В ПОПУЛЯРНОЙ В СВОЕ ВРЕМЯ книге "Борис Ельцин: от рассвета до заката", написанной близким к Президенту Ельцину и знающим человеком Александром Коржаковым* (*Александр Коржаков. Борис Ельцин: от рассвета до заката. Издательство "Интербук", 1997.), автор касается весьма любопытных событий, затронувших МИД и в какой-то мере и самого меня.

Дело близилось к президентским выборам 1996 года, и в узком окружении Ельцина задумались над тем, чтобы вплотную заняться подготовкой избирательной кампании Бориса Николаевича. Вспомнилось, что в Соединенных Штатах организатором выборных дел республиканцев был однажды госсекретарь США, кажется, Джеймс Бейкер.

Дипломат так дипломат, попробуем и мы сделать то же самое.

Решили предложить Борису Николаевичу назначить кого-нибудь из высших дипломатов главным стратегом по проведению президентской избирательной кампании.

В книге Коржакова читаем: "В президентском самолете Андрей Козырев (тогдашний министр иностранных дел. - Б.П.) завел разговор с Борисом Николаевичем о грядущих выборах. Он считал, что пришло время к ним готовиться. Хотя бы надо подыскивать людей, имеющих представление о выборных технологиях.

- Ну что вы мне все это говорите! Занимайтесь, - отреагировал шеф.

- Значит, вы мне поручаете? - уточнил Козырев.

- Поручаю вам".

Раздраженный ответ Ельцина не охладил горячих мыслей. План решено было довести до конца.

В один из дней меня вызвали к министру. До сего времени особым многообразием сюжетная сторона моих встреч с Андреем Владимировичем  не отличалась. Все заканчивалось поручением подготовить  или выступление, или очередной документ. На этот раз я не угадал.

Расположившись поудобнее в кресле перед министерским столом и приготовив блокнот, я обратился во внимание.

Не угадал я, зачем вызван. Андрей Владимирович говорил об американских выборах, затем перешел к нашим. И тут карты были раскрыты. Есть идея, министр приступил к делу, поставить во главе штаба избирательной кампании 1996 года видного, энергичного дипломата, хорошо знающего западную политическую специфику. Были сказаны еще какие-то слова, которые заключились вопросом:

- Может быть, возьметесь за это дело?

Моя реакция, видно, была натуральная и энергичная: "Что вы, что вы, Андрей Владимирович! Я не по этим делам!" Министр более  не настаивал и предложил подумать и назвать эвентуальных претендентов, чтобы возглавить эту высокую миссию.

Не спеша перебрали с десяток имен. Это были достойные люди. Дошли до Геннадия Серафимовича Шикина, российского посла в Белграде.

Его я знал очень хорошо, он работал со мной еще в Отделе печати МИД. Очень толковый, способный человек, отличный дипломат и организатор. В Белграде, в тяжелейшей обстановке конфликта, он достойно вел российскую линию.

Признаюсь, с самого начала эта конструкция "дипломат во главе избирательной кампании" вызывала у меня противоречивые чувства и, прямо скажу, недоверие. Полагал, что в этом деле снимать с американской ситуации кальку для нас было делом рискованным. Тот же госсекретарь, помимо своих дипломатических дарований, был прежде всего "внутренником", связан с финансовыми кланами и группировками, был известен, считай, в каждом штате как авторитетный деятель. У нас дипломат, сколь бы даровитым он ни был, вряд ли достаточно известен, скажем, среди населения "за пределами Садового кольца", тем более в кругах областной периферии, составляющих основной костяк избирателей. Но министр остановился на Шикине.

- Собирайтесь, вылетайте в Белград. Поговорите с послом, надо, чтобы он согласился. Надо будет встретиться и с Президентом Милошевичем. Сделать так, чтобы у него не было неудовольствия сменой российского посла.

У нас готовится послание к Президенту Слободану Милошевичу, это кстати. Вы возьмете его с собой, запроситесь на встречу, передадите послание и затем изложите главное дело - о грядущей смене места работы российского посла. Скажите, что Геннадий Серафимович отзывается для назначения на ответственную и высокую должность.

Позвонили в Белград. Сказали, что туда вылетает специальный посланник министра Б.Д.Пядышев для передачи Президенту Милошевичу личного послания. Просили назначить дату и час приема. Прилетел в Белград за день до встречи. Геннадий Серафимович встретил гостеприимно, вспоминали прежнюю совместную работу. Со знанием дела рассказывал о ситуации в стране, о военных действиях. Подтвердив свое реноме знающего, толкового посла, который "на месте".

Незадолго до отъезда в президентский дворец сказал: "Геннадий Серафимович, давай присядем на минуточку".

Я рассказал ему, зачем приехал в Белград. Реакция посла была такой, какой должна быть у нормального человека, хорошо знающего ситуацию и там, и дома.

Поехали к Президенту Сербии и Черногории.

Что впечатлило прежде всего - так это спокойная обстановка вокруг и внутри дворца. Несмотря на войну - никакого перегруза в мерах безопасности, напряженности в словах и действиях персонала.

Настрой шел от президента. Это был спокойный человек. Лидер своей страны, отчетливо представляющий ситуацию, в которой страна оказалась, прекрасно разбирающийся в настроениях "мирового сообщества" в отношении славянского государства. Знающий ту малость государств, на которую он мог бы положиться. Россия прежде всего.

Милошевич был удовлетворен содержанием послания и ходом нашей беседы.

И здесь пришел черед другой темы, ради которой я, собственно, прилетел к нему. Сказал, что в Москве высоко оценивают роль российского посла Геннадия Шикина. Есть предложение использовать его на новой, более высокой позиции, поручив ему ответственную работу высокого уровня. Были сказаны еще какие-то слова.

Пока длился мой монолог, Геннадий Серафимович сидел в кресле с лицом, не выражавшим никаких эмоций. Как и подобало высококлассному вышколенному дипломату.

Президент Милошевич немного помолчал, уйдя в себя, будто бы взвешивая, что этот шаг Москвы должен означать. Сказал, что он, разумеется, принимает любое решение Москвы в отношении своего представителя в Белграде. Через паузу снабдил эту констатацию словами о том, что, конечно же, ему будет жаль расставаться с Геннадием, которого ценят как умелого выдержанного посла России в этой сложной обстановке. Но, заключил президент, решать, конечно, Москве. На том мы расстались.

Из президентского дворца Геннадий повез меня поужинать в Парламентский клуб. Выпили водки, закусили сербским разносолом и от души поговорили.

Вернулся в Москву, встретился с Андреем Владимировичем. Рассказал ему о визите в Белград, о реакции Президента Милошевича на высказанные ему идеи. Позволил себе добавить от себя некоторые впечатления, суть которых сводилась к тому, что Геннадий в Белграде "на месте", хорошо делает свою работу, уважаем президентом и на других этажах сербской власти. Особого резона трогать его я не вижу.

Андрей Владимирович заключил встречу словами, что "будем думать". "Подумали" с кем надо и Геннадия Шикина, посла России, оставили в Белграде, где ему и надлежало быть в интересах дела.

Добавлю. Когда случилось несчастье и Президент Сербии и Черногории Слободан Милошевич скончался, прямо, надо сказать, при загадочных обстоятельствах в тюрьме Гаагского трибунала для бывшей Югославии, память его чтили многие, очень многие в России и в других странах. Посол Г.Шикин написал, по моей просьбе, а я опубликовал в "Международной жизни" прекрасную и достойную памяти президента статью "Slobo. In memoriam".

ПОИСКИ Джеймса Бейкера "Moscow style" продолжались. Следующая моя миссия лежала в Варшаву, к послу Юрию Борисовичу Кашлеву. Задача та же самая. Привезти из польской столицы посла, согласного возглавить избирательный штаб Президента России.

- В числе прелестей предлагаемой новой работы послу скажите: у него будет черный "мерседес".

Полагали, что против такого соблазна никому не устоять.

Когда еще в 1971 году я после окончания миссии отбыл из Лондона, семья Кашлева, назначенного, собственно, на мое место в посольстве, вселилась в нашу квартиру на Эдит Роуд. С той поры дружеские связи поддерживались многие годы.

В Варшаве Кашлевы приняли московского гонца по-княжески. О деле переговорили с Юрием Борисовичем тут же вечером. Он принял информацию спокойно. На посулы черного "мерседеса" заметил с неким пренебрежением: "Я им свой "мерс" отдам".

Улетел я из Варшавы с согласием Кашлева и с целым набором его пожеланий к возможному своему новому статусу. В написанной от руки записке, которую он успел сунуть мне в карман у трапа самолета, Юрий Борисович помимо прочего ставил вопрос: "Какая в основном работа имеется в виду: чисто организационная ("а думать будут другие") или же и мыслительная, и организационная? То есть разрабатываешь концепцию кампании, сам руководишь ее внедрением и насколько можно осуществляешь…".

Министр принял мой доклад с удовлетворением. Посмотрев лист пожеланий Кашлева, сказал, что "они разумны". Так что бог с ними, с поляками, Кашлев нужен здесь, дома.

Дальнейшие эти дела с Юрием Кашлевым я практически не обсуждал.

Судя по всему, в дипломатической изобретательности в той избирательной кампании нужды особенно не было. Шли прямиком, опираясь на "семибанкирщину", другую мощь, и получили свое без дипломатических изысков.

Шли годы, и, к огромному сожалению, с замечательным человеком Юрием Кашлевым пришлось проститься навсегда. Летом 2006 года он скончался. Успел он в жизни многое. Мною особенно чтимо его литературное творчество. Как итог жизни он выпустил замечательную книгу "Многоликая дипломатия: исповедь посла". "Юр.Бор." писал в "Международную жизнь" отличные статьи, радовал читателя своими "анекдотами от Кашлева".