В ПРЕДДВЕРИИ НОВОГО, 1962 ГОДА удивительное сочетание обстоятельств свело три незаурядные личности - Президента Финляндии Урхо Калева Кекконена, первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Никиту Сергеевича Хрущева и нашего замечательного хоккейного тренера Анатолия Владимировича Тарасова в одном месте и в одно время - в городе Новосибирске. А еще точнее, в спортивно-оздоровительном комплексе "Ельцовка" Сибирского военного округа.

Для встречи с Кекконеным Хрущев выбрал Новосибирск неслучайно. В этот период в наших отношениях с самым "доверительным" другом из числа руководителей капиталистических стран Европы назрел тяжелый кризис. В основе его были серьезные нестыковки в оценках набиравшей силу европейской интеграции, которая в торгово-экономическом плане все больше "отгораживала" развитую Западную Европу от Москвы. Также наше тогдашнее руководство весьма тревожили "беспринципность" Хельсинки в отношении "реваншистских" рецидивов в политике Западной Германии и нежелание Хельсинки участвовать в "разъяснении" линии СССР по проблеме Западного Берлина. Хрущев надеялся, что Кекконену, любившему зиму, будут созданы особо комфортные условия в столице Сибири и его удастся склонить к большей "кооперабельности" в непростых европейских делах.

Подготовка визита заняла три недели. Для Кекконена, в частности, были доставлены специально подобранные лыжи для спортивной прогулки, ему была выделена самая комфортабельная в Новосибирске только что построенная "гостевая дача", находившаяся, кстати, рядом с домом отдыха Сибирского военного округа и тренировочным комплексом окружной хоккейной и лыжной команды Спортивного клуба Армии (СКА).

Переговоры шли вязко, тяжело. Никите Сергеевичу никак не удавалось добиться перехода "количества" - объяснений и аргументов советской стороны - в "качество" - принятия этих аргументов Кекконеным. Помимо этого, свойственная Хрущеву манера пускаться в пространные рассуждения, освещая один и тот же вопрос с разных сторон, очень утомляла Кекконена, человека рационального и немногословного. К вечеру второго дня переговоров, казалось бы, начали вырисовываться контуры компромисса, однако до реальных договоренностей дело не дошло. Было принято решение прервать официальные беседы, дать возможность гостям отдохнуть.

Никита Сергеевич решил, что и отдых должен служить цели "вывода" финнов на нужные нам политические позиции. Он стал интересоваться у местных городских руководителей и протоколистов, чем бы можно было "порадовать" Кекконена. Вариант с охотой был сразу отведен. С организацией лыжной прогулки, как выяснилось, также возникли трудности. Тогда Хрущев поинтересовался, есть ли возможность сводить президента в "настоящую русскую баню". Ему сказали, что вот это как раз сделать несложно, гостевой дом Кекконена находился рядом с недавно построенной "по всем правилам" баней, которую использовали спортсмены располагавшейся в Ельцовке базы Спортивного клуба Армии Сибирского военного округа. Хрущев обратился к моему отцу, участнику переговоров, в ту пору являвшемуся командующим Сибирским военным округом, с вопросом, можно ли за короткий период организовать все "на должном политико-протокольном уровне". Отец ответил утвердительно. "Хорошо, - сказал Никита Сергеевич, - только сделайте так, чтобы "все было культурно", четко, продумайте, кто мог бы в тактичной, неназойливой форме помочь президенту получить представление об особенностях "сибирского варианта" традиции, столь близкой по духу любимому виду отдыха наших финских соседей, поспособствовать тому, чтобы финский президент вернулся на переговоры в хорошем настроении. Это очень важно для того, чтобы в неформальной обстановке создать психологические "заделы" для закрепления наметившегося "дрейфа" в подходах Кекконена".

В принципе, никаких особых трудностей в решении этой задачи, конечно же, не было, но важно было, учитывая уровень гостя, а также специфику создавшейся переговорной ситуации, "выжать" из этого мероприятия максимум позитива.

В этих условиях отец решил посоветоваться с находившимся, а правильнее даже сказать, проживавшим в это время в Новосибирске Анатолием Владимировичем Тарасовым. Дело в том, что в судьбе этого незаурядного человека в тот период произошли непростые события. Анатолий Владимирович был очень убежденный, неравнодушный к своей работе человек. И на тренировках, и в ходе бесед с чиновниками, курировавшими в правительственных инстанциях спортивные вопросы, он часто проявлял твердость, неуступчивость, а в ряде случаев даже грубость. Повторяю, все это шло от широты его натуры, натуры настоящего бойца и подвижника отечественного спорта. Все эти качества наряду с огромным талантом спортивного стратега и тренера образовывали ни с чем не сравнимую "гремучую смесь" тарасовского характера, которая во многом и была решающим фактором его уникального успеха в качестве руководителя сборной страны и ЦСКА. Однако "взрывной" характер Тарасова, его прямота и элементы грубости не всем были по нраву. И вот в конце 1961 года наступил момент, когда по письму "группы товарищей" ЦК КПСС принял решение освободить Анатолия Владимировича от руководства сборной страны и команды ЦСКА. Он оказался "не у дел". Попытки А.В.Тарасова "пробиться" для беседы к министру обороны Р.Я.Малиновскому, привлечь в качестве "заступника" любившего армейский спорт заместителя министра обороны А.А.Гречко ничего не дали. Тогда Тарасов позвонил по телефону моему отцу, с которым его связывали многие годы дружбы. Рассказывая о сложившейся ситуации, Анатолий Владимирович особо акцентировал то, что он оказался в буквальном смысле без работы. Он с горечью говорил о том, что уже длительный период его никуда не вызывают и ничего - совсем ничего - не предлагают. Отец сказал буквально следующее: "Толя, нужно переждать. Острота момента пройдет, а развитие ситуации само подведет к необходимости вновь задействовать твои знания и способности на соответствующем уровне". Он предложил А.В.Тарасову на определенное время переехать в Новосибирск и возглавить тренерский совет хоккейной команды Спортивного клуба Армии Сибирского военного округа, пообещав уладить вопрос о переводе с соответствующим отделом ЦК КПСС и министром обороны. Надо сказать, Тарасов сразу согласился. Он без промедления выехал в Новосибирск и горячо взялся за дело. Его авторитет, уникальные качества тренера дали, можно сказать, потрясающий результат. Команда СКА буквально делала чудеса, стадион не мог вместить всех, кто хотел видеть игру "команды Тарасова". По качеству подготовки команда Спортивного клуба Армии Новосибирска за один сезон вплотную подошла к уровню мастеров класса "А". Вот при таких обстоятельствах Тарасов оказался в Новосибирске.

Отец пригласил Анатолия Владимировича к себе и попросил подключиться к сотрудникам протокола для подготовки "мероприятия", в том числе дать необходимые "ценные указания" двум-трем спортсменам, которые могли бы оказать необходимую техническую помощь. Тарасов сразу же сказал, что никто лучше его самого эту миссию - фактически "политическую" - не выполнит. Условились, что он сам представится У.Кекконену и, не вдаваясь в подробности, объяснит, что находится в Новосибирске в качестве хоккейного тренера команды Сибирского военного округа и что его попросили в качестве "признанного знатока" рассказать о достоинствах русской бани.

На том и порешили.

Кекконену было "отпущено" на отдых три часа. Вечером состоялся ужин, куда он пришел в необыкновенно приподнятом настроении. Он всячески демонстрировал свою "кооперабельность", делал реверансы в нашу сторону. Как и надеялся Хрущев, очень выигрышно "прозвучала" тема русского, сибирского гостеприимства, включая "организацию замечательной бани". В своем тосте Президент Финляндии сказал: "Хорошо, что сегодня нам был предоставлен небольшой период для отдыха. Я много раз бывал в СССР, но вышло так, что лишь сегодня я смог по-настоящему оценить, насколько изменилась жизнь советских людей, как вырос их культурный уровень. В деревенской баньке, вблизи дачи, где я разместился, со мной оказались несколько сибиряков. Я разговорился с одним из них. Разговор перешел на самые различные темы культуры, истории, искусства, спорта. Я был просто поражен, насколько высок уровень знаний этого человека. Если в далекой Сибири, в загородном поселке живут такие широко образованные и культурные люди, значит, вы, Никита Сергеевич, по-видимому, правы - в вашей стране действительно произошла культурная революция".

Никита Сергеевич был явно доволен этими речами, хотя и не очень понял, какими культурными познаниями неизвестный ему банщик сумел так "пронять" финского президента. Тем не менее он не смог удержаться от того, чтобы в своем ответном тосте не развернуть тему быстрого, "не имеющего аналога в истории" роста "культурного уровня советского человека".

В бане же произошло следующее. Тарасов, человек с большим чувством юмора, в последний момент решил "видоизменить" сценарий своего участия. Он не стал представляться тем, кем был на самом деле, а скромно отрекомендовался "местным знатоком и любителем сибирской бани". У Кекконена вследствие этого и сложилось впечатление, что это был просто "местный житель".

Правда, есть и другая версия. Урхо Кекконен был тонким и наблюдательным человеком и тоже в достаточной мере обладал чувством юмора. Возможно, он сразу разгадал "подставку", "принял правила игры" и сделал психологический ход навстречу Хрущеву.

Наверное, теперь уже важным и значимым является лишь то, что все исторические фигуры, принимавшие участие в этом эпизоде, проявили поучительную способность быстро действовать, использовать - в самом широком диапазоне - любые открывающиеся возможности, в том числе неожиданные, нестандартные, для пользы дела.