Архив 6 номера 2020 года Франция постхристианская, не правая, не левая

В последние несколько лет во Франции вышел целый ряд книг, в которых известные философы, социологи, историки и антропологи анализируют глубокие изменения, происходящие во французском обществе, начиная с 1960-х годов XX века. Все они в той или иной мере пишут про постхристианскую эру и новую Францию, сильно отличающуюся от прежней. Самой известной и уже по-настоящему культовой стала книга Жерома Фурке «Французский архипелаг»¹, вышедшая в 2019 году. В ней представлена картина раздробленного, фрагментированного французского общества, из единой и неделимой нации превратившегося сегодня в настоящий мультикультурный «архипелаг». Схожие темы затронуты в сотнях других исследований. Отметим, например, работы философа Алена Финкелькрота, демографа и историка Эрве Ле Бра, историка и антрополога Эммануэля Тодда или историка Гийома Кюше, чья вышедшая в 2018 году книга «Как наш мир перестал быть христианским»² также получила большую известность.

Уже не христианская Франция

В современной Франции только 7% населения хотя бы раз в месяц ходят в церковь, то есть относятся к практикующим католикам, хотя в 1981 году таких было 17%³. Количество священников в стране за 65 лет сократилось в три раза - со 177 тысяч в 1950 году до 51,5 тысячи в 2015-м. Хотя в момент Французской революции в 1789 году во Франции насчитывалось 170 тыс. священнослужителей, то есть этот показатель не менялся почти 200 лет⁴. Что касается крещения детей, то еще в 1999 году среди детей в возрасте до семи лет крещеных было 48,8%, а в 2015-м - только 30%⁵. Сегодня больше половины (53%) практикующих католиков одобряют легализацию абортов, что также говорит о падении авторитета церкви⁶. Косвенным свидетельством «дехристианизации» Франции можно считать и резкое падение популярности женского имени Мария, которое традиционно ассоциируется с христианской верой. В период Первой мировой войны во Франции это было самое популярное женское имя - 15% девочек при рождении получали имя Мария, в середине XX века - 8%, сегодня - всего 0,3%⁷.

Кризис католичества во Франции начался в 1960-х годах. Точкой отсчета послужили не события мая 1968 года, хотя именно такой версии придерживаются многие исследователи, а скорее решения Второго Ватиканского собора (1962-1965 гг.), которые привели к значительному изменению литургии в католической Европе.

Отмена латинского языка в качестве обязательного для богослужения и смягчение некоторых религиозных запретов сыграли важную роль и повлияли на отношение к церкви большого количества людей, утратился сакральный характер богослужения. Ничего напрямую не отменяя, решения Второго Ватиканского собора привели к тому, что главным приоритетом в церковной жизни стало «скрупулезное уважение религиозной свободы каждого верующего»⁸. Иными словами, в умах многих верующих религиозная практика перестала быть обязательной для исполнения.

Попытка модернизации литургии привела таким образом не к привлечению новых людей, а к заметному сокращению количества практикующих католиков. В качестве примера можно привести процесс постепенного смягчения поста перед причастием. В 1953 году Папа Пий XII, оставив запрет на потребление пищи с полуночи перед причастием, разрешил употребление воды. В 1957 году пост был ограничен тремя часами без еды и одним часом без воды. А в 1964 году, в ходе Второго Ватиканского собора, Папа Павел VI ограничил пост всего одним часом, и для еды, и для воды, что, по сути, означало отказ от одного из самых древних церковных правил⁹.

Уже после Второго Ватиканского собора случились события мая 1968 года и папская энциклика «Humanae vitae» с запретом на использование контрацепции, что в условиях сексуальной революции в Европе вызвало большой резонанс внутри самой католической церкви и негативную реакцию значительной части общества. В итоге именно после решений Второго Ватиканского собора и последующих за ним событий начался постепенный и ставший сегодня очень заметным процесс дехристианизации Франции.

Показательным выглядит изменение восприятия гомосексуализма французским обществом. Если в 1986 году 25% населения воспринимало гомосексуальные отношения как «болезнь, которую надо лечить», то в 1996-м такого мнения придерживались уже 16% населения, а в 2012-м - всего 6%. Соответственно, тех, кто воспринимал однополые связи как «обычный вид сексуальной жизни», в 1986 году было 54%, в 1996-м - 67%, а в 2012-м - 87%¹⁰. Ключевым в этом смысле стал период с 1996 по 2000 год, когда активно обсуждался PACS, гражданский договор солидарности, который должен был гарантировать парам, не состоящим в официальном браке, в том числе однополым парам, некоторые личные и имущественные права. Именно тогда произошло серьезное изменение в восприятии гомосексуализма во Франции, и именно тогда начался путь к легализации однополых браков. Еще в 1998 году, за год до принятия закона о PACS, страна была почти поровну разделена на два лагеря: 49% - за предоставление однополым парам права заключать PACS, 48% - против. Уже в 2000 году, через год после принятия закона, 64% населения поддерживают эту инициативу, а в 2003 году - 70%¹¹. Принятие французским парламентом закона о гражданском договоре солидарности стало точкой отсчета дискуссии о дальнейшем расширении прав однополых пар.

После принятия PACS (1999 г.) быстро начало возрастать количество тех, кто выступал за легализацию однополых союзов и усыновления детей гомосексуальными парами. Так, в 1999 году число сторонников однополых браков во Франции превысило 50%, в 2004 году - уже 64%. Вопрос с усыновлением детей, как и ожидалось, оказался более тяжелым, но и здесь динамика изменения общественного мнения прошла тот же путь только с задержкой в несколько лет. На момент принятия PACS всего 33% французов поддерживали легализацию усыновления детей однополыми парами, в 2003 году - 37%, но уже в 2004-м - 49%, а в 2011-м - 58%¹².

Именно в 2003-2011 годах вслед за законодательными изменениями большая часть французов начинает поддерживать предоставление однополым парам не только минимальных личных и имущественных прав (PACS), но и легализацию полноценных однополых союзов и усыновления детей. Неслучайно Франсуа Олланд во время президентской кампании 2012 года включил в свою программу пункт о «браках для всех». Для католической части населения закон об однополых браках, принятый в 2013 году, стал двойным ударом. Во-первых, парламент принял закон, нарушающий фундаментальные христианские принципы семьи. Во-вторых, даже массовые манифестации не помешали его принять, что лишний раз подчеркивало, что католики больше не являются серьезной силой¹³.

После легализации однополых союзов начало меняться, в свою очередь, и отношение французов к предоставлению для лесбийских пар права на вспомогательные репродуктивные технологии (например, на экстракорпоральное оплодотворение - ЭКО), следующей стадии расширения прав однополых пар. В 2013 году только 47% французов поддерживали подобную инициативу (хотя на тот момент 66% выступали за однополые браки), в 2014 году число сторонников превысило 50%, а в 2017-м - 60%¹⁴. В итоге в начале 2020 года закон был принят французским парламентом в первом чтении и, видимо, после окончания эпидемии коронавируса будет окончательно принят и вступит в силу.

В целом этот опыт показывает, что действия законодателей и изменения общественного мнения взаимно дополняют друг друга и подталкивают к новым шагам по принципу домино. Кстати, одновременно во французском обществе происходили и другие важные трансформации, свидетельствующие в том числе о снижении роли католицизма в стране. Например, в 2007 году количество детей, рожденных вне брака, впервые во французской истории превысило 50%¹⁵, а в 2008 году впервые более половины французов высказались в поддержку кремации¹⁶.

Постепенный процесс дехристианизации во Франции не означает «терминального кризиса» католицизма в стране. В действительности 32% населения страны продолжают считать себя католиками¹⁷. Известный французский философ Мишель Онфре по этому поводу писал, что французы никогда не были настолько христианами, как тогда, когда внешне перестали ими быть¹⁸, а Эрве Ле Бра и Эммануэль Тодд даже ввели во французскую историографию термин «зомби-католики», характеризующий людей, не соблюдающих религиозную практику, но в культурном, ментальном смысле остающихся католиками¹⁹. Да и автор «Французского архипелага» Жером Фурке в другой своей книге писал, что легализация однополых браков в 2013 году привела к тому, что французские католики вышли из летаргического сна²⁰.

Действительно, именно католический электорат помог, например, Франсуа Фийону победить в ноябре 2016 года на праймериз правых и центра, что, впрочем, не помогло ему на президентских выборах 2017 года. Таким образом, католики продолжают оставаться заметной силой во Франции, однако в последние 50 лет их влияние заметно снизилось, а Франция вступила в постхристианскую эру.

Еще далеко не мусульманская Франция

Когда заходит речь об упадке католицизма во Франции, обычно говорят о растущей роли ислама в стране. Если католицизм переживает резкое сокращение религиозной практики, то среди французских мусульман наблюдается обратная картина. Во Франции сегодня 65% мусульман выступают за регулярное ношение женщинами хиджаба, а 24% поддерживают ношение никаба, полностью закрывающего лицо. Интересно, что распространенное в Европе представление о том, что женщины носят хиджаб из-за давления мужчин, не подтверждается цифрами. По статистике, женщины в этом вопросе более консервативны (70% - за ношение хиджаба), чем мужчины (58%)²¹.

Что касается продуктов халяль, то 70% мусульман регулярно покупают подобные товары, 22% делают это иногда и только 6% - никогда. Более 40% французских мусульман²² считают приверженность халяльному питанию одной из главных обязанностей мусульманина, хотя по тексту Корана ни продукты питания халяль, ни ношение хиджаба не относятся к таковым. Что касается употребления алкоголя, то количество мусульман, позволяющих себе употребление спиртных напитков, снизилось с 35% в 1989 году до 22% в 2016-м²³. В целом ислам сегодня самая практикуемая религия во Франции. Среди мусульман 2,5 млн. человек регулярно посещают места культа, тогда как среди католиков, которых гораздо больше, - всего 1,35 миллиона²⁴.

Однако степень распространения ислама во Франции сильно преувеличена как СМИ, так и самими французами. По данным масштабного исследования парижского Института Монтеня, проведенного в 2016 году, во Франции проживает 5,7 млн. мусульман (по данным газеты «Фигаро» - больше 6 млн. человек²⁵), что составляет всего 8,6%²⁶ населения. Хотя, по результатам социологических опросов, сами французы считают, что мусульман в стране от 15 до 20 миллионов (всего население Пятой республики составляет примерно 67 млн. человек), в процентном соотношении - 31%²⁷.

Число мусульман во Франции действительно растет. Несмотря на то, что общее количество мусульман в стране не превышает 9%, количество детей 2016 года рождения, которым родители дали арабо-мусульманские имена, составляет 18,8 %²⁸. В последние годы во Франции уже не стесняются говорить о существовании французского ислама, реально влияющего на самые разные аспекты жизни французов и вносящего серьезный вклад во фрагментацию французского общества. Однако Франция еще очень далека от того, чтобы миф об исламизации страны стал реальностью.

Франция фрагментарная

Помимо кризиса католичества и постепенного распространения ислама, во Франции сократилось влияние и некоторых других традиционных для страны институтов, что также ведет к разобщению нации. На протяжении длительного времени, со времен Второй мировой войны и вплоть до 1980-х годов, значительную роль во Франции играла коммунистическая идеология. Для некоторых регионов, где были сильны позиции Французской коммунистической партии, коммунизм был своеобразной религией, «красной церковью», альтернативной католичеству. У французских коммунистов были свои СМИ, свои интеллектуалы, молодежные организации, система социальной взаимопомощи. Однако с окончанием холодной войны и общим кризисом коммунизма в мире влияние французских коммунистов на общество перестало быть заметным.

На президентских выборах 1969 года кандидат-коммунист Жак Дюкло набрал 21,3%, в 1981 году Жорж Марше - 15,35%, в 1995 году Робер Ю. - 8,6%, а в 2007-м Мари-Жорж Бюффе - всего 1,9%. Тираж знаменитой коммунистической газеты «Юманите» опустился со 150 тыс. экземпляров в 1972 году до 34 тысяч в 2017-м.

С точки зрения присутствия на политической сцене некоторое возрождение коммунистической идеологии произошло во Франции благодаря Жан-Люку Меланшону, набравшему на президентских выборах 2017 года значительные 19,5%. Тем не менее Меланшон, несмотря на некоторую близость своих взглядов к коммунистическим, сам себя коммунистом не считает. Учитывая, что в последние несколько лет в стране наблюдается и резкое снижение популярности Социалистической партии (кандидат-социалист Бенуа Амон в первом туре президентских выборов 2017 г. набрал всего 6,3%, а Социалистическая партия на парламентских выборах 2017 г. установила свой антирекорд, получив всего 30 мест в Национальном собрании вместо 280 (2012 г.), можно говорить о том, что не только коммунизм, но и в целом левая идеология переживает сегодня глубокий кризис, хотя еще недавно она играла одну из ключевых ролей в конструировании французской нации.

Сокращение читателей произошло не только у газеты «Юманите». Во Франции, как и в целом в мире, наблюдается общий кризис доверия к центральным СМИ, которые раньше формировали информационную повестку в стране, и, по мнению Жерома Фурке, это еще одна причина разобщения французской нации. Например, подписка на журнал «Экспресс» (L’Express) сократилась с 433 тыс. экземпляров в 2005 году до 290 тысяч в 2017-м, у известнейшего на весь мир журнала «L’Obs» (раньше назывался «Нувель Обсерватер») количество постоянных читателей уменьшилось с 511 тысяч в 2005 году до 333 тысяч в 2017-м²⁹.

В условиях резкого роста количества источников информации сокращение влияния центральных СМИ приводит к разного рода последствиям, в том числе увлечению людей теориями заговоров и в целом к снижению критического мышления среди населения при обработке информации. Так, например, 32% французов верят, что вирус СПИД был разработан в секретных американских лабораториях, а 17% считают, что в США существует климатическое оружие, способное вызывать бури и штормы в любой точке земного шара³⁰. Степень увлечения людей не только во Франции, но и по всему миру различными теориями заговоров очевидна сегодня для всех, в том числе и на примере того большого количества ложной информации о распространении коронавирусной инфекции, которую люди пересылают друг другу в социальных сетях.

Еще один фактор, способствующий фрагментации французского общества, - прогрессирующее социальное расслоение и окончательное разделение нации на элиту и всех остальных. Во французских городах, особенно в Париже, всегда были так называемые буржуазные и рабочие районы, но раньше они были не так сильно отделены друг от друга.

В 1982 году кадровые сотрудники (люди с высокими доходами) и представители свободных профессий составляли всего 24,7% от общего населения Парижа, в 2013 году - уже 46,3%. Как отмечает Жером Фурке, сегодня «автомобилист, который направляется от Площади Согласия в Париже в западном направлении, может проехать 30 километров и будет проезжать только те районы, в которых процент кадровых сотрудников и представителей свободных профессий больше 40%, а часто и больше 50%»³¹. Люди, живущие в этих районах, могут почти не пересекаться с населением периферийных районов и тем более пригородов крупных городов.

Социальное расслоение сильно заметно на примере системы школьного образования. Среди состоятельной части французского населения в последние годы стабильно растет процент родителей, отдающих своих детей в частные школы, которые раньше в основном были католическими, а теперь потеряли религиозную составляющую и превратились в платные учебные заведения, в которых в среднем уровень образования выше, чем в государственных школах, и из которых проще поступить впоследствии в одну из четырех самых престижных высших школ Франции (Политехническую школу, Национальную школу администрации, Высшую коммерческую школу Парижа, Высшую нормальную школу). Социальный состав учащихся школ подтверждает эту тенденцию. В 1950 году выходцы из бедных семей составляли 29% учащихся «Большой четверки», уже в середине 1990-х годов этот показатель составлял всего 9%³².

Франция Эммануэля Макрона и Марин Ле Пен

Фрагментация французского общества привела к глубинным трансформациям политической системы. Традиционное противостояние правых и левых партий, на протяжении нескольких десятилетий бывшее стержнем французской политики, постепенно уходит в прошлое. Еще на президентских выборах 2007 года Франсуа Байру с центристской программой набрал значительные 18,5% голосов, что уже тогда говорило о серьезном потенциале центристских идей в стране.

Неудачные президентские сроки Николя Саркози и Франсуа Олланда только усилили этот потенциал. Неслучайно Эммануэль Макрон еще в начале своей президентской кампании объявил себя «не правым и не левым» политиком. Интересно, что большое значение для него имела позиция все того же Байру, который 22 февраля 2017 года объявил о поддержке кандидатуры Макрона. До этого рейтинг Макрона составлял 19%, после 22 февраля он поднялся до 23,5%, что стало решающим вкладом в выход во второй тур выборов и последующей победой над Марин Ле Пен.

Противостояние Макрона и Марин Ле Пен - новый стержень французской политики. В политическом смысле это борьба неолибералов, глобалистов и европеистов с протекционистами, европессимистами и противниками глобализации или, как считает сам Макрон, «прогрессистов с национал-популистами»³³. У этого противостояния есть также географическое и социально-экономическое измерение, возникшее из-за прогрессирующей фрагментации французского общества.

Так, например, уровень безработицы, в зависимости от региона, стал одним из главных факторов при голосовании французов в 2017 году. В первом туре Макрон набрал на 10% больше Марин Ле Пен в тех регионах, где уровень безработицы средний или ниже среднего по стране, в то время как Марин Ле Пен набрала на 12% больше там, где число безработных больше среднего.

В более общем смысле во Франции сегодня наблюдается противостояние центра (крупные города с большим процентом кадровых сотрудников и лиц свободных профессий, с высоким уровнем образования и доходов) и периферии (маленькие города и сельская местность, где преобладают простые рабочие со средним уровнем образования и доходами ниже среднего).

В первом туре президентских выборов 2017 года Марин Ле Пен набрала 24-25,5% голосов в коммунах, расположенных в 30-70 км от крупных региональных центров, а в крупных городах - всего 15,4%³⁴. У Макрона, соответственно, наоборот, показатели тем выше, чем ближе к центральным городам. Это две Франции, не часто встречающиеся друг с другом, как и жители буржуазных и рабочих районов Парижа.

На сегодняшний день есть основания полагать, что противостояние Макрона и Марин Ле Пен будет структурировать французскую политическую жизнь и в дальнейшем, как минимум в среднесрочной перспективе. Неслучайно «Национальный фронт» был переименован в «Национальное объединение», поскольку само понятие «фронт» указывало на антисистемность партии, новое же название говорит о готовности стать частью действующей политической системы.

В этих новых реалиях у Макрона есть серьезное преимущество, поскольку значительная часть французского общества по-прежнему не готова голосовать за Марин Ле Пен, что и подтвердили результаты второго тура президентских выборов 2017 года, хотя экономические последствия эпидемии коронавируса могут заметно ослабить позиции сторонников глобализации. Наличие изначального фаворита отличает сегодняшнее противостояние центра и периферии от того, что было раньше, когда правые и левые политические силы сменяли друг друга у власти.

В целом в результате кризиса традиционных институтов, таких как католическая церковь, центральные СМИ или даже коммунистическая идеология, заменявшая раньше некоторым французам религию, а также из-за роста безработицы, социального расслоения и нескольких волн иммиграции с последовавшим за ними ростом влияния ислама в стране, во Франции произошла фрагментация, разобщение нации, что сегодня заметно в самых разных сферах жизни, в том числе и в политической.

Вполне естественно, что исследователи, пишущие о современных тенденциях во французском обществе, часто акцентируют внимание на негативных явлениях и тем самым нагнетают ситуацию, что хорошо видно на примере распространения ислама в стране, которое на самом деле происходит гораздо медленнее, чем кажется многим авторам и общественным деятелям. Однако тенденция по разобщению французской нации действительно существует. Показательно в этом смысле то, что, по опросам общественного мнения, в 2018 году только 24% французов верили, что победа сборной Франции на чемпионате мира по футболу способна объединить нацию и изменить к лучшему отношения коренных французов и арабо-мусульманского меньшинства, хотя после победы Франции на чемпионате мира 1998 года в это верили 54% населения³⁵.

¹Fourquet J. L’archipel français. Naissance d’une nation multiple et divisée. P., 2019.

²Cuchet G. Comment notre monde a cessé d’être chrétien. Anatomie d’un effondrement. P., 2018.

³Le Point. 23.05.2019.

⁴Fourquet J. Op. cit. P. 27.

⁵Ibid. P. 25.

⁶Ibid. P. 43-44.

⁷Ibid. P. 30-31.

⁸Cuchet G. Op. cit. P. 138.

⁹Ibid. P. 138-139.

¹⁰Fourquet J. Op. cit. P. 46.

¹¹Ibid. P. 47.

¹²Ibid. P. 49.