Как отмечается в истории Российского государства, при царском дворе еще со времен Рюриковичей было взято за правило перечислять в официальном титуле самодержавных правителей все земли, входившие в состав Московского государства, а также указывать и новые территории, включенные в состав России, чье население отличалось от великороссов как по национальному составу, так и по вероисповеданию. Династия Романовых, провозглашенная правопреемником великих князей Московских, последовала этой укоренившейся традиции. Венценосная семья полагала, что упоминание в официальном титуле российских монархов все новых и новых земель демонстрировало мощь и величие России и укрепляло ее авторитет как внутри страны, так и на международной арене.

Подобную практику династия Романовых неукоснительно соблюдала и в имперский период истории России. Например, по итогам Северной войны (1700-1721 гг.) Петр I не только провозгласил себя российским императором, но и стал именоваться «князем Эстляндским, Лифляндским и Корельским». В свою очередь, императрица Екатерина II присвоила себе новые титулы «царицы Херсониса Таврического и княгини Курляндской и Семигальской». В течение XIX века новые территории, присоединенные к России по периметру ее границ, в большинстве случаев были зафиксированы в официальном титуле российских самодержцев. Например, начиная с императора Александра I, всем его сородичам, вступавшим на российский престол, присваивались дополнительные титулы «Великого князя Финляндского и Царя Польского». Император Николай I расширил титул российского самодержца, провозгласив себя и своих потомков «Государем области Арменския» (Армянская область), а его сын император Александр II дополнил официальный титул словами «Государь Туркестанский».

Что же касается Бессарабии, то, вопреки сложившейся традиции, данная территория, расположенная в междуречье Прута и Днестра и уступленная России Османской империей по итогам Русско-турецкой войны 1806-1812 годов, никогда не фигурировала в официальном титуле российских монархов. Представители дома Романовых не делали каких-либо заявлений по данному поводу, и сама царская семья никоим образом не комментировала этот факт в официальных документах и своих дневниковых записях. Возникает вполне закономерный вопрос: почему Восточная Армения, получившая в 1828 году статус Армянской области в составе России, присутствовала в официальном титуле российских самодержцев, а Бессарабия нет? И это несмотря на то, что Бессарабия имела аналогичный статус области в Российском государстве с 1813 года!

Гадать о причинах этого исключения из правил не будем. Но напрашивается лишь один вывод: дом Романовых не рассматривал вхождение Бессарабии в состав России как очередное приобретение новой территории. Здесь следует напомнить, что территория междуречья Прута и Днестра еще в годы правления на Руси первых Рюриковичей в IХ-ХII веках входила в состав обширного Карпато-Днестровского региона, представлявшего собой неотъемлемую составную часть Древнерусского государства. Очевидно, что Романовы расценивали присоединение Бессарабии к России как ее воссоединение с Родиной, и поэтому не было никакой необходимости вносить дополнительные изменения в официальный титул российских самодержцев.

В любом случае, перед правящим домом Романовых возникла дилемма, рассматривать ли включение Бессарабии в состав России по традиционной схеме «центр-периферия» или интегрировать этот край в Русский мир, то есть обеспечить его вхождение в состав российской метрополии. Для того чтобы определиться в своем решении, семейство Романовых решило провести «инвентаризацию» наследства, полученного от Османской империи, и проинспектировать территорию Пруто-Днестровского междуречья, получившего в составе России общее название - Бессарабия.

Как известно, до 1812 года большая часть Пруто-Днестровского региона (25,5 тыс. кв. км) находилась под управлением Турции и ее союзника - Ногайской Орды, а меньшая его часть (20,3 тыс. кв. км) составляла восточную периферию Молдавского княжества - вассала Османской империи. Условия Бухарестского мира предусматривали добровольное переселение турок и татар в Османскую империю из районов, уступленных России, и встречное переселение христиан, подданных Турции - уроженцев Бессарабии, а также лиц, имевших владения в этом крае. Бухарестский мир также узаконил меры, которые предпринимала российская сторона еще в ходе Русско-турецкой войны 1806-1812 годов: в 1807 году Александр I своим указом предоставил привилегии болгарам для переселения в Бессарабию. К 1812 году в Бессарабии было основано 60 болгарских сел, где проживало около 6 тыс. семей задунайских колонистов1. Гагаузы, народ тюркского происхождения и православного вероисповедания, в ходе войны также получили право на переезд в Пруто-Днестровское междуречье.

В посланиях к своему полномочному представителю в Бессарабии царские власти ставили задачу «искусным образом обратить на сию область внимание пограничных народов». В столичных инструкциях разъяснялось: «Болгары, сербы, молдаване, валахи ищут Отечество, поэтому необходимо предложить им оное в сим крае»2.

С этой целью в 1818 году был создан единый Попечительский комитет об иностранных поселенцах Южного края России. Указом Александра I председателем этого комитета был назначен участник Русско-турецких войн 1787-1791 и 1806-1812 годов генерал от инфантерии И.Н.Инзов. Штаб-квартира «хозяйства» И.Н.Инзова была вскоре перенесена из Екатеринослава в Кишинев. Это решение российского императора подтверждало значимость колонизации Бессарабии в качестве приоритетного направления в освоении Юга России.

В этих условиях особую роль приобретала Русская православная церковь (РПЦ) - консолидирующая сила православных народов в Пруто-Днестровском регионе. Недаром Александр I всячески стремился к тому, чтобы в массовом сознании населения Бессарабии запечатлеть себя прежде всего в образе верховного покровителя и блюстителя православия, а не самодержавного правителя. Согласно Своду основных законов Российской империи (ст. 42), император, как христианский государь, являлся защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия.

В этой связи официальный Санкт-Петербург принял решение учредить в первую очередь Кишиневскую епархию РПЦ и только потом приступить к формированию Временного правительства Бессарабии. При принятии данного решения учитывалась неизменность пророссийской ориентации молдавского духовенства, которая выгодно отличалась от «гибкой» политики местных бояр. В сентябре 1812 года из Ясс - столицы Молдавского княжества - в Кишинев был срочно вызван митрополит Гавриил (Бэнулеску-Бодони), занимавший в тот момент пост экзарха Молдавии, Валахии и Бессарабии. Святейший синод предписал ему в кратчайшие сроки образовать Кишиневскую епархию из православных приходов Бессарабии и возглавить ее.

В кругах российского истеблишмента митрополит Гавриил - представитель древнего молдавского рода - был известен еще со времен Екатерины II, когда этот священнослужитель официально отказался от духовного сана епископа Константинопольского патриархата и перешел в лоно Русской православной церкви. Его подвижническая деятельность в составе РПЦ совпала с периодом Русско-турецких войн на рубеже XVIII-XIX веков. В России он попеременно возглавлял Екатеринославскую и Херсоно-Таврическую митрополии, руководил Киевской и Галицкой митрополиями, освящал основание Одессы. По его инициативе началось строительство церквей - форпостов православной веры в Приднестровье: Николаевский собор в Тирасполе (1804 г.), Успенский собор в Дубоссарах (1809 г.) и т. д.3.

В январе 1813 года в Кишиневе была открыта православная духовная семинария по подготовке кадров священнослужителей для южных регионов России. Спустя несколько месяцев, в августе 1813 года, было наконец объявлено о создании в Бессарабии новой православной епархии. Первым российским митрополитом Кишиневским и Хотинским был избран Гавриил (Бэнулеску-Бодони). За свои заслуги в 1813 году он был награжден орденом Андрея Первозванного. Согласно молдавским традициям митрополит считался защитником национальных интересов и вторым человеком в государстве после господаря. Вот почему российский император Александр I удостоил митрополита Гавриила своим специальным рескриптом.

В обращении к митрополиту Гавриилу царь, подчеркивая неизменность прав и обычаев местного населения, указывал: «Я хочу, чтобы сия плодородная страна оживилась новою жизнью, ожидаю того от усердия моего уполномоченного и от единодушного содействия всех жителей Бессарабии»4. Тем самым на примере сотрудничества российских властей и молдавского духовенства отрабатывалась модель взаимоотношений между имперским центром и православным населением Бессарабии.

В 1815 году российский Сенат направил в Бессарабию комиссию, наделив ее соответствующими полномочиями. Комиссии надлежало определить, какие меры необходимо предпринять для укрепления внутриполитической стабильности в регионе и обеспечения лояльности населения к царской власти. По итогам работы комиссии был подготовлен доклад, в котором в качестве основной причины нестабильности указывалось присутствие мусульман в Пруто-Днестровском междуречье и предлагалось выселить их из региона. Первые шаги в этом направлении были предприняты российской стороной еще в ходе русско-турецкой войны, когда с территории Бессарабии была выслана большая группа татар. Эта мера коснулась и ногайцев, которые в количестве 6404 душ обоего пола покинули южные районы Бессарабии и направились в Таврическую губернию (район Молочных Вод). В 1812 году более 3 тыс. ногайцев, воспользовавшись положениями Бухарестского мирного договора, откочевали из Крыма в Турцию. Были зафиксированы и обратные миграционные потоки из Турции в Пруто-Днестровское междуречье5.

В первые послевоенные годы российская сторона приняла окончательное решение о высылке всех ногайцев и татар с территории Бессарабии на Крымский полуостров. Это переселение, или, как сейчас принято говорить, принудительная депортация, мусульманского населения прошла достаточно успешно. Согласно переписи жителей Бессарабии, в 1817 году среди 96 тыс. семей, проживавших на тот момент в Пруто-Днестровском междуречье, мусульманского населения уже не было.

Царские власти сумели поставить заслон проникновению исламских фундаменталистов не только в Бессарабию, но и на территорию Дунайских княжеств (Молдавии и Валахии). В Отдельном акте Аккерманской конвенции, подписанной Россией и Турцией в сентябре 1829 года, подчеркивалось, что ни один магометанин не имел права на постоянное жительство в регионе. Мусульманские купцы могли находиться на данной территории в течение всего лишь нескольких месяцев, но только при наличии фирмана, оформленного надлежащим образом. Мусульмане, владевшие недвижимыми имениями, расположенными на левом берегу Дуная и ненасильственно приобретенными от частных лиц, были обязаны продать оные природным жителям края в течение 18 месяцев6.

После очередной войны с турками в 1829 году по Адрианопольскому мирному трактату к России отошли дельта Дуная и последний участок в районе Буджака, числившийся в те времена за Османской империей.

Массовый исход ногайцев и татар с территории Бессарабии, как добровольный, так и по принуждению, поставил российские власти перед необходимостью незамедлительно заселить этот стратегически важный регион, обеспечивавший России выход на Балканы и к Черному морю. К сожалению, современные публикации, посвященные данной теме, создают ложное впечатление о легкости операции, которую российские власти провели с целью наполнить Пруто-Днестровское междуречье людскими ресурсами. Некоторые авторы безапелляционно заявляют, что «пустующие земли [Бессарабия] стали быстро заселяться выходцами из Молдавского княжества, стран Балканского полуострова, различных губерний России, колонистами из-за рубежа»7.

Однако у современника тех событий А.С.Пушкина на этот счет сложилось иное мнение. Посетив Бессарабию по долгу службы в 1820-1823 годах, великий русский поэт дал следующую характеристику обстановке в Пруто-Днестровском междуречье: «Сия пустынная страна священна для души поэта…» То есть спустя восемь лет после окончания Русско-турецкой войны 1806-1812 годов Бессарабия продолжала находиться в состоянии запустения. Причиной тому являлась не только нехватка средств в казне для обустройства новых территорий, но и невозможность решить проблему освоения Бессарабии лишь за счет притока людских ресурсов из внутренних районов страны. Следует помнить, что в условиях крепостничества в российском обществе отсутствовали мобильные социальные группы населения.

В своей политике в Пруто-Днестровском междуречье царские власти должны были учитывать тот факт, что молдаване были освобождены от крепостной зависимости еще во времена правления господаря Стефана III Великого (1457-1504 гг.). Поэтому они запрещали российским помещикам, а также государственным чиновникам, получавшим земельные угодья в данном регионе, перевозить в Бессарабию своих крепостных. Исключение составляли дворовые слуги, число которых заранее оговаривалось. Становится понятным, почему, по данным переписи населения 1817 года, число великороссов в Бессарабии составляло лишь 1,2%, а в 1843-1844 годах увеличилось всего-навсего до 2,2%8.

Следует признать, что программа переселения иностранных колонистов в Россию нашла отклик среди выходцев из ряда европейских государств. Особенно привлекательными для иностранных колонистов оказались следующие льготы и привилегии, объявленные царскими властями: предоставление земельных угодий, денежных ссуд и кредитов, освобождение от налогов в оговоренные сроки, бессрочное освобождение от воинской службы, гарантии свободного вероисповедания. В Бессарабию стали приезжать потенциальные колонисты из числа немцев, австрийцев, швейцарцев и т. д. Однако среди переселенцев были и те, кто свой приезд в Россию связывал с надеждами на легкий заработок и получение от царских властей дополнительных субсидий. В 1819 году МИД России направил уведомление, согласно которому русские дипломатические миссии в Европе должны были прекратить выдачу паспортов иностранным колонистам вплоть до особого распоряжения.

В июне 1820 года глава Попечительского комитета об иностранных поселенцах Юга России И.Н.Инзов был назначен временно исполняющим обязанности бессарабского наместника. Следуя указаниям императора, И.Н.Инзов обратил особое внимание на переселенцев - славян по происхождению и православных по вероисповеданию. Особо он выделял болгарских колонистов. Например, в 1821 году И.Н.Инзов добился присвоения статуса города одной из болгарских колоний. Было объявлено об основании города Болграда - культурного центра болгарских колонистов в Южном регионе России. В действительности Болград вплоть до свержения самодержавия оставался заштатным городишком с населением более 12 тыс. человек, в том числе 8,5 тыс. болгар, 1,5 тыс. русских и менее 1 тыс. молдаван.

Личное покровительство генерала И.Н.Инзова болгарам так и не принесло ощутимых результатов. Численность болгар, как и численность армян, греков и гагаузов, оставалась крайне незначительной в структуре населения Бессарабии. Ни один из этих этносов не был упомянут  в ходе переписи населения в регионе в 1817 году. Лишь к середине 40-х годов XIX века численность болгар и гагаузов, а вслед за ними и немцев-колонистов достигла определенной величины среди населения Пруто-Днестровского междуречья. По некоторым данным, число болгар и гагаузов составило 65 тыс. человек, или 9,3% от всего населения, а число немцев выросло до 15 тыс. человек, или 2,2%. Тем не менее многонациональный состав населения Пруто-Днестровского междуречья ни в коей мере не влиял на общественную жизнь Бессарабии. Ни одна группа иностранных колонистов не имела какой-либо социальной значимости и не обладала самостоятельным политическим весом в регионе.

Непросто складывались отношения между имперским центром и «молдавскими пассионариями», ставшими в опустевшем регионе единственными представителями коренного населения. И на то были свои причины, о которых до сих пор говорят скороговоркой. Пора уже покончить с легковесными оценками вхождения Бессарабии в состав Российской империи, которые до сих пор в ходу среди некоторых исследователей данной темы.

Конечно, нельзя отрицать тот факт, что положительная комплементарность великороссов и молдаван - единая православная вера, общность культурных традиций двух этносов и их давние связи - должна была обеспечить благоприятные условия вхождения Бессарабии в состав России. Но это были лишь предпосылки, не более того. Однако ряд исследователей именно на этом основывают свои скоропалительные выводы, указывая на высокие темпы интеграционных процессов в Пруто-Днестровском междуречье. Об этом, например, пишут российские авторы Н.А.Дьякова и М.А.Чепелкин в историческом очерке «Границы России». Они отмечают, что «этот регион [Бессарабия] был быстро включен в общероссийскую систему административного управления»9.

Российским исследователям вторят некоторые молдавские и приднестровские историки. Например, в коллективной монографии «История Приднестровской Молдавской Республики», подготовленной сотрудниками Научно-исследовательской лаборатории истории Приднестровья, говорится о том, что культурная и социальная интеграция населения Приднестровья и Бессарабии в общественную жизнь Российского государства осуществлялась удивительно быстро, легко и безболезненно в течение нескольких лет после присоединения к России10. Эту оценку слово в слово повторяет другой автор - Н.Бабилунга в статье «Бессарабия и Приднестровье как новые провинции России в XIX веке». Он, в частности, отмечает, что после заключения Бухарестского мира в 1812 году Бессарабия вошла в социально-экономическую и общественно-политическую систему России и этот процесс в начале XIX века был реализован на редкость  удивительно легко и безболезненно11. «Удивление» этих авторов по поводу кажущейся легкости вхождения Бессарабии в состав России, извините за каламбур, действительно удивляет. Что ж, давайте разбираться.

Правящий дом Романовых, будучи гарантом безопасности и социально-политической стабильности, без особых усилий добился признания легитимности российской власти в регионе в 1812 году. Вместе с тем династия Романовых была крайне озабочена дальнейшей перспективой развития отношений с верхушкой молдавского общества, чья национальная идентичность стала приобретать размытые формы. Отмечу, что после заключения Бухарестского мира резко снизились количественные и качественные показатели, определявшие уровень пассионарности молдавского этноса.

Стоит обратить внимание на тот факт, что по итогам Русско-турецкой войны 1806-1812 годов общая численность населения Бессарабии сократилась до 240 тыс. человек. Хотя среди жителей региона молдаване продолжали составлять абсолютное большинство (86,8%), без поддержки российской администрации они не могли обеспечить должный уровень управления12. К тому же среди иностранных колонистов Юга Пруто-Днестровского междуречья молдаване рассматривались как пришлое население.

Качественно новая характеристика молдавского этноса подтверждалась условиями Бухарестского мира. Молдаване стали представлять собой расколотый этнос, ибо часть природных молдаван сохранила свою «прописку» в уцелевшем Молдавском княжестве по правую сторону реки Прут. Другая часть природных молдаван, проживавших по левую сторону Прута, не сходя со своего места, оказались в составе России и стали именоваться жителями Бессарабии. С точки зрения учения Л.Н.Гумилева об этногенезе молдавское население резко снизило свой статус. Молдаване в Бессарабии стали представлять собой не отдельный самостоятельный этнос, а всего лишь этническую группу, то есть часть этноса, не связанного со своим этносоциальным организмом - Молдавским княжеством.

Кризисное развитие молдавского этноса после присоединения Бессарабии к России обуславливалось и тем, что в структуре населения Пруто-Днестровского междуречья напрочь отсутствовал такой социальный слой, как бессарабская знать. В этой связи царское правительство оказалось в затруднении, так как не могло на практике реализовать основополагающий принцип своей национальной политики - налаживание контактов и развитие сотрудничества с местной элитой с последующей ее интеграцией в состав российского дворянства.

Так уж исстари повелось в Молдавском княжестве, что родовитые бояре, имея в собственности большую часть земельных угодий в Пруто-Днестровском междуречье, предпочитали селиться в своих имениях на правом берегу Прута. Восточная часть Молдавского княжества со своей слаборазвитой и экономически малопродуктивной инфраструктурой никак не привлекала молдавскую верхушку. Начиная с 1812 года не возымели должного действия и посулы российской стороны вернуть молдавским родовитым семьям земли, ранее конфискованные турками на территории Бессарабии. Молдавская элита также никак не отреагировала на предложение российских властей предоставить ей право внеочередной покупки новых земель в регионе.

Как отмечали западные наблюдатели, родовитые молдаване предпочитали жить не в своих землях, разоренных русско-турецкими войнами, а ловить чины и награды непосредственно при царском дворе. Например, французский журналист Жан-Батист Бретон в своем издании «La Russie» за 1813 год писал: «Поселившиеся в России молдаване и валахи - это не только бедные крестьяне, бегущие от тирании своих хозяев. В разных местах Российской империи, и в особенности в обеих столицах, можно встретить бояр, или молдавских князей, и валашских дворян, удивительно богато одетых»13. Эти новые лица, чье появление в высших кругах российского общества не прошло незамеченным, не торопились возвращаться на свою историческую родину.

Одновременно российскую сторону беспокоил наплыв в Бессарабию представителей якобы благородного сословия, сформировавшегося в период фанариотского правления в Дунайских княжествах в 1710-1812 годах. Как известно, фанариотами, то есть проводниками политики Османской империи (фанариоты - буквально жители квартала Фанар в Стамбуле, расположенного близ резиденции Константинопольского патриарха), называли не только представителей греческого духовенства, состоявшего на службе у турок, но и предприимчивых дельцов из числа греков - жителей квартала Фанар.

Греческие «бизнесмены» при посредничестве турецких властей покупали за деньги высокие должности в управленческом аппарате Молдавии и Валахии. Этот выгодный бизнес османских правителей обусловил изменение национального состава молдавского боярства. С 1710 по 1812 год число бояр в Молдавии неоправданно выросло с 300 до 400 семей за счет ставленников фанариотской администрации и денежных тузов греческого происхождения. Инонациональная элита стала править бал среди верхушки молдавского общества, подрывая его национальную идентичность. Возникла угроза превращения молдавского этноса в крестьянскую нацию, то есть нацию, не имевшую собственную национальную элиту. Именно бояре «новой формации» составляли основной поток представителей молдавской элиты, стремившейся к переезду в Бессарабию. Цель была понятна: продвинуться по служебной лестнице и занять доходные места в российском управленческом аппарате.

Второсортность боярской элиты Молдавии не вызывала у правящего дома Романовых никаких сомнений. В создавшихся условиях царской администрации предстояло заново сформировать новую бессарабскую элиту в Пруто-Днестровском междуречье. Российские власти начали с селекции молдавских бояр, как говорится, отделяя зерна от плевел. Основная цель заключалась в том, чтобы освободить молдавских бояр от безродной элиты фанариотского происхождения. Ко времени первых выборов дворянского собрания в Бессарабии в 1818 году на территории края было зарегистрировано только 260 из 400 молдавских родов, а к выборам 1821 года число молдавских бояр, имевших право голоса, было сокращено до 17014.

Дом Романовых ставил также перед собой задачу сформировать среди молдавской элиты костяк управленцев из числа убежденных сторонников России и потенциальных проводников ее политики в регионе. Работа в этом направлении началась задолго до вхождения Бессарабии в состав Российской империи. Во времена правления Екатерины II кадровики Великой и Премудрой Матери Отечества взяли на заметку молдавского боярина Скарлата Стурдзу - одного из инициаторов Обращения молдавской элиты в адрес российской императрицы, датированного декабрем 1793 года. В этом послании от имени бояр, духовенства и всей нации С.Стурдза и его единомышленники обратились к Екатерине II с просьбой оказать содействие в освобождении Молдавии от турецкого ига15.

С этого времени С.Стурдза стал лично известен российской императрице и ее ближайшему окружению. По ходатайству канцлера А.А.Безбородко С.Стурдза был наделен обширными землями на левом берегу Днестра в Очаковской губернии, а также пожалован поместьем в Могилевской губернии16. Так был оценен личный вклад этого молдавского боярина в победу России в Русско-турецкой войне 1787-1791 годов.

Щедрость царских властей не была случайной. Боярин С.Стурдза представлял собой влиятельную фигуру в Молдавском княжестве, в прошлом он занимал пост ворника, то есть верховного представителя судебной власти, а затем получил должность гетмана и командовал войсками Ясского гарнизона. Царские чиновники принимали во внимание и родственные связи С.Стурдзы: он был женат на дочери одного из молдавских господарей, а также приходился шурином валашскому господарю А.Морузи, известному своей пророссийской ориентацией17. Такой послужной список и родственные связи С.Стурдзы стали основанием для его приглашения на русскую службу. В соответствии с российским Табелем о рангах он получил звание статского советника и за усердие, проявленное по службе, был награжден орденом Святого Владимира. После присоединения Пруто-Днестровского междуречья к России в 1812 году Санкт-Петербург рассматривал его кандидатуру в качестве наиболее вероятного претендента на высший административный пост в Бессарабии.

Однако накануне вторжения армии Наполеона в Россию в июне 1812 года императору Александру I было не до выборов фаворита на молдавской площадке. После подписания Бухарестского мира (28 мая 1812 г.) российский монарх прежде всего намеревался добиться стабилизации обстановки в Бессарабии и избежать нового военного столкновения с турками в этой неблагоприятной для России международной обстановке. Адмиралу П.В.Чичагову, принявшему на себя командование русской армией на Дунае в апреле 1812 года, было поручено в срочном порядке приступить к организации системы управления в Пруто-Днестровском междуречье. Перед адмиралом поставили задачу провести административно-территориальное размежевание края, создать структуру местной власти и сформировать соответствующий аппарат.

В помощь П.В.Чичагову в июне 1812 года к его штабу был прикомандирован один из видных дипломатов той поры И.Каподистрия, утвержденный на пост управляющего дипломатической канцелярией главнокомандующего русской армией на Дунае. Спустя месяц, в июле 1812 года, И.Каподистрия разработал проект «Временных правил» управления Бессарабией. При составлении этого документа он неоднократно подчеркивал, что на протяжении нескольких столетий население Бессарабии, получая турецкое и молдавское воспитание, сформировалось как устойчивая общность людей со своими обычаями, традициями и законами. По его мнению, нельзя было никоим образом спешить с введением имперского законодательства в крае. Основой управления Бессарабией в составе России должны были стать обычное право и местные законы.

Согласно «Временным правилам», в Бессарабии планировалось учредить Временное правительство, которое должно было состоять из общего собрания и двух департаментов. В их компетенцию входили обеспечение правопорядка и судопроизводство, финансовая деятельность, торговля и т. д. Этот документ предусматривал освобождение местного населения от рекрутской повинности, подтверждал личную свободу жителей Бессарабии, налоговые льготы и др.

Кадры для областного аппарата должны были подбираться из числа молдавских бояр и российских чиновников в соотношении 7:5, что, по сути дела, составляло паритет. В действительности молдаване представляли большинство в местной администрации. Например, в 1819 году штат чиновников в Бессарабии составлял 124 человека. Из них молдаван было 53,2%, русских - 30,6% и прочих - 16,1%18. Делопроизводство велось на русском и молдавском языках. Как правило, решения принимались в соответствии с молдавскими традициями и обычаями, а не с российскими законами. Параллельно с гражданской администрацией формировалась и военная. Это объяснялось пограничным положением Бессарабии и угрозой возникновения новой русско-турецкой войны.

1 февраля 1813 года российский Сенат принял решение о создании Временного правительства и, как ожидалось, назначил С.Стурдзу главой правительства и гражданским губернатором Бессарабии. Одновременно генерал И.М.Гартинг, бывший комендант Хотинской крепости, был назначен военным губернатором. Это назначение не было случайным. И.М.Гартинг был женат на племяннице С.Стурдзы. Российские чиновники полагали, что этот брачный союз обеспечит единство действий военных и гражданских властей. Но этого не случилось.

С первых дней пребывания на посту губернатора С.Стурдза старательно выполнял инструкции Александра I. Суть этих инструкций заключалась в том, чтобы сделать Бессарабию примером для балканских народов и тем самым привлечь их на российскую сторону. Такого же рода наставления С.Стурдза получал и от адмирала Чичагова. Адмирал неустанно повторял, что глава правительства Бессарабии в своей деятельности должен был увязывать свою цивилизаторскую миссию с местной спецификой. Выполняя эти рекомендации, С.Стурдза был твердо уверен, что Россия, освободившая Бессарабию от турецкой тирании, поможет населению края достичь политической и культурной автономии, а также сохранить самобытное жизнеустройство молдаван.

Противоположных взглядов придерживался военный губернатор И.М.Гартинг и поддерживавшие его ветераны Русско-турецкой войны 1806-1812 годов. Они ставили своей целью покончить с местными традициями в гражданском управлении края и добиться распространения в Бессарабии общероссийских законов. Сначала победу одержали сторонники И.М.Гартинга, а С.Стурдза уже в мае 1813 года был вынужден подать в отставку. Генерал И.М.Гартинг стал не только военным, но и гражданским губернатором.

В создавшейся обстановке официальный Петербург предпочел держать паузу и не реагировал на предложения военного губернатора Бессарабии ввести в крае общероссийские законы. В ответ генерал И.М.Гартинг получал из Северной столицы формальные отписки. В этих документах говорилось, что «до особого величайшего повеления Бессарабия должна оставаться на прежних основаниях, объявленных бывшему гражданскому губернатору С.Стурдзе в 1813 году»19.

И.Каподистрия, в свою очередь, информировал российского монарха о том, что на стороне С.Стурдзы выступает молдавское духовенство. Его глава митрополит Гавриил (Бэнулеску-Бодони) также ратовал за соблюдение древних законов и обычаев Бессарабии. Столичные власти были обеспокоены сближением С.Стурдзы с верхушкой местного духовенства. Например, накануне своей отставки С.Стурдза отменил все налоги и повинности, обязательные для священнослужителей Кишиневской православной семинарии. В это же время митрополит Гавриил разрешил детям дворян обучаться в духовной семинарии. При семинарии для выходцев из обедневших дворянских семей был учрежден разряд казенных воспитанников. Были приняты две программы подготовки учащихся - для светской администрации и церковной службы.

Для того чтобы снять напряженность во взаимоотношениях молдавского духовенства и российских чиновников, И.Каподистрия предложил свое решение. Он выступил с инициативой учредить комитет по подготовке новых правил управления Бессарабией при участии всех заинтересованных сторон. По его мнению, было необходимо ввести институт наместника в Бессарабии и тем самым сохранить контроль военных за развитием обстановки в регионе. Проект Каподистрии предусматривал и кадровые перестановки: генерал Гартинг подал в отставку с поста военного губернатора, а на новую должность полномочного наместника был утвержден генерал А.Н.Бахметьев - участник Русско-турецкой войны 1806-1812 годов. Он сохранил за собой должность подольского военного губернатора с управлением гражданской частью.

Под руководством генерала А.Н.Бахметьева в 1817 году в Бессарабии была проведена перепись населения, упорядочено размежевание земель, определен юридический статус немецких колонистов и т. д. Для развития торговли в крае в 1818 году был открыт порт в Измаиле. Заботясь о просвещении молдаван, в 1817 году Бахметьев открыл в Кишиневе Библейское общество и был избран его вице-президентом20. Но несмотря на проведенные масштабные преобразования, Бахметьев не получил поддержки молдавских бояр и духовенства, так как выступал за унификацию местных законов и обычаев с российским законодательством. Вскоре он также был вынужден подать в отставку.

Одновременно с этими событиями в Кишиневе, а затем и в Санкт-Петербурге началась активная работа по подготовке новых правил управления Бессарабией, предусматривавших ее автономное устройство. Работа велась под патронажем И.Каподистрии, ставшего в 1816 году статс-секретарем МИД России. Лоббируя свой «бессарабский проект», он действовал смело, напористо. Ему стало известно, что по указанию Александра I в Северной столице готовился документ под рабочим названием «Государственная уставная грамота Российской империи», предполагавший раздел России на 12 наместничеств, в каждом из которых создавался свой представительный орган. Однако этот документ общероссийской значимости так и остался на бумаге, а проект И.Каподистрии, получивший название «Устав образования Бессарабской области», был одобрен монархом.

В апреле 1818 года Александр I посетил Бессарабию и принял в своей резиденции митрополита Гавриила (Бэнулеску-Бодони). Эта встреча проходила накануне провозглашения Устава образования Бессарабской области и должна была продемонстрировать единство взглядов имперской власти и местного духовенства. Русский царь вместе с Кишиневским митрополитом участвовали в церемонии обнародования этого документа.

Согласно Уставу образования Бессарабской области, регион получил статус административно-территориальной автономии. Было объявлено об учреждении Верховного совета как высшего распорядительного и законодательного органа с предоставлением ему функций высшей судебной инстанции. Формировалось также областное правительство во главе с гражданским губернатором. Деятельность правительства регламентировалась решениями его общего собрания, которым должен был подчиняться и губернатор. Делопроизводство должно было вестись как на русском, так и на молдавском языках.

Учитывая пожелания Кишиневского митрополита Гавриила, официальный Петербург счел возможным закрепить в уставе положение об использовании молдавского языка в судопроизводстве, богослужении и обучении. Компромиссное решение было принято и в отношении использования обычного права в судопроизводстве: уголовные дела должны были рассматриваться в соответствии с имперским законодательством, а гражданское судопроизводство - в соответствии с местными законами и обычаями.

Устав образования Бессарабской области предусматривал также юридическое оформление бессарабской знати: дворяне заносились в родословную книгу бессарабского дворянства, им выдавались свидетельства, удостоверявшие дворянский статус с 1818 года. Местные бояре, подтвердившие свою принадлежность к родовитым семействам Молдавского княжества, уравнивались в правах с российским дворянством. Для бессарабской знати это было крайне важно, так как в Молдавском княжестве боярское звание не передавалось по наследству и не имело собственных институтов. В уставе особой строкой были подтверждены сословные права и привилегии молдавского дворянства.

Следует также отметить, что с момента вступления устава в законную силу Бессарабия стала представлять собой самостоятельную административную единицу, находившуюся в подчинении подольского военного губернатора. То есть изначально Пруто-Днестровский регион был причислен к разряду западных окраин Российской империи21. Это не было случайным решением: Александр I рассматривал западные земли в составе Российской империи как полигон для обкатки различных моделей государственного устройства: в царстве Польском - модель конституционного развития, в Великом княжестве Финляндском - вариант национально-государственной автономии, а в Бессарабии - модель административно-территориальной автономии.

Тем не менее имперские власти, местное боярство и духовенство не смогли договориться по поводу формирования системы управления краем. Российская администрация стремилась к централизации и унификации в управлении регионом, в то время как местная верхушка выступала за сохранение прежних законов и обычаев. Поражает настойчивость и бескомпромиссность молдавской элиты, отстаивавшей свою позицию. Например, в 1820 году местные власти в ультимативной форме потребовали снять А.Н.Бахметьева - проводника политики центра - с должности полномочного наместника Бессарабии. Как уже упоминалось выше, официальный Петербург удовлетворил это требование и уволил своего ставленника под предлогом ухудшения его здоровья. Правда, вскоре Бахметьев «чудесным образом» выздоровел, был произведен в генералы от инфантерии и получил новое назначение.

Терпимость Александра I в данном случае объяснялась просто: конфликт с местной верхушкой мог еще более усугубить сложную обстановку в этом стратегически важном регионе. Александру I докладывали о нарастающей новой волне национально-освободительного движения на Балканах. Он также получал подробную информацию о деятельности тайных кружков будущих декабристов в Бессарабии. В секретных досье Министерства внутренних дел России это дело фигурировало под названием «Кишиневская управа». Все эти события повлияли на последующие решения Александра I.

В 1821 году после кончины митрополита Кишиневского и Хотинского Гавриила, защитника национальных интересов молдаван, российский монарх ввел негласный запрет на назначение молдаван на высшие посты в гражданской и духовной власти в Бессарабии, с тем чтобы не ослаблять контроль центра за обстановкой в регионе. Этот запрет строго соблюдался вплоть до крушения дома Романовых в феврале 1917 года. На высшие посты в администрации Пруто-Днестровского региона назначались греки, украинцы, великороссы и даже немцы. Но запрет не распространялся на выборные должности предводителей дворянства, которые были закреплены за природными жителями Бессарабии.

В 1822 году молдавская знать лишилась и последней поддержки в Петербурге: И.Каподистрия, неутомимый борец за права и свободы балканских народов и Дунайских княжеств, был отправлен в отставку. Причиной опалы стали разногласия И.Каподистрии с императором Александром I по поводу греческого национального восстания 1821 года и его оценки. В создавшейся обстановке российский монарх принял решение вывести Бессарабию из разряда западных окраин России и включить ее в программу освоения Новороссии. Именно таким способом император пытался покончить с «молдавской вольницей».

Для того чтобы упрочить позиции имперского центра в Пруто-Днестровском регионе, царь назначил графа М.С.Воронцова генерал-губернатором Новороссийского края и одновременно полномочным наместником Бессарабской области. Потомственный аристократ и высокопоставленный вельможа, М.С.Воронцов де-факто принадлежал к семейству Романовых. Екатерина II была его крестной матерью, а женился он на внучатой племяннице Г.А.Потемкина-Таврического. В высшем свете Санкт-Петербурга по этому поводу шутили, что Воронцову в наследство от Г.А.Потемкина досталась вся Новороссия. Но графу Воронцову было не до шуток: ему было предписано немедленно приступить к созданию единой системы управления во вверенном ему регионе.

В первые же дни пребывания в новой должности М.С.Воронцов распорядился объединить канцелярии по Новороссийской губернии и Бессарабской области и отправился в ознакомительную поездку по территории Пруто-Днестровского междуречья. В ходе инспекции вскрылись явные недостатки в управлении. Особое беспокойство Воронцов выразил по поводу низкого уровня квалификации и исполнительской дисциплины местных чиновников. Иного от них и нельзя было ожидать - они получали должности или по своей родословной, или по протекции.

Заручившись поддержкой Министерства внутренних дел, М.С.Воронцов начал чистку местных кадров и приступил к реорганизации административного аппарата в целом. По указанию нового наместника с 1824 года исправники больше не избирались местным дворянством, а проходили процедуру назначения. А еще через год Верховный совет - высший распорядительный и законодательный орган в структуре управления Бессарабией - был лишен судебной власти. Эти меры были поддержаны семейством Романовых, так как они совпали по времени с внутриполитическим кризисом в России и восстанием декабристов. В этой сложной обстановке М.С.Воронцову поручили разработать новый закон об управлении Бессарабией. К концу 1825 года законопроект был готов и внесен на рассмотрение Государственного совета. Однако Николай I, преемник Александра I, счел возможным подписать этот документ лишь в феврале 1828 года, накануне новой русско-турецкой войны (1828-1829 гг.).

В новом законе, получившем название «Учреждение для управления Бессарабской областью», полностью отсутствовали выборные начала в управлении регионом. Верховный совет Бессарабии был преобразован в Областной совет, который был лишен законодательных прав и законодательной инициативы. В состав совета назначались все его члены за исключением предводителя местного дворянства. Областное правительство было заменено областным правлением, подчинявшимся напрямую Сенату и Министерству внутренних дел. Таким образом в Бессарабии было ликвидировано автономное устройство края. Она превратилась в одну из областей в составе Новороссийского генерал-губернаторства с российским административно-территориальным делением (уезды).

В соответствии с новым законом, исполнительным органам предписывалось вести дела на русском языке и только в случае необходимости с переводом на молдавский язык. Такое решение, безусловно, подрывало национальную идентичность молдаван.

Тем не менее даже после принятия закона 1828 года Бессарабия так и не стала обычной российской губернией. Пруто-Днестровский край сохранил некоторые особенности в своем развитии: как и раньше, местное население было освобождено от рекрутской повинности, действовал запрет на закрепощение молдавских крестьян, в судебных тяжбах отдавался приоритет обычному праву и т. д.22.

Таким образом, можно сделать вывод, что Александру I удалось встроить Бессарабию в общеимперскую систему управления лишь частично. Российский император - монарх самодержавный c неограниченной властью так и не смог запустить интеграционные процессы в Пруто-Днестровском междуречье и тем самым обеспечить вхождение молдаван в Русский мир. Для достижения поставленной цели требовался исторический отрезок времени.

 

 

1Кушко А., Таки В. Бессарабия в составе Российской империи (1812-1917). М., 2012. С. 218.

2Там же. С. 214.

3История Приднестровской Молдавской Республики. Тирасполь, 2000. Т. 2. Часть 2. С. 413-415.

4Цит. по: Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М., 1998. С. 173.

5История Новороссии. М., 2018. С. 265.

6Под стягом России. Сборник архивных документов. М., 1992. С. 114.

7Бабилунга Н.В. Интеграция новых провинций Бессарабии и Левобережного Приднестровья в общественно-политическую жизнь России в ХIХ в. Сборник научных статей и докладов по материалам научно-практической конференции «Провинциализм: сохранение самобытности или самоизоляционизм?» Орел - Кишинев, 2018. С. 106.

8Кушко А., Таки В. Указ. соч. С. 215.

9Дьякова Н.А., Чепелкин М.А. Границы России. Исторический очерк. М., 1999. С. 51.

10История Приднестровской Молдавской Республики… С. 437.

11Бабилунга Н.В. Бессарабия и Приднестровье как новые провинции России в ХIХ в. // Информационно-аналитический мониторинг «Молдово-Приднестровский регион». 2017. Ноябрь-декабрь. №7-8 (42-43). С. 77.

12Филиппов А. Румынский террор // Наше время. 2007. Декабрь. №50 (72). С. 9.

13Jean Baptist Joseph Breton de la Martinière. La Russie ou Moeurs, usages et costumes des habitants de toutes les provinces de cet empire. Paris, 1813. Р. 84.

14Гроссу В.Я. Молдавская элита России // Этнические элиты в национальной политике России. М., 2018. С. 247.

15Россия и освободительная борьба молдавского народа против османского ига (1769-1812). Кишинев, 1984. С. 170-171.

16Кушко А., Таки В. Указ. соч. С. 113.

17Подробнее см.: Булатов Ю.А. Молдавия и политика дома Романовых во времена Русско-турецких войн (1710-1812) // Международная жизнь. 2019. №11.

18Русские в Евразии XVII-XIX вв.: миграции и социокультурная адаптация в иноэтничной среде. М., 2008. С. 266-267.

19Гроссу Я.С. Труды по истории Молдавии. Кишинев, 1982. С. 157.

20Российская империя в лицах. М., 2007. Т. 1. С. 106.

21Подробнее см.: Национальные окраины Российской империи… С. 174-175.

22Там же. С. 176-177.