ГЛАВНАЯ > Экспертная аналитика

Нужно ли России создавать и экспортировать свой стиль в архитектуре?

00:00 15.08.2011 • Александр Моисеев, обозреватель журнала «Международная жизнь»

Меньше заимствовать чужое, больше создавать и продвигать свое, отечественное. Возможно ли это в такой области, как архитектура?

Российские специалисты утверждают, что не только возможно, но и необходимо. Ибо в этом заложен успех  продвижения положительного образа страны в современном мире.

По выражению классика, внешняя политика есть продолжение внутренней. А зодчество – одно из самых идеологизированных искусств, уступающее в этом смысле только искусству слова. Недаром многие политические режимы XX века такое пристальное внимание уделяли стилю архитектурной застройки. Например, сталинские высотки в Москве гораздо проще и яснее расскажут нам об идеологии советского периода, чем все речи самого Сталина вместе взятые. А квартал EUR в Риме даст многие ответы на вопросы об идеологии итальянского фашизма времен Муссолини. То же самое можно сказать и о Германии, Англии, Франции и Соединенных Штатах.

Впрочем, идеологизированность архитектуры – не изобретение новейшего времени. Она существовала всегда, по крайней мере, с Египта времен фараонов. Особый, своеобычный архитектурный стиль – один из важнейших элементов национального стиля культуры вообще, а последний есть выражение национальной идеи того или иного народа в тот или иной период его истории.

На тему «большого национального стиля» в архитектуре мы беседуем с Генеральным директором предприятия Творческие Мастерские «Китеж» Александром Юрьевичем Ивановым.

- Александр Юрьевич, для начала обратимся к истории. Как наши, российские мыслители трактовали проблему национального стиля в культуре?

- Многие из них придавали этой проблеме первостепенное значение. Вот, скажем, что писал идейный лидер славянофилов Алексей Хомяков в статье «О возможности русской художественной школы» (1847): «До сих пор, сколько ни было в мире замечательных художественных явлений, все они носили отпечаток тех народов, в которых возникли; все они были полны той жизнью, которая дала им начало и содержание. Египет и Индия, Эллада и Рим, Италия, Испания и Голландия – каждая из них дали образовательным художествам свой характер. Памятник в глазах историка-критика восстанавливает историю (разумеется, умственную, а не фактическую) исчезнувшего народа так же ясно, как и письменное свидетельство… Художник не творит собственною своей силою: духовная сила народа творит в художнике. Поэтому, очевидно, всякое художество должно быть и не может не быть народным. Оно есть цвет духа живого, восходящего до сознания… Народ, способный к художествам, не может лишиться иначе их развития, как утратив целость и здравие своей жизни»...

Представитель совсем другого – «демократического» направления в русской мысли критик Владимир Стасов утверждал, что «искусство не исходящее из корней народной жизни, если не всегда бесполезно и ничтожно, то уж, по крайней мере, всегда бессильно... Для того чтобы порождать плоды здоровые и прочные, искусство, подобно растениям, нуждается только в соках своей родной почвы».

Проблема национального стиля (в широком смысле слова) была одной из центральных в «эстетикоцентричной» философии Константина Леонтьева, мыслителя, очень тонко чувствовавшего связь содержания народной жизни и его пластического выражения (не только в искусстве, но и в одежде, быту и т.д.). У него есть статьи о проектах памятников на месте избы Кутузова в Филях и Александру II в Москве, совершенно фантастические по конкретным предложениям, но верные по основному пафосу. Леонтьев призывал к оригинальному русскому творчеству, смело сопрягающему современность, народные традиции и «возобновление… некоторых, забытых человечеством, начал, вкусов, знаний» разных цивилизаций. «Отчего ж и не мечтать нам, русским? Отчего не «фантазировать» смелее?.. – вопрошал философ, – Необходимо нам дерзновение ума и полезен нам каприз фантазии… Ошибки в сфере искусства и мысли даже самые грубые, если они являются рядом с живыми указаниями, и те гораздо плодотворнее вечной осторожности, вечного какого-то озирательства».

- Вы полагаете, Александр Юрьевич, призывы Хомякова, Стасова, Леонтьева, других корифеев русской мысли были не напрасными? Российское общество их услышало?

- Борьба за русский стиль в искусстве пронизывали художественную жизнь России на протяжении XIX–XX веков. Писатели, композиторы, живописцы, как правило, сознательно работали именно в этом русле. Не отставали от них и архитекторы. Создатель Исторического музея Владимир Шервуд, например, подводил под свою работу теоретическую базу, вполне созвучную процитированным выше мыслителям: «Хаос понятий и мнений нашего общества крайне нуждается в правильном выяснении основ жизни, идеалов. Современные западноевропейские взгляды в этом отношении не только не могут быть приняты безусловно, но со многими из них мы должны бороться всеми силами, стараясь выдвинуть оплот в виде наших национальных культурных идей… Чтобы судить, имеет ли русское искусство в своих древних образцах великие основы, следует рассмотреть, в силах ли оно ответить мировым эстетически законам. Изучая памятники древнего русского зодчества, с изумлением видим, что ни один архитектурный стиль не отвечает так всецело эстетическим требованиям, как русский стиль… Я бы желал сделать в архитектуре то, что сделал Глинка в музыке…». Современные искусствоведы отмечают несомненное влияние на Шервуда идей высказанных в «библии славянофильства» - книге «Россия и Европа» Николая Данилевского.

Так в сотворчестве теории и практики создавался знаменитый «русский стиль» конца XIX века, памятники которого мы и сегодня можем видеть в Москве: тот же Исторический музей, Политехнический музей, здание Московской думы (впоследствии музей В.И. Ленина), ресторан «Славянский базар»... В свое время они вызывали споры, но разве сегодня не очевидно, что они представляют собой подлинное украшение нашей столицы?

- Возникает вопрос: кто же занимался реализацией национального стиля в культуре в старой России – общество или государство?

- При ближайшем рассмотрении видно, что было движение с обеих сторон. Причем, если литература могла развиваться вполне самостоятельно, без поддержки сверху, скорее власть ей только препятствовала цензурными запретами, то в других сферах культуры ситуация была сложнее. В живописи наряду с Императорской Академией мы знаем независимых передвижников, «мирискусников» и т.д. В музыке наряду с консерваторией – «Могучую кучку», «Русские симфонические концерты» Митрофана Беляева, дягилевский балет и т.д. Государственные и частные инициативы находились в сложном взаимодействии, иногда мешая, иногда помогая друг другу, но, в целом, делали одно общее дело.

С архитектурой все сложнее. На уровне частного меценатства наиболее грандиозные проекты осуществить было затруднительно. Это хорошо видно по истории того же «русского стиля». Скажем, так называемая его «крестьянская разновидность», разработанная Алексеем Горностаевым, Виктором Гартманом и Иваном Ропетом (Петровым) возникла, безусловно, как инициатива «снизу», а его «византийская линия» (Константин Тон) поддерживалась «сверху». Но очень скоро «наверху» оценили и «крестьян». Так на Парижской всемирной выставке русский павильон был заказан именно Ропету. И этот выбор оказался необыкновенно удачным. Постройка Ропета произвела настоящую международную сенсацию. Вот, что писала о ней парижская пресса: «Одна из самых интересных построек улицы Наций, та, что между всеми пользуется наибольшей любовью публики и всего дольше останавливает перед собой удивленных зрителей, это бесспорно – живописный фасад, выстроенный из дерева Россией… Переходя от построек Австро-Венгрии к русским постройкам, я чувствую, что покидаю цивилизацию, уже постаревшую, и приближаюсь к народу, быть может, немного дикому, но могучему, сильному, полному жизненности. Их деревянное дело выказывает силу, расточительную орнаментику, роскошь узоров… Русский строитель проявил в своем здании силу даже несколько преувеличенную». Замечательный пример успешного взаимодействия власти и общества: Ропет хорошо поработал на «имидж» России, государство не прогадало, что сделала ставку на «русский стиль».

Исторический музей тоже явился совместным творением общества и власти. Инициатива шла от московской интеллигенции, но Александр II ее лично поддержал, и символом монаршего покровительства явилось то, что первым почетным председателем музея стал цесаревич Александр Александрович (будущий Александр III). Были, конечно, частные пожертвования, но более 90 процентов средств в строительство здания вложило государство. Поучаствовали и городские власти (Московская дума), отдавшие землю под музей бесплатно. После открытия, музей сделался государственным учреждением и числился по министерству народного просвещения. 

- Российские монархи, высшие власти страны всегда благоволили к русскому стилю?

- Наша власть всерьез озаботилась национальным стилем при Николае I. Тогда была поддержана русская опера (Михаил Глинка) и живопись (Александр Иванов). Сложнее складывались отношения императора с литературой, но их тоже не стоит закрашивать исключительно черным цветом, к Жуковскому, Пушкину и Гоголю Николай скорее благоволил. Что же до зодчества, то по утверждению историков искусства будущий император стал интересоваться его национальными традициями еще с 1817 года, а с 1827 года уже вполне можно говорить о возникновении «николаевско-византийского» направления, окончательно объявленного официозом в Строительном уставе 1841 года. Главный памятник этого направления всем хорошо известен – храм Христа Спасителя.

Но, конечно, подлинным триумфом «русского стиля» было царствование Александра III. Неким его архитектурным манифестом стал петербургский храм «Спаса на крови», построенный на месте гибели Александра II. Все его проекты лично просматривались новым монархом, отвергнувшим немало вариантов (в том числе и представленный Тоном) и открыто заявившим, что он желает видеть церковь в «русском стиле времен московских царей XVII столетия, образцы коего встречаются в Ярославле». Храм строился на общественные пожертвования, но царская семья оплатила почти четверть общей стоимости работ (около 4,6 млн. рублей). Александр лично следил за ходом строительства и отказывался от всех попыток сэкономить средства за счет «обеднения» здания. «Спас на крови» стал образцом для церковной архитектуры 1881–1905 годов, кстати, Александр III и далее продолжал пристально следить за ее развитием и, как сказано в отчете обер-прокурора Константина Победоносцева (еще одного покровителя «русского стиля», в частности, живописи Виктора Васнецова и Михаила Нестерова) «охотно одобрял те проекты, которые воспроизводили русскую церковную старину».

К советскому периоду у меня есть масса серьезных претензий: в Москве, например, было снесено множество замечательных построек, в том числе и церквей. Но большевики не только ломали, но и строили. Возник новый большой имперский стиль со сталинскими высотками, которые до сих пор формируют облик Москвы, с парками, с большими пространствами. Без всего этого столицу уже не представишь.


- А какой, по-вашему, архитектурный образ России мы имеем сейчас?

 - Начнем с того, каким образом вообще воспринимается любая страна. Существует природная среда, ландшафт местности, определенные породы деревьев и растений, которые растут на данной территории. В каждой стране есть некие «чудеса природы», часто они – предмет для гордости, как наш Байкал, например. Но не меньшее значение, чем природный ландшафт имеет и культурный «ландшафт». Это тоже Россия.

Приезжаешь в Голландию и видишь каналы, маленькие и аккуратные домики, в Японии – соединение старины и прорывы в технологическое будущее. И в Голландии, и в Японии результаты жизнедеятельности радуют. Но вот возьмем Турцию, которая расположена на территории Византийской империи, давно канувшей в небытие. Там и храмы были замечательные и амфитеатры, а сегодняшняя Турция – это страна с довольно хаотичной инфраструктурой. На фоне прекрасного ландшафта, в который так гениально вписывались следы деятельности ромеев, стоят непритязательные турецкие мазанки. Константинополь поражал всех своим великолепием, а теперь на его месте Стамбул.

Ну, да бог с ней, с Турцией. А что у нас? Идет стихийная застройка по всей стране, никакого стиля нет, все является результатом случайной деятельности. Эта стихийность хорошо видна на примере Москвы, те «пустоты», которые оставляли советские архитекторы, чтобы город «дышал», заполняются «под завязку», как, например, площади вокруг вокзалов. Скоро вообще для человеческого существования никакого «продыха» в столице не будет.

Москва, в основном, застраивается дешевыми конструкциями, которые выкуплены на Западе за копейки, поскольку эти проекты создавались там 50 лет назад. Из серьезных архитекторов в городе работают единицы. Закупаются старые проекты и несколько приспосабливаются к московской среде. Иногда эти проекты… как бы помягче сказать… заимствуются без спроса. Был даже такой случай: приехал архитектор из Австралии, и увидел своей проект, воплощенный у нас в реальное здание…

Если пройти с экскурсией иностранцев по Москве, то, что им показывать? Стиля у современной Москвы нет. Есть лишь великолепные остатки былой роскоши.

Получается, что заказчик на «большой стиль» в России пока отсутствует. А кто может быть таким заказчиком? Как мы видели, раньше национальный стиль формировался властью и обществом совместно. Но сейчас есть ли у нас общество? Все социологи в один голос твердят о невероятной атомизированности современных россиян.  

- Александр Юрьевич, разве  власть сама обязана разрабатывать национальный стиль? 

- Вовсе нет. Но она обязана его поддерживать или возрождать, как это было в прошлом. Перед государством могут стоять самые разные задачи, но это не отменяет национальный стиль, а предполагает его. Яркий пример - Арабские Эмираты, где шейхи разрешают строить всем: итальянцам, немцам, русским. Но все здания (даже самые суперсовременные) должны иметь четкий национальный колорит.

- У меня созрел такой вопрос, что это такое – русский стиль сегодня -  в XXI веке?

-  Необходим творческий синтез всего того, что мы можем считать русским национальным – это и наработки деревянного зодчества, и русское каменное зодчество, и русский модерн начала XX века, и конструктивизм, и сталинский «неоклассицизм». Это будет некий сплав, но на основе русского конструктивизма, как наиболее современного явления. Нельзя же жить только прошлым. Новый стиль должен быть максимально современным.

Я и мои коллеги можем предъявить некоторые наши разработки. Но ведь не известно к кому обращаться? К кому можно сейчас прийти со своими наработками? В нашем государстве нет такой структуры! Вопросы «большого стиля» всегда решают идеологи, а не министры культуры. Ибо сохранение и создание нового национального стиля – прежде всего, сфера идеологии. Ведь организация пространства, среди которого мы живем, это вопрос самоидентификации. Следующее поколение молодых людей перестанет любить Россию, потому что она уже ничем не будет отличаться от «других пространств».

Если нет красоты вокруг человека, то эта среда будет отталкивать тебя. И руководители страны, в принципе, должны быть заинтересованы в том, чтобы людям было психологически комфортно жить в России. У руководства же меньше проблем будет, даже чисто политических. Собственный стиль страны дает уверенность в завтрашнем дне. Есть что любить, есть что терять, есть что защищать. У человека должен быть ответ на вопрос: для чего я живу в этой стране? Или я непонятно зачем живу в стране неудачников с непонятными экономическими и политическими перспективами. Или я живу в уникальной, красивой стране, на которую нет ничего похожего в мире.

Создать красивую страну со своим неповторимым стилем – разве это не национальная идея?

- С вами трудно не согласиться. Убежден, что почти все у нас хотят жить в красивой и современной России, не похожей ни на одну другую страну. Но теперь хотел бы спросить вас о практическом осуществлении идеи «большого стиля». Какова ваша личная позиция в этом вопросе?

- Речь идет об очень простых вещах. Для того, чтобы кому-то доверить что-то строить, этот проект должен пройти через комиссию профессионалов. Есть вещи хорошие и плохие, вне зависимости от стиля, но само направление должно контролироваться государственными людьми, они должны давать зеленый свет, прежде всего, хорошим проектам, выполненным в русском стиле.

В разных странах эти вопросы решаются по-разному. Главный архитектор Парижа новую вывеску без своего разрешения не даст повесить. А у нас сейчас принцип один – сделать подешевле, а продать подороже. И этот принцип порождает стиль, который, по сути, является отсутствием стиля вообще. Главные игроки сейчас – чиновники (государство) и крупный капитал. И в этих условиях государство не выдвинуло ни одного тезиса в области градостроительства на тему: что такое хорошо, а что такое плохо. Крупный капитал пользуется этим для собственной наживы. Ориентир только один – заплати взятку и делай все, что хочешь. Власть до сих пор не определяет, где добро, а где зло. Собственно с этого и должно все начинаться. Если нет ясных предпочтений власти, то нет и стиля. Это касается всего.

Но ведь есть свобода строительства у богатых людей. Уж они-то могут строить все, что их душе угодно, на выкупленной земле. А они строят какие-то странные «дворцы» из красного кирпича, похожие на тюрьмы. Можно запретить им это делать, чтобы они не оскорбляли эстетические чувства людей, которые мимо едут на электричках? Увы, нельзя. Но можно на государственном уровне задать некий эталон хорошего вкуса. И под него, я уверен, постепенно все начнут подстраиваться.

Вот идет строительство по всей Москве супермаркетов. Взять и обязать застройщиков, чтобы они строили в национальном стиле. Или социальные, государственные учреждения, включая школы и больницы, тоже обязать строить в национальном стиле. Клуб или здание поселковой администрации должны нести государственный «заряд» на национальный стиль…

Россия богата талантами. Но сформировать команду, даже на обычные крупные объекты не так просто. Это очень затратно. Хороших специалистов немного, их нужно отбирать, выискивать и вытаскивать из различных проектных бюро, а потом формировать команду. На небольшие объемы можно найти людей, но, если ставить большие задачи, то этим должно заниматься государство, создавать команды, творческие лаборатории. Но пока все наши обращения по поводу создания таких команд проходят впустую, хотя все говорят, что это интересно и нужно, но дальше слов – ни с места.

Для начала необходимо создавать какие-то «полигоны» «большого стиля», а проекты по его созданию освещать в СМИ. Нельзя же всерьез говорить о том, что какая-то одна структура создаст новый русский стиль и навяжет его остальным, тут нужен большой и прозрачный процесс движения в эту сторону, в котором могли бы принять участие все желающие.

Мне нравится идея ряда наших политологов о переносе столицы. Действительно, нужно оставить здесь все эти «рублевки» с их элитой, пусть они здесь «дотанцовывают», и перенести столицу не назад, в прошлое, не в Санкт-Петербург, а скажем, на Урал. Это середина России. Там и должен находиться государственный центр, а не «прижиматься» к границам. Новая столица могла бы дать народу новую веру в себя и в свои силы. И это привлекло бы туда талантливых людей из провинции. Между прочим, перенос столицы из Рима в Константинополь продлил век римской цивилизации на тысячу лет. Почему бы не построить новую столицу России на новых принципах и в новом национальном стиле?

- И последний вопрос. Ваша фирма «Китеж», насколько мне известно, занимается реставрацией старинных архитектурных построек, созданием новых архитектурных сооружений, включая храмовое зодчество в старом русском стиле. Сейчас Русская Православная Церковь строит и воссоздает храмы у нас в стране и за рубежом. Вы готовы участвовать в этом процессе? Ведь продвижение национального архитектурного образа России в мире одна из ваших целей?

- Да, мы готовы заниматься и продвижением лучших образцов нашего национального зодчества за пределами России. Так, нас заинтересовали проекты строительства и росписи храмов РПЦ в Латинской Америке - Гватемале, Панаме, Коста-Рике и Доминиканской Республике. Будем предлагать наши услуги. Тем более что мы давно и тесно сотрудничаем с Русской Православной Церковью. Мы выполняем достаточно широкий спектр работ. У нас имеются и проектные мощности, и лепная мастерская, и свои художественный, отделочный цеха – позолотчики, иконописцы, художники. Проектная мастерская выполняет реставрационное проектирование для храмов. Работаем мы и над светскими объектами. Однако нас интересуют и другие объекты национального русского стиля за рубежом. Это та архитектурная дипломатия, в которой мы всегда готовы участвовать. 

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати