ENGLISH12 ИЮЛЯ ЭТОГО ГОДА Президент Д.А.Медведев утвердил проект новой Концепции внешней политики Российской Федерации. Этим актом завершилась практически двухлетняя работа над документом, который призван сформулировать идеологию внешней политики современной России, отвечающую качественно новому состоянию российского общества и адекватную вызовам заметно изменившейся международной обстановки. Достаточно прочесть Концепцию внешней политики 2000 года, чтобы понять, насколько изменился мир с тех пор, причем одним из ключевых элементов этих перемен стала сама Россия, вступившая - после болезненных 1990-х годов - в период устойчивого подъема.
Произошли такие события, как теракты 11 сентября 2001 года в США, отстранение от власти режима талибов в Афганистане, силовая акция США в Ираке. Существенные перемены произошли на пространстве СНГ, включая создание ЕврАзЭС и ОДКБ. Образована ШОС. Россия получила статус наблюдателя в ОИК. Обострилась проблема нераспространения ОМУ, в том числе в связи с развитием ситуации вокруг ядерных программ Ирана и КНДР. Качественно возросло значение энергетического фактора в глобальной политике. Одним из наиболее опасных глобальных вызовов становится угроза раскола мира по цивилизационному признаку.
Главное же - изменилась сама Россия. В качественно иной плоскости стоят задачи ее внутреннего развития, требующие внешнеполитического сопровождения. Неизмеримо возросли наши возможности, роль и ответственность в международных делах. С успехом прошли первые председательства России в "Группе восьми", Совете Европы и ряде других форумов. Начали складываться многообразные неформальные механизмы коллективного лидерства ведущих государств, в том числе в формате БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), где Россия играет незаменимую роль.
Все это позволяет с новых позиций уверенности в собственных силах и собственном анализе ситуации определять наши подходы к актуальным международным проблемам и ставить внешнеполитические задачи.
Трудно представить, как Россия могла бы действовать на международной арене связно и целеустремленно без опоры на такой всеобъемлющий анализ. Наряду с анализом в Концепции нашло отражение развитие теории и практики нашей дипломатии последних лет, и прежде всего содержание внешнеполитических разделов ежегодных посланий Президента Федеральному Собранию и его выступлений по вопросам внешней политики, включая Берлинские инициативы и другие идеи Президента Д.А.Медведева. Было бы верно рассматривать новую Концепцию как комплексное заявление политического руководства страны, подтверждающее преемственность нашего принципиального курса в международных делах.
Первым этапом работы над новой редакцией Концепции стал Обзор внешней политики России, проведенный МИД России по поручению Президента В.В.Путина, данному на очередном совещании послов 27 июня 2006 года. Итоги Обзора, доработанного с учетом замечаний Администрации Президента, получили одобрение в конце марта 2007 года. Один Обзор уже позволяет говорить о том, что выработка новой Концепции была продуктом коллективных усилий всей дипломатической службы страны - от наших посольств и представительств при международных организациях до департаментов центрального аппарата министерства и министра. Внешнеполитическая доктрина стала также продуктом совместной работы с другими ведомствами, действующими на международном направлении, прежде всего Министерством обороны: высказанные ими соображения и предложения были учтены на заключительном этапе. Окончательную огранку, прежде всего в плане выверки и уточнения конкретных формулировок с точки зрения их правовой чистоты и соответствия преобладающим настроениям в обществе, документ проходил в Администрации Президента, включая его Государственно-правовое, Экспертное управления и, конечно, Управление по внешней политике. Все это позволило очистить текст от всего случайного и, скажем, вкусового, чему не место в документе, определяющем государственную политику одной из ведущих стран мира в области международных отношений.
В аналитическую работу министерства, венцом которой на данном этапе и стала Концепция внешней политики 2008 года, были активно вовлечены профильные комитеты обеих палат Федерального Собрания, экспертное сообщество, включая МГИМО и Дипакадемию, российские НПО, организации корпоративного сектора страны и другие институты гражданского общества. Это нашло свое выражение в заседаниях Научного совета при министре иностранных дел, в повестку дня которых вносились наиболее актуальные и требовавшие солидной экспертной проработки вопросы международной жизни и нашей внешней политики. Десятки материалов были представлены профильными институтами РАН и независимыми политологическими центрами по нашим запросам в рамках работы над Обзором внешней политики. В последнее время заметно активизировалась практика проведения "круглых столов" в министерстве с участием заинтересованных департаментов и представителей академических кругов. Эти контакты позволяют поддерживать постоянную связь с отечественной политологической мыслью, сверяться с формируемыми там оценками и идеями, а главное, не замыкаться в то, что в конечном счете превращается в узкий корпоративный и ведомственный интерес, сужающий кругозор и взгляд на вещи. И конечно, в министерстве стараются по возможности больше читать из того, что публикуется по соответствующей проблематике у нас в стране и за рубежом. Свидетельство тому широкий круг цитируемых источников, подбираемых непредвзято по единственному критерию - интеллектуальной честности авторов.
При том что значительная часть текста Концепции 2000 года устарела, попросту не поспевая за развитием событий, надо отдать должное дальновидности, более того, прозорливости, интеллектуальной смелости и просто основательному подходу к делу ее авторов. Они оказались правы в главном - в определении фундаментальных принципов нашей внешнеполитической деятельности, таких как прагматизм, многовекторность и неконфронтационное продвижение национальных интересов. В этом также проявилась их гражданская позиция, поскольку тогда в большей мере, чем сейчас, когда нужны, скорее, умеренность и взвешенность, требовалась вера в великое будущее своей страны, чтобы сформулировать те позиции, с которых она смогла бы, пусть поначалу и без особой надежды на успех, обеспечить свою независимость и право на самобытное развитие в новых условиях.
Эти принципы получили творческое развитие в положениях Концепции 2008 года, но по большей части именно в плане подтверждения их сохраняющейся востребованности. К тому же наш анализ показывает, что они де-факто становятся универсальными в международном общении - независимо от того, признают ли на словах те или иные государства практикуемую ими, к примеру, многовекторность.
Наиболее глубокую разработку получил тезис о "максимальной прозрачности" внешней политики России, что служит логическим следствием общей открытости страны внешнему миру - как одной из базовых характеристик нового состояния российского общества и одной из главных гарантий необратимости происшедших в нашей стране перемен. Было легко убедиться в том, что абсурдно скрывать от собственных граждан и наших международных партнеров то, что мы думаем о современном этапе мирового развития. Опыт практической работы министерства в части докладывавшихся руководству страны аналитических материалов показывал, что у нас нет оснований засекречивать свои наработки, в общем и целом свидетельствовавшие только об одном - о том, что Россия оказалась на стороне истории. Это было просто еще и потому, что интересы страны никак не могли быть связаны с усилиями по искусственной консервации западноцентричной международной системы, что в конечном счете вело бы к потере нашей независимости и измене всему своему прошлому. Россия, став жертвой революционного начала, пришедшего к нам из Западной Европы, испив эту чашу до дна совместно со всей Европой в ХХ веке, восстановила свою способность к историческому творчеству.
Открытость нашей внешней политики проявилась в публикации Обзора внешней политики, включая большую часть его выводов и рекомендаций. С этого года введена практика публикации ежегодных обзоров МИД России, представляющих собой своеобразное резюме нашей внешнеполитической работы за год. До этого они носили закрытый характер. Об открытости говорит и все содержание Концепции внешней политики, поскольку там нет ничего, что не было бы нами сказано публично на уровне президента или министра иностранных дел за последние годы.
Разумеется, секретность в дипломатии и внешнеполитической работе в целом сохраняется, но в той мере, в которой этого требуют доверительные отношения с партнерами и просто необходимость называть вещи своими именами во внутренних документах. Это, если угодно, требование политеса и должного такта, ставших неотъемлемыми элементами международного общения на протяжении веков.
Пожалуй, высшим проявлением открытости стала наша готовность к открытости в стратегической сфере - наиболее чувствительной области межгосударственных отношений. В пользу этого убедительно говорят наши предложения по коллективному реагированию на возможные ракетные угрозы Европе и универсализации обязательств по двустороннему российско-американскому Договору о ракетах средней и меньшей дальности. По большому счету в современных условиях открытость российской внешней политики означает то, что мы отстаиваем не только свою, но и свободу всех государств - свободу выбора, свободу слова и свободу мысли. Корни этой позиции уходят в культуру внутренней свободы, которая сформировалась в нашем обществе в силу известных условий на протяжении последних трех веков. Отсюда, наверное, и та сильная интеллектуальная традиция в нашей общественной жизни, которая если и не всегда пробивала себе дорогу в политические верхи, то неизменно пользовалась авторитетом в думающей части общества. В этом мы на одной волне с остальной Европой. И не будет преувеличением сказать, что мы отдаем исторический долг Европе, укрепляя позиции ее здравомыслящих сил перед натиском иррациональной политики, имеющей целью, выражаясь словами комиссара Евросоюза П.Мандельсона, "защиту от перемен". Трудно спорить с Джеймсом Рубином в том, что между США и Европой "растет ценностной разрыв"1. Следовало бы только добавить, что Россия с ее новым мироощущением и приверженностью многосторонней дипломатии находится по европейскую сторону и этих "баррикад".
В принципе Концепция исходит из того, что в мире с окончанием холодной войны возросла многовариантность в поведении государств. Если раньше выбор сводился к подчинению чьей-то воли или конфликту, то теперь он расширился. Практически все государства - в той мере, в которой того пожелают, - могут жить по собственному разумению, и отказ от сотрудничества на навязываемых условиях отнюдь не означает войны или иной конфронтации. В полной мере все это относится к России.
К новациям в новой Концепции можно отнести идею сетевой дипломатии - как метода альтернативного прежним громоздким военно-политическим альянсам в деле обеспечения безопасности в ее современном прочтении. Отмечена возрастающая роль религиозного фактора в международных отношениях, сама логика которых требует обращения к таким категориям, как справедливость и нравственность. Появилась трактовка исторической тематики, что вызвано необходимостью давать отпор инспирируемой против России исторической агрессии.
Нашедшие отражение в Концепции 2000 года негативные тенденции в мировом развитии, и прежде всего попытки навязывания миру однополярной, а другими словами, неоимперской международной системы, стали представляться в более реалистичном свете уже в первые годы ХХI столетия. Со всей очевидностью, по крайней мере для непредвзятых наблюдателей, нарастало противоречие между глобальным характером современных вызовов и угроз, которые требовали ответа солидарными усилиями всего международного сообщества, и линией на одностороннее реагирование по широкому спектру международных проблем. Наиболее ярко это противоречие проявилось в событиях 11 сентября 2001 года, поставивших в международную повестку дня задачу создания глобальной антитеррористической коалиции, и односторонней силовой акции США в Ираке весной 2003 года. "Война по выбору", продиктованная далеко не просвещенным национальным эгоизмом, обозначила перевод идеи упрощенного миропорядка в плоскость практической политики, что вызвало перелом одновременно в трансатлантических отношениях и отношениях между США и новой Россией.
Отрыв внешней политики США от почвы реальности давал все основания подозревать, что политика одностороннего реагирования не может быть устойчивой даже в ближайшей перспективе. Соответственно, идея "однополярного мира" все более отчетливо представлялась мифологией, успех которой зависел прежде всего от способности США убедить весь остальной мир в ее реалистичности. Отсюда - рост значения официальной пропаганды и контроля за международным информационным пространством. Поэтому и отпор этой мифологии, воплощавшей в себе богатую антиинтеллектуальную традицию Америки, уходящую корнями в пуританский фанатизм ее первых поселенцев, необходимо было дать прежде всего на интеллектуальном уровне, то есть посредством продвижения альтернативного видения современного мира, в котором культурно-цивилизационное многообразие впервые за последние несколько веков заявило о себе на уровне реальной конкуренции между ценностными ориентирами и моделями развития.
Применительно к национальным интересам России такой интеллектуальный проект выступал в качестве одного из главных условий обеспечения внешнеполитической самостоятельности страны, включая ее способность продвигать собственную, позитивную и объединительную повестку дня в международных делах. Сбросив идейные путы недавнего прошлого, Россия впервые со времен Петра Великого оказалась в состоянии самостоятельно формулировать свое подлинное призвание, свои роль и место в общих делах человечества.
Получилось так, что именно нашей стране выпало предложить адекватное видение современного этапа мирового развития. В большинстве других стран, прежде всего западных, попросту не было политического спроса на этот проект. Политические элиты действовали там - уже в новых условиях - в русле инерции блоковой дисциплины времен холодной войны, доказывая на деле, вслед за нашей страной, ту истину, что никто не меняется от хорошей жизни. Но трансформация западного альянса как вынужденной империи в империю по выбору не могла быть автоматической. Против "машинальности" срабатывали инстинкты национальных интересов и врожденная рациональность, которые не принимали прежде всего бремени тех издержек - просто финансовых, политического капитала и в форме нравственных компромиссов, - которое налагало принятие "мира по-американски". Именно его затратность для всех потенциальных участников изначально обрекала замысел "Нового американского столетия".
США, в свою очередь, демонстрировали неспособность обеспечить "коллективу" так называемые "общественные услуги" (public goods) в области поддержания мира, безопасности и стабильности для всех. Более того, их специализация на силовой политике сплошь и рядом доказывала свою контрпродуктивность, сея сомнения в принципиальной эффективности этого метода в современных условиях. Западноцентричная система теряет легитимность главным образом потому, что Запад оказался не в состоянии решить или хотя бы начать движение в направлении решения большей части глобальных проблем. Во многом это стало следствием приверженности Вашингтона идеологической ортодоксии.
Если говорить о той идеологии, которую проповедовали так называемые неоконсерваторы и которой прямо противостоит все содержание новой Концепции, то ее фундаментальный дефект состоял в том, что они сочли, что мир кардинально изменился. Но в том плане, что он является продолжением мира времен холодной войны, только без прежнего идеологического противника. Другими словами, вместо того чтобы сделать вывод о завершении аберрации, каковой, собственно, и была холодная война с ее привнесением идейно-ценностных различий в материю межгосударственных отношений, они, по сути, объявили глобализирующийся мир поствестфальским. Это означало отказ всем партнерам США в значительной доли суверенитета, который в полной мере сохранялся только за США - как "последним сувереном". Этот двойной стандарт проявляется, в частности, в том, что США продолжают тщательно оберегать свое привилегированное положение, выступая с наиболее жестких позиций против расширения Совета Безопасности ООН и "Группы восьми".
Для России такой, мягко говоря, "двойственный" подход совершенно неприемлем. Если бы Россия вступила на этот путь, то не завязались бы тесные рабочие отношения между Президентом В.В.Путиным и Президентом Дж.Бушем после американских выборов 2000 года. В этом случае вряд ли состоялась бы и встреча нового российского президента с новым главой британского правительства. Нет сомнений в том, что, если на предстоящих президентских выборах в США повторится ситуация неопределенности их исхода вследствие несовершенства технической стороны их проведения (а эти недостатки, похоже, так и не были устранены2), новому американскому руководству потребуется вся добрая воля своих международных партнеров в плане их готовности держаться в рамках вестфальских принципов невмешательства во внутренние дела государств.
Нет сомнений в том, что проблем такого рода у Вашингтона никогда не будет с Россией, которая примет любой результат выборов, с которым согласится американский народ. Позитивная программа строительства двусторонних российско-американских отношений, изложенная в Концепции, адресована не конкретному кандидату и не призвана повлиять на исход выборов. В этой определенности и ясности российской позиции - важный фактор предсказуемости нашей внешней политики, которая рассчитана на любые варианты развития событий, но всегда отдает предпочтение позитивным сценариям.
При этом нельзя упускать из виду, что российско-американские противоречия, как и наши противоречия с некоторыми другими западными странами, не являются противоречиями между нашими народами. Это - разногласия идейно-интеллектуального порядка на уровне политических элит. Здесь они и должны рано или поздно начать разрешаться, будь то вследствие напора вынуждающих к тому обстоятельств или творческого откровения, что предпочтительно.
Утверждение Концепции - один из важнейших элементов перехода к новому этапу в нашей внешнеполитической работе на основе достигнутого. К числу наших достижений я бы отнес и значительную степень уяснения нашими партнерами новых реалий международной жизни. Мы не молчали, вели себя внятно, а подчас и громко, как это было в Мюнхене в феврале 2007 года, когда иначе не удавалось достучаться до партнеров, международного общественного мнения.
Концепция является приглашением к честным и откровенным обсуждениям с партнерами в интересах выхода на общее понимание современной исторической эпохи, без чего, как показывает опыт последних лет, не удается найти решение ключевых мировых проблем, урегулировать острые региональные кризисы.
Концепция неконфронтационна, выдержана в спокойном и оттого, возможно, скучном ключе. В ней нет ни особых эмоций, ни эйфории, ни иллюзий, от которых нас избавили некоторые наши западные партнеры, - только то, что действительно составляет наши убеждения и что мы в состоянии отстоять в дебатах внутри страны и на международной арене. Кстати, именно это приходилось делать при межведомственном согласовании текста Концепции и в контактах с управлениями Администрации Президента. Мы совершенно готовы к тому, чтобы нас поймали на слове, как это советует "Монд"3 и к чему призывает, например, Г.-Д.Геншер.
Можно только согласиться с президентом Фонда "Политика" В.А.Никоновым, который, цитируя циркулярную депешу канцлера А.М.Горчакова от 21 августа 1856 года, пишет, что "Россия больше не обижается" и - в отличие от того периода - она "в основном уже сосредоточилась"4. Действительно, на этот раз за нашей дипломатией стоит спокойная сила. Мы никому ничего не навязываем - только предлагаем позитивные альтернативы, реализация которых, по нашему глубокому убеждению, подкрепленному анализом, который никто всерьез не оспаривает, отвечает интересам всех без исключения членов международного сообщества.
Продолжая исторические параллели, было бы полезным обратиться к некоторым другим тезисам указанного циркуляра А.М.Горчакова. Так, он писал для передачи иностранным правительствам, что внешняя политика России "имеет национальный характер", но при этом "ни в коем случае не является эгоистичной". Особо указывалось на то, что "обстоятельства вернули нам полную свободу действий". И наконец, через весь документ проходит тезис о решимости России "выступать в поддержку права", "не утаивать своего мнения по всем вопросам, относящимся к европейскому публичному праву"5. Обращение нашей дипломатии к собственному историческому наследию (А.М.Горчаков, Ф.И.Тютчев и др.) указывает на восстановление преемственности поколений и связи времен, во многом нарушенных в XX веке. Оно представляет в том числе практический интерес, поскольку стало продуктом осмысления отношений России с Западом на начальном этапе текущего цикла их обострения, который, надо надеяться, завершается в наше время.
Одобрение президентом новой Концепции внешней политики служит эффективным ответом тем за рубежом, да и внутри России, кто упорно продвигает тезис о якобы отсутствии у нас целостного видения современного мира и места в нем России. Хотелось бы надеяться, что принятый документ будет иметь важное значение в плане поддержания и развития достигнутого в российском обществе широкого согласия по основным вопросам внешней политики страны.
В целом, первая реакция на новую Концепцию свидетельствует о том, что ее главный сигнал воспринят: преемственность внешнеполитического курса страны при новом президенте не вызывает сомнений. Это значит, что бессмысленно говорить о внешней политике Д.А.Медведева или внешней политике В.В.Путина. Есть одна внешняя политика новой России, являющаяся продуктом осмысления нового состояния страны и мира. Примечательна констатация Дмитрия Тренина из Московского центра Карнеги о том, что нашим партнерам пора признать, что у России есть внятная внешняя политика, и теперь дело за тем, чтобы столь же внятную политику выработали наши партнеры из числа западных стран. Трудно возражать, когда читаешь, что "Запад продолжает пребывать в прошлом в своих представлениях о России". Верный вывод делается и в том, что наши партнеры стоят перед выбором - присоединиться к России в ее последовательной поддержке международной законности или "продолжать свою сомнительную в правовом отношении политику на свой страх и риск"6.
Признания Д.Тренина тем более примечательны, что еще совсем недавно он публично предлагал России стать частью западного альянса, разъясняя условия такого "членства", включая принятие "американского лидерства". По крайней мере, в то время объединяющим началом для всех критиков внешней политики России была презумпция невиновности и непогрешимости наших международных партнеров, причем если какие ошибки за ними и признавались, то это никак не должно было сказываться на характере их взаимоотношений с Россией. То есть нам отказывалось в праве на равноправие, взаимность и учет наших национальных интересов, в праве самостоятельно, а не по подсказке извне, их формулировать и всеми доступными средствами, пусть даже в пределах международного права - отстаивать.
У нас достаточно оснований судить о том, что на уровне экспертного сообщества, в том числе западных стран, разумеется, прежде всего в части неангажированных исследователей, мы наблюдаем движение в направлении нашего анализа, причем как в общих вопросах, так и в частностях. В качестве примера приведу выступления британки Алисон Бэйлз из Университета Исландии и сотрудника МИД Польши Адама Коберацкого на недавней Ежегодной конференции ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности, в которой оба участвовали в личном качестве. А.Бэйлз в числе причин нарастающего нездоровья евроатлантической политики указала на одновременное расширение НАТО и Евросоюза, поскольку их новые границы "создают новые стратегические реальности для тех, кто живет рядом", - подобно тому, как линии поля притяжения искажаются массой гигантской звезды. Говоря о судьбе ОБСЕ, она справедливо призывает к тому, чтобы двигаться сообща к реализации "великой идеи" Организации, состоящей в том, чтобы индивидуально и коллективно брать ответственность за безопасность - не только свою, но и других. А.Коберацкий, в свою очередь, призывает учитывать "возможные озабоченности по поводу безопасности всех заинтересованных государств", если мы хотим создать прочную опору ОБСЕ в сфере контроля над вооружениями. Россия не требует ничего большего, в том числе когда предлагает заключить Договор о европейской безопасности.
В данном контексте заслуживает внимания мнение профессора Университета Бостона Эндрю Бацевича, который, критикуя неоконсерваторов, призывает исходить из того, что "экспансионизм фундаментально противоречит долгосрочным интересам американского народа"7. Другими словами, "преобразовать США легче, чем преобразовать мир". Пройдя через болезненные перемены, Россия может только посоветовать другим не пасовать перед неизбежным.
Есть надежда, что этот анализ будет прорастать и в политические элиты наших западных партнеров. В любом случае очевидно, что без конвергенции на интеллектуальном уровне, что требует аргументированных дебатов, не получится выйти на конвергенцию на уровне политики, которая только и сможет обеспечить совместные действия в целях решения общих задач в глобальной и региональной политике. Россия сделала свой ход в этой партии. Теперь - ход за партнерами.
Признавая новое качество современной эпохи, Россия идет дальше - по существу, заявляет о готовности переформулировать свою глобальную миссию в соответствии с требованиями времени. Стратегическая стабильность, которую Россия вынуждена продолжать поддерживать в интересах всего мира, является остаточной функцией прежних времен, когда без нашей страны невозможен был баланс ни в европейской, ни в глобальной политике. В Концепции изложена программа новой миссии, исходящая из реалий глобализирующегося мира. На ум приходят слова А.Блока, который от имени России созывал всех "на братский пир труда и мира". Но это потребует от всех отказа от самоизоляции, блоковой политики и предрассудков прошлого.
1 Foreign Affairs, July/August 2008.
2 International Herald Tribune, July 25, 2008.
3 Le Monde, Juillet 2, 2008.
4 Известия, 23 июля 2008.
5 Канцлер А.М.Горчаков. 200 лет со дня рождения. М., Международные отношения, 1998, с. 209-213.
6 The Moscow Times, July 21, 2008.
7 Foreign Affairs, July/August 2008.
