова.

Чин полковника в 1762 году от Екатерины II Александр Суворов получал именно как сын своего отца. Рассматривать его как самостоятельную фигуру и тем более как военный талант решительно отказывались.

Другой бы плюнул и махнул на все рукой, но 32-летний полковник вместо этого продолжал вырабатывать свое собственное представление о войне.

«Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смещенное с оною военное искусство... Единожды в нем полученное знание не токмо содержать в незабвенной памяти, но к тому ежедневными опытами нечно присовокуплять», — писал он в 1765 году в книге «Полковое уложение».

Залог успеха в боях он видел в бесконечных тренировках солдат и офицеров с доведением навыков до автоматизма.

«Воевать не числом, а умением» — это один из главных суворовских тезисов. Его вообще мало волновало, насколько велики противостоящие силы. На всякую ситуацию он находил свой, особый прием.

Демонстрировать свою теорию на практике Суворов начал во время войны с Барской конфедерацией, где мятежные поляки попробовали на собственной шкуре мощь штыковой атаки суворовских гренадеров. В сентябре 1771 года при Столовичах Суворов, имея 900 человек, атаковал 4000-тысячный отряд Михаила Огинского, дяди автора знаменитого «Полонеза». Потеряв не более 80 человек, Суворов уничтожил до 1000 солдат и офицеров противника, около 700 взял в плен, захватил в качестве трофеев обоз и всю польскую артиллерию. После чего Александр Васильевич отправил в Петербург одно из своих знаменитых донесений, в котором говорилось: «Сражение продолжалось от трёх до четырёх часов, и вся Литва успокоилась».

Во время русско-турецкой войны 1768-1774 года, только прибыв к месту боев, немедленно со своим отрядом в 900 человек атаковал крепость Туртукай. Турецкий гарнизон потерял 1500 человек убитыми против 200 погибших у русских, сама крепость была разрушена, а находившиеся в ней на положении заложников христиане были выведены в безопасное место.

После этого Суворова, получившего в бою ранение, отдали под суд, поскольку приказ был лишь провести разведку. Однако государыня императрица, получив депешу о случившемся, велела оставить генерала Суворова в покое, ибо «победителей не судят».

Он ни разу не терпел поражения, но это не значит, что не был на грани. Во время одного из сражений он так увлекся, что вылетел на большой турецкий отряд, который устроил охоту за тщедушным русским генералом, собираясь взять его живьем. Однако лошадь унесла полководца от противника, после чего Суворов развернул ход боя, нанеся врагам очередное поражение.

Постепенно он вырабатывал у своих бойцов «дух победителей», заставляя поверить в то, во что верил сам — неважно, какой численности перед тобой враг и какие у него укрепления, если ты прекрасно подготовлен и отработал свои действия до автоматизма.

В большинстве своих победных сражений Суворов бился с противником, в разы превосходившим его силы.

Русско-турецкая война 1787-1791 годов утвердила его в качестве самого успешного русского полководца. Да в общем-то и во всей Европе понимали, что этот странный малый, опрокидывающий любую логику, круче всех.

В сентябре 1789 года 18-тысячный союзный австрийский корпус под командованием фельдмаршала принца Саксонского Фридриха Кобурга внезапно для себя оказался перед 100-тысячной османской армией. Принц послал Суворову депешу из двух слов: «Спасите нас». Ответ был еще более лаконичным: «Иду».

Преодолев 40 верст за 26 часов, Суворов прибыл на место с 7000 человек. И заявил австрийскому военачальнику: «Будем атаковать!»

Кобург перечить не стал, ибо знал, что это странному русскому главное не мешать. Итог сражения при Рымнике — полностью рассеянная турецкая армия, до 20 000 убитых, больше семи десятков захваченных орудий и 100 знамен. И это при собственных потерях в 500 человек.

В декабре 1790 года под стены Измаила, крепости, оборудованной по последнему техническому слову того времени, Суворов прибыл с репутацией, от которой все, кто мог, предпочитали ретироваться без боя. Но гарнизону Измаила деваться было некуда — за сдачу крепости их обещали казнить.

«Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление — и воля. Первый мой выстрел — уже неволя. Штурм — смерть». Ответ турецкого командующего был таков: «Скорее Дунай потечёт вспять и небо упадёт на землю, чем сдастся Измаил». Не известно, смотрели ли атакующие и обороняющиеся на воды Дуная 22 декабря — возможно, они действительно потекли вспять. От момента начала атаки до подавления последних очагов сопротивления прошло менее 11 часов.

Кажется, кроме Екатерины Великой, он вообще не признавал никаких авторитетов. Что неудивительно, ведь императрица ценила его талант.

А вот сын ее, Павел I, мнивший себя великим специалистом в военном деле, устроил перестройку русской армии на прусский манер, чем взбесил Суворова.

«Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак», — это самое мягкое из того, что позволял себе генерал-фельдмаршал. Некоторое время император терпел, но потом уволил Суворова из армии без права ношения мундира, определив под строгий надзор.

Павел Петрович, конечно, понимал, что, третируя легенду, очков себе не набирает, и потому спустя некоторое время вернул Суворова в Петербург. А тот вскоре… запросился обратно в изгнание. Без обиняков дал понять, что мнение свое не поменял и не перестанет издеваться над павловскими реформами.

Когда вся жизнь посвящена армии, на склоне лет трудно найти себе другое применение. Суворов собирался в монастырь, когда получил письмо от Павла I: «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии…»

Итальянский поход 1799 года — вершина карьеры Суворова. Он сразился не с турками, а самой передовой армией того времени — французской.

Его победы обсуждались во всех европейских столицах, он превратился в суперзвезду, о которой Байрон писал: «Молясь, остря, весь преданный причудам, то ловкий шут, то демон, то герой — Суворов был необъяснимым чудом».

Фотографии не существовало, и потому европейцы фантазировали на тему внешности Суворова на все лады. Им рисовался суровый седой богатырь с окладистой бородой, одним своим видом наводящий страх на агрессора.

Кто кого — Суворов или Наполеон? Представляется, что европейцы хорошо знали, чем закончится эта встреча. Иначе с какой радости господа австрийцы вдруг так убоялись русского усиления в Европе, что свернули напрашивающееся наступление на Францию? Вместо этого русская армия была принуждена прорываться через Альпы, казалось, навстречу неминуемой гибели.

Потерять четверть армии — это совсем не по-суворовски. Но правда в том, что там на перевалах, к вящей радости австрийцев и французов, должны были остаться все русские воины. Но Суворов опять сделал невозможное, причем потери противника оказались в четыре раза больше его собственных. Все тяготы и лишения этого похода он делил со своими солдатами. И это на 70-м году жизни! Как бы Суворов ни укреплял здоровье, оно было расшатано походами, ранениями, постоянными нагрузками.

В Петербург он вернулся тяжело больным и не получил той торжественной встречи, которую заслуживал. Что и кто опять нашептал Павлу I, неизвестно, но заговорщики, которые придут к императору с табакеркой и шарфами, припомнят ему и неуважение к национальному герою.

Царь прислал в дом Суворова своего фаворита Ивана Кутайсова, через которого потребовал прибыть к нему с отчетом. «Я готовлюсь отдать отчёт Богу, а о государе я теперь и думать не хочу», — отрезал полководец. Милости он не просил никогда, угодничать был не приучен и остался в истории вечным немым укором поколениями бездарных «паркетных» карьеристов, строящих жизнь на восхвалении правителя.

Свой взгляд на военное искусство Суворов изложил в книге с ясным названием «Наука побеждать». Главным в военном искусстве, по Суворову, были «глазомер, быстрота и натиск». Под глазомером он понимал умение оценить обстановку, проникнуть в планы противника и найти его слабые места, куда и следовало бить быстро и неожиданно для врага. Суворов считал, что войска должны быть прекрасно выучены. «Тяжело в учении - легко на походе!» - не раз повторял он. Упорство в бою - «натиск», может демонстрировать только обученная армия.

Суворов не признавал шаблонов. «Начальник на войне, - писал он, - не должен ничем себя связывать, а поступать соответственно обстоятельствам и всегда быстро». Он признавал только наступательную стратегию и тактику. Это последнее отличало Александра Васильевича и всех русских полководцев «екатерининского века» от их предшественников, которые все-таки предпочитали действовать от обороны, нападали первыми на противника, в основном имея численное преимущество.

Правила военной науки Суворов излагал порой образными поговорками. Например, «бей не числом, а умением» или о преимуществе штыковой атаки: «пуля - дура, штык - молодец». Суворов считал, вслед за Румянцевым, что солдата надо не только обучать, но и воспитывать в патриотическом духе. Выросший среди громких российских побед, Александр Васильевич имел все основания гордиться своей родиной. «Природа произвела Россию только одну, она соперниц не имеет», - говорил он. Или вот еще суворовские слова: «Мы русские, все одолеем!».

По материалам издания «Аргументы и Факты», РИА «Новости», сайта История.рф

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs