Теория международных отношений и «Новый Ближний Восток»

США уже более десяти лет говорят о так называемом «Новом Ближнем Востоке». Эту расплывчатую концепцию никогда не объясняли на официальном уровне, при этом она интенсивно обсуждалось экспертным сообществом как внутри страны, так и за ее пределами. Ставшая теперь общепризнанной, она прошла путь от смоделированного Америкой Ближнего Востока с «западной демократией» до необъявленного частичного пересмотра соглашения Сайкса-Пико, определившего нынешние политические границы региона, хотя избрание Дональда Трампа возможно приведет к переосмыслению большой стратегии США на этом направлении.

На данном этапе представляется актуальной оценка теоретического развития подхода США к «Новому Ближнему Востоку», принимая во внимание три основные теории международных отношений и их практическое применение в американской политике. Исследование начинается с краткого обзора неореализма, неолиберализма и конструктивизма, чтобы напомнить читателю об их значимости. Во второй части  рассматриваются результаты внешней политики США в периоды президентства Буша и Обамы. Наконец, последняя часть исследования поясняет аналитические выводы автора, доказывающего, что американская политика на Ближнем Востоке до сих пор определялась неудачной практикой экспериментального применения неореалистского конструктивизма для решения неолиберальных задач.

Справка по теориям

Неореализм:

Первая научная школа международных отношений, которая рассматривается в диссертации – неореализм, сыгравший колоссальную роль в формировании политики США на Ближнем Востоке. Крестным отцом этого метода анализа является Кеннет Уолтц, известный американский политолог, опубликовавший передовой труд «Теория международной политики» ^[1] в 1979 г. Эту книгу во всем мире считают одним из важнейших из когда-либо опубликованных источников литературы в области международных отношений, и в итоге Уолтц был признан основателем изложенной в ней теории. Неореалисты придерживаются структурного подхода к международным отношениям, то есть сначала они рассматривают механизм функционирования международной системы и только после этого приступают к анализу всего остального, относящегося к ней. Уолтц писал, что мир определяется состоянием анархии, имея в виду, что не существует никакой высшей, принимающей решения силы, которая бы поддерживала систему и обеспечивала соблюдение правил игры. Он говорит о том, что международная система основана на мобилизации собственных ресурсов, и что в защите своих интересов государства могут полагаться только на самих себя. Поэтому, делает он вывод, анархия является упорядочивающим принципом международной системы, и, следовательно, отличительной чертой международных отношений.

Взяв такой подход за основу, Уолтц заключает, что анархия действительно влияет на все формы поведения стран на международной арене, но все же существуют некие модели и наборы ограничивающих условий, способствующие формированию смутного подобия порядка. Дэвид А.Лейк объясняет в своей книге «Иерархия в международных отношениях»,^[2] что сильные государства извлекают выгоду из отношений со слабыми странами, что так происходило на протяжении тысячелетий, неважно в какой форме: были ли это империи, даннические системы, гегемонистский порядок, сферы влияния, или любое другое устройство. В современной системе международных отношений, говорит Лейк, такое положение делает некоторые страны подчиненными США, но другие страны противятся их силе. В конечном итоге, заключает он, иерархия – это добровольная система контактов между странами, однако она по-прежнему находится полностью под влиянием системной константы - международной анархии. Вернемся к Уолтцу и его новаторскому труду «Теория международной политики»: на иерархию воздействует недоверие, испытываемое государствами по отношению друг к другу, что символично для международной анархии; большие государства занимаются политикой балансирования, а остальные присоединяются к одной из сильных сторон.  

Балансирование, как полагает Уолтц, имеет место, когда государства видоизменяют внутреннюю и внешнюю политику, чтобы конкурировать друг с другом, а типичным примером присоединения служит группирование небольших стран в противостоянии крупному государству (которое, как они полагают, находится на более высокой ступени иерархии).  Это непреднамеренно раскручивающееся недоверие, возникающее у стран как результат балансирования и присоединения к сильным, приводит к тому, что можно назвать дилеммой безопасности. Вкратце ее можно охарактеризовать как непроизвольную эскалацию недоверия и соперничества, возникающую между странами, когда одна из них предпринимает действия, которые считает оборонительными, в то время как другие игроки видят в них для себя угрозу, что в конечном итоге запускает новый цикл балансирования и присоединений к сильному игроку или группе игроков. Причина, по которой государства ведут себя подобным образом, заключается в том, что они стремятся стать сильными, рассматривая силу как непременное условие, гарантирующее их выживание, в чем более всего заинтересованы все страны. Любая страна, пишет Уолтц, ведет себя рационально, и хотя, конечно же, есть и другие субъекты, также оказывающие влияние на международные отношения, реальное значение имеют лишь государства, потому что они самые сильные. Затем он логически постулирует, что если все государства проводят рациональную политику, то в таком случае они всегда будут стремиться к решению задач, отвечающим национальным интересам, которые субъективно трактуются от государства к государству. Противоречие между национальными интересами приводит к соперничеству, что в свою очередь побуждает государства предпринимать действия друг против друга, в целях выправления, как они считают, возникшего между ними дисбаланса.

Любопытно, что сложные ходы, предпринимаемые странами на международной арене при балансировании и присоединении к сильному государству или группе государств, могут привести к своего рода нормализации и стабильности международной системы, что, по мнению ученых, отражает теорию баланса сил в действии. Ее содержание прекрасно объясняет Алексей Зобнин в своей статье в 2014 г. «К определению принципа баланса сил. Опыт неоинституционального подхода к международной среде».^[3] В ней говорится, что сильные государства прибегают к внутреннему и внешнему балансированию против тех, кого воспринимают в качестве соперников, с целью увеличения до предела своей мощи в анархической международной системе и предвосхищения любой возможной угрозы, направленной против них. Хотя теория предполагает, что благодаря этому мировая система уравновешивается, Зобнин не соглашается, приводя в пример разного рода несоответствия в качестве контраргумента. Однако принцип баланса сил широко рассматривается как один из главных столпов неореалистской теории, и обычно довольно точно в большинстве случаев объясняет шаги, предпринимаемые великими державами. Известный политолог Джон Миршаймер пишет в своей статье «Структурный реализм» (2013 г.),^[4] что государства заняты либо наступательным, либо оборонительным реализмом. Первый он описывает, главным образом, как обладание силой ради самой силы, единственным в понимании государства средством, гарантирующим обеспечение собственной безопасности, что как нельзя лучше резюмирует причины поведения амбициозных гегемонов. Что касается второй формы реализма, то она характеризует подстраивание под более сильных игроков, которое было описано выше.

Говоря о возвратно-поступательной динамике отношений между разными группами и категориями государств при наличии многих центров силы, можно утверждать, что система международных отношений является полицентричной и непредсказуемой, однако если в мире существует два центра силы, как например, во времена холодной войны,  то тогда она биполярная и стабильная. Это еще одна гипотеза из области неореализма. В своем наиболее радикальном проявлении эта школа международных отношений представлена теми, кто соглашается с теорией гегемонистской стабильности, утверждающей, что однополярный мир, то есть международная среда с единственным гегемоном как доминантной силой во всем мире, является наиболее стабильным и предпочтительным типом упорядочивающей системы с целью сохранения мира в анархической системе. Здесь следует заметить, что этой догмы придерживается фракция неоконсерваторов в американской элите, опора перманентной бюрократии в вооруженных силах, разведке и дипломатическом истэблишменте, добившаяся широкой известности в годы правления администрации Буша. Дэвид Скидмор ссылается на теорию гегемонистской стабильности в своей книге «Соблазн односторонности в американской внешней политике» (2010 г.),^[5] заявляя, что она предполагает, что гегемон должен принять многосторонность в период ее подъема, но затем, при ее относительном ослаблении, перейти к одностороннему подходу». Это точно отражает период однополярности США в девяностые годы прошлого века, когда они пытались привлечь на многосторонней основе как можно больше партнеров для выполнения своих задач, а также односторонний подход, который практиковался администраций Буша после террористических актов 11 сентября 2001 г.

Неолиберализм:

Соперничающей школой неореалистской интерпретации является неолиберализм, возникший почти четыре десятилетия назад. Считается, что эту теорию представил миру Роберт Кохэн в своей книге «После гегемонии» (1984 г.),^[6] которую стали цитировать в качестве основного источника. Как Уолтц и неореалисты, Кохэн, признает, что анархия повсеместно присутствует в международной системе, но в отличие от неореалистов, он выдвигает предположение, что в этом хаосе возможно поддерживать некий порядок, если государства присоединятся к одним и тем же международным режимам. Международные институты играют ключевую роль в сохранении мира в мире анархии, пишет Кохэн, доказывая, что общие интересы, объединяющие каждую из стран, усиливают их стремление к взаимному сотрудничеству. Институты важны, поскольку оговаривают правила, обязательства и участие, требуя их строгого соблюдения от каждой из сторон, чтобы сообща добиваться решения собственных задач. Современные теоретики развили эту идею, утверждая, что демократия может служить целью как таковой, существуя в своей институциональной форме ради поддержания мира. Сторонники этой идеологии ратуют за распространение демократии по всему миру, поскольку убеждены, что демократические государства не воюют друг с другом, что является основным догматом теории демократического мира.

Неолибералы подчеркивают роль, которую играют национальная политика, уступки и заключение договоренностей в сдерживании анархии, но как представляется, они упускают из виду важность обладания силовым ресурсом и национальные интересы при анализе международных отношений. Этот упущение неолибералов является предметом постоянной критики, и порой их обвиняют в слишком утопических взглядах. С другой стороны, их метод анализа полезен при заполнении «белых пятен», которые не рассматриваются в неореализме, вот почему сначала появился труд Уолтца, а уже за ним последовала работа Кохэна, а не наоборот. Рассматривая целесообразность применения теории неолиберализма к формированию политики США по отношению к Ближнему Востоку, становится ясно, какое влияние это направление мысли оказывало на суждения стратегов. В конце концов, можно привести убедительные доказательства, что изначально о продвижении демократии говорил Кохэн, и что неоконсерваторы включили некоторые из его идей в свое миропонимание. При дальнейшем рассмотрении может показаться, что неоконсерваторы верят в то, наиболее весомый вклад в теорию гегемонистской стабильности может внести продвижение теории демократического мира. Иными словами, они считают, что однополярный мир можно поддержать, совместив неореализм и неолиберализм. Этот заключительный момент читателю следует помнить при рассмотрении остальной части теории неолиберализма.

Необходимо более глубокое представление о специфике теории демократического мира и ее влияния на неолиберальную мысль, и этой связи уместно сослаться на трактат философа 18 века Иммануила Канта «К вечному миру»^[7] в прослеживании корней этой идеи. Канта считают крестным отцом либерализма; он выступал за создание сообщества демократических государств в качестве самой надежной гарантии мира во всем мире, что во всем, разве что кроме названия, перекликается с теорией демократического мира. Пол Хут и Тодд Алли попытались доказать справедливость этой теории, проанализировав весь 20 век в своей работе «Демократический мир и территориальные конфликты в 20 веке» (2002 г.).^[8] В этом объемном труде авторы ссылаются на многочисленные результаты обработки данных и тематические исследования, стремясь доказать, что теория заслуживает доверия и в самом деле объясняет продолжительные периоды мирного сосуществования в среде демократических стран.

Конечно же, теория демократического мира не является непогрешимой, оставаясь теорией, а не законом в области политики, поскольку не существует убедительного доказательства, что она может обуславливать поведение системы. Тони Энн Пациенца постарался раскрыть ее недостатки в своем труде 2014 г. «Вызов теории демократического мира – роль американо-китайских отношений».^[9] Исследователь пишет, что существуют серьезные вопросы к системе координат, представляющей «демократию», а также к тому, что называют «войной» или «конфликтами», указывая при этом, что «демократия»  на самом деле может быть более агрессивна, чем не-демократия, в том смысле, что первые часто начинают войны против последних. Более того, теория демократического мира не объясняет нетрадиционные формы современной агрессии, такие как информационные и экономические войны, и все это, как заявляют критики-реалисты, доказывает, что бесконечно поддерживать мир между двумя странами невозможно.

В наиболее радикальной форме неолиберальную теорию вероятно выражают сегодняшние идеологи, зацикленные на идее воинствующего «продвижения демократии», «гуманитарной интервенции» и «ответственности по защите» (R2P). Ясно прослеживается связь между теорией демократического мира и «продвижением демократии» администрацией Буша в Афганистане и Ираке, а также ее тайная поддержка Обамой во время цветных революций «арабской весны» на всем ближневосточном театре действий, так что здесь дальнейших пояснений не требуется. Что касается «гуманитарной интервенции» и «ответственности по защите», то здесь стоит отметить, что они сейчас находятся на острие этой идеологии и служат стимулом к действию в некоторых случаях. Бывший посол США в ООН Саманта Пауэр опубликовала оказавшую большое влияние книгу «Проблема из ада: Америка в век геноцида»,^[10] в которой доказывает, что США, являясь по сути однополярным гегемоном  в мире, имеет моральное право вмешиваться в конфликты других государств с целью прекратить геноцид и вызванные гуманитарным кризисом страдания мирного населения. По данным официального вебсайта ООН,  «ответственность по защите» возникла из концепции «гуманитарной интервенции» девяностых годов, и может быть охарактеризована как ответственность международного сообщества за предотвращения уничтожения населения или угрозы такого уничтожения. Понятно, что здесь подразумевается, что продвижение демократии в целевом государстве последует за получившей поддержку военной интервенцией, и таким образом, эти две теории соединяются со своими неолиберальным корнями в теории демократического мира.

Конструктивизм:

На данном этапе полезно сослаться на высказывание Стивена Уолта,[11] напомнив читателю о необходимости поддерживать сбалансированное аналитическое понимание международных событий и избегать излишней зависимости от той или иной отдельной парадигмы. При рассмотрении внешней политики любого государства, не говоря уже о ближневосточной политике США, всегда следует помнить, что теории и относящиеся к ним выводы функционируют просто как средства в рамках инструментария для понимания каждого отдельно взятого уникального сценария. Неореалистские модели, которые наиболее адекватно описывают вторжение в Ирак в 2003 г., не всегда годятся для анализа «арабской весны» 2011 г.

На первый взгляд может показаться, что представление системы принципов, на которых основана общая теория ближневосточной политики США окажется чрезвычайно сложной и едва ли выполнимой задачей, и поэтому в формулу необходимо ввести третью парадигму международных отношений, чтобы объяснить, почему возможны постоянные колебания США между двумя принципиально разными моделями поведения. Этим  «решающим фактором» является конструктивизм, который был впервые озвучен миру в книге Александра Вендта «Социальная теория международной политики» (1999 г.). Впервые социальные теории были введены в область международных отношений, отсюда и название книги, и академик отдельно выступил против господствовавшего универсализма, из-за которого, как он утверждал, две другие теории могли быть востребованы лишь частично.

Вместо того, чтобы анализировать мировую систему в ее структурном аспекте сверху вниз, Вендт выбрал вариант «снизу-вверх», который включает неосязаемые внутренние измерения, такие как идеи, ощущения и нормы. Он говорит, что они формируют поведение государств, и что анархия это то, что из нее делают государства. Она не обязательно должна представлять из себя сосредоточенную лишь на себе систему, мобилизирующую собственные ресурсы, где существует соперничество с одним победителем, как ее видят неореалисты, но с таким же успехом быть системой кооперации, которая, по заявлениям неолибералов, возможна, как возможно и обратное. Главными отличительными качествами, как говорит Вендт, являются идеи, ощущения и нормы, и если их разделяют другие, то возможно сотрудничество согласно концепции неолибералов; в противном случае возникает соперничество и конфликты по теории неореалистов.  Фактически все сводится к идентичности и формирующим ее средствам. Конструктивисты считают их важнейшими определяющими факторами, даже более значимыми, чем силовой ресурс и интересы.

Помня об этом, теперь можно двигаться в направлении построения инклюзивной теории ближневосточной политики США, учитывающей неореалистский и неолиберальный варианты, практикуемые США на этом направлении, и объясняющей поведение США в рамках такой политики в период президентства Буша и Обамы, которое, как кажется, лишено всякой логики. Здесь очень помогает доктрина Вулфовица (1992 г.), [12] показывая внешнюю политику США после окончания «холодной войны» в неолиберальной проекции, поддерживающей теорию гегемонистской стабильности и однополярного мира. Занимавший в то время пост заместителя министра обороны Пол Вулфовиц, работая в интересах «перманентной бюрократии » правительства США, безмерно довольной «победоносным» окончанием холодной войны, объяснил, что США крайне необходимо принять все возможные меры для предотвращения появления в будущем региональной державы, которая бы могла соперничать с мощью Америки в любой точке земного шара.

В практическом плане доктрина Вулфовица оказала влияние на восприятие США остальных стран как участников борьбы за власть «с нулевой суммой», играющих свою уникальную роль, на чем подробно остановился Збигнев Бжезинский в своем труде «Великая шахматная доска» (1997 г.).[13] Цель США – поглотить либо контролировать все страны мира, чтобы привести их в ведомые Западом институты, где их можно было бы подчинить, нейтрализовать и использовать подобно шахматным фигурам в качестве оружия против других игроков, в нашем случае против России, Китая и Ирана. Стремясь к этой основанной на мании величия цели, они неизбежно оказываются в ситуации, где у политиков и стратегов возникает желание заняться выгодной для них сменой режимов.

США меняют режимы одним из двух способов. Первый – это прямое использование силы одного государства против другого в соответствии с неореалистической моделью, но этот путь затратный с точки зрения людских и финансовых ресурсов. Ирак служит наиболее ярким примером, в меньшей степени Панама и Гренада, где смена традиционного режима путем военного вторжения не обернулась полномасштабной войной против населения. С другой стороны, есть модель непрямого вмешательства, которая согласуется с неолиберальной теорией. Согласно этой концепции, задействуется дипломатия для постепенного продвижения, в течение длительного времени, трансформации целевого государства, подобно той, что США применяют в настоящее время по отношению к Ирану, Кубе и Мьянме. Проблема здесь во времени, которого некоторым политикам может не хватить, и тогда они посчитают, что текущий вопрос требует безотлагательного решения, не допуская десятилетия проволочек.

Здесь конструктивистский подход к смене режима применим в наибольшей степени. Вместо широкомасштабного вторжения или долгих лет вложений в дипломатию и воздействие экономическими рычагами, США разжигают конфликты идентичности в геостратегических странах, используя ассиметричные средства информационной войны, НКО, наемных сотрудников, которые все вместе создают среду, провоцирующую то, что называют цветной революцией». Переход от неудавшейся цветной революции к нетрадиционной войне, четко наблюдавшийся в Ливии и Сирии, можно назвать «гибридной войной»,[14]характеризующей ближневосточную политику администрации Обамы.

При осуществлении смены режимов в рамках конструктивизма в национальной структуре целевого государства организуются системные потрясения, что облегчает либо свержение преследуемого правительства с использованием неореалистского подхода (с помощью прямой интервенции США, как в Ливии, или непрямым путем через третью сторону, как на Украине) либо его принуждение через неолиберальные парадигмы (например, более жесткие анти-иранские санкции СБ ООН, введенные США после неудачной «зеленой революции» 2009 г.) Заинтересованные исследователи международных отношений могли бы задуматься над тем, что конструктивизм должен рассматриваться не только как «связующее средство», которое образует мост над разделительной линией между неореалистами и неолибералами в американской внешней политике (включая связанную с ней смену режимов и действия США в ближневосточной политике). На самом деле он заслуживает более серьезного изучения как независимо функционирующая парадигма понимания политических процессов. Идентичность и восприятие приобретают в конструктивизме все более важное значение в нынешней ускоряющейся эре информационной глобализации, где наблюдаемыми последствиями являются регулярные внутригосударственные конфликты с момента окончания холодной войны, особенно на Ближнем Востоке после «арабской весны».

Наблюдения и факты

Политика США до 11 сентября 2001 г.

Политика США на Ближнем Востоке изменилась после окончания холодной войны в 1989 г. К моменту распада Советского Союза в 1991 г., США уже начали первую широкомасштабную интервенцию в регионе, операцию «Щит пустыни». За десять лет с начала этой операции до террористических атак 11 сентября 2001 г. США разработали принципы современной ближневосточной политики.

Сразу же после падения Советского Союза американское военное командование разработало политику по продвижению однополярного мира и статуса США как единственной супердержавы. Основная концепция всех военный действий США после окончания холодной войны предполагала «предотвращения образования силового вакуума или появления регионального гегемона».^[15] Разработку документа курировал Пол Вулфовиц, занимавший в то время пост заместителя главы Пентагона по политическим вопросам. Идея, которую пропагандировал Вулфовец, заключается в недопущении появления любого регионального гегемона в Евразии, будь это Россия, Китай, Иран или другие страны. В качестве наиболее оптимального пути для достижения этой цели, особенно когда все остальное потерпело неудачу, США необходимо воспользоваться «Евразийскими Балканами», как их называет Вулфовец. В книге Бжезинского есть целая глава объясняющую эту концепцию; вкратце же она заключается в следующем: большая область евразийского континента, простирающаяся от «юго-восточной Европы, Центральной Азии, и отдельных частей Южной Азии, региона Персидского Залива и Ближнего Востока», является еще более нестабильной, чем пороховая бочка балканского региона в начале 20 века, кроме того, она еще и чрезвычайно богата полезными ископаемыми. Этот район США определили важным для своего контроля и влияния, но и в раздробленном виде им также можно манипулировать в целях предотвращения появления регионального гегемона и закрепления влияния Америки над Евразией. Можно действовать и в обратной последовательности: использовать вакуум, о котором предупреждал Вулфовиц, для предотвращения появления конкуренции главенству Америки и обеспечения существования однополярного мира.

Несколько слов о Збигневе Бжезинском: он был советником по национальной безопасности президента США Джимми Картера, и одним из главных политических советников следующих президентов. Бжезинский - автор книги «Великая шахматная доска: Господство Америки и ее геостратегические императивы», опубликованной в 1997 г. Упоминая о применении доктрины Вулфовица к Евразийскому континенту, он пишет:  «Если среднюю часть можно включить в расширяющуюся орбиту Запада (где доминирует Америка), если в южном регионе не возобладает господство одного игрока и если Восток не объединится таким образом, что вынудит Америку покинуть свои заморские базы, то тогда, можно сказать, Америка одержит победу. Но если средняя часть даст отпор Западу, станет активным единым целым и либо возьмет контроль над Югом, либо образует союз с участием крупной восточной державы, то американское главенство в Евразии резко сузится».^[16]

В свете геополитических рекомендаций Бжезинского не совсем понятно, выступают ли США против образования «вакуума» или нет, но тем не менее, нейтрализация региональных гегемонов и «убеждение потенциальных конкурентов в том, что им не следует стремиться играть более значимую роль или занимать более агрессивную позицию при защите легитимных интересов» (даже если для решения этой задачи придется задействовать военную силу, скрытые средства или смену режима) остаются отличительными признаками американской внешней политики.  Стоит отметить, что будущий вице-президент Дик Чейни занимал пост министра обороны в то время, когда пропагандировалась доктрина Вулфовица, и безо всякого сомнения испытывал ее влияние (а может вообще сам напрямую участвовал в ее публикации).

После вклада Вулфовица и Бжезинского в идеологию смены режимов происходит институциональное развитие: в 1997 г. запускается неоконсервативный проект Дика Чейни по созданию аналитического центра «Новый американский век» (PNAC). Как отмечает общественно-массовая организация демократической партии Move On в бюллетене специальных журналистских расследований, вышедшем в 2003 г., PNAC оказывал огромное влияние на администрацию Буша, не в самую последнюю очередь благодаря введению в администрацию некоторых своих членов (Болтона, Чейни, Рамсфельда, Вулфовица.)^[17] Утверждается, что они сыграли непропорционально большую роль, повлияв на принятие решения об иракской войне. Фактически, эта группа добивалась войны в Ираке с 1998 г. На сайте antiwar.com, Бернард Вайнер рассмотрел в своем материале влияние PNAC в 2003 г. Он пишет, что они предприняли неудачную попытку пролоббировать смену режима в этой стране еще до проведения карательной операции «Лиса пустыни»^[18].

В бюллетене организации Move On также назвали нескольких членов PNAC, принявших участие в форуме «Центра актуальной политики», где рассматривалась роль Сирии в Ливане. Все участники подписали заявление, рекомендовавшее правительству США начать разработку военной операции против Сирии, поскольку «если придется предпринять решительные действия, то лучше это сделать раньше, чем позже».^[19] Позднее, в сентябре этого же года,  PNAC опубликовала доклад под заголовком «Перестройка обороны Америки», где говорится, что «в долгосрочной перспективе Иран может представлять такую же большую угрозу интересам США в Персидском заливе, как Ирак».^[20] Доктрина Вулфовица однозначно запрещает появление любого регионального гегемона, который бы мог бросить вызов господству США, так что в этом случае Иран уже был обозначен в качестве цели тем же самым влиятельным аналитическим центром, впоследствии оказывавшим серьезное влияние на американскую внешнюю политику во время пребывания в Белом доме Джорджа Буша, когда смена режимов безо всякой причины планировалась и применялась по всему миру. Не случайно, что статья Херша «Перенаправление» объясняет, что США начали кампанию по дестабилизации Сирии по соображениям снижения влияния Ирана через третью сторону.^[21]

После образования PNAC, следующим шагом США в смене режима до событий 11 сентября 2001 г. стал «Акт об освобождении Ирака». Об этом нормативном правовом акте уже говорилось в предыдущей главе, но сейчас его вновь следует упомянуть при объяснении развития современной американской политики на Ближнем Востоке. Этот документ официально положил начало действиям США по смене режима в Ираке, который, кстати сказать, находится прямо в центре геостратегического ближневосточного региона. Кроме того, он расположен идеально в середине Евразийских Балкан Бжезинского. Если кто-то захочет контролировать или раздробить Евразийские Балканы для продвижения американской гегемонии на обоих континентах, вряд ли найдется лучшее место, чем Ирак, для начала такой кампании.

Реконцепция ближневосточной политики США:

Террористические атаки 11 сентября 2001 г. послужили основанием глобальной войны США против терроризма. Она повлекла за собой военные вторжения в мусульманский мир, совершенные в одностороннем порядке. В целях адаптации к военным реалиям, в планировании политики США на Ближнем Востоке была проведена реконцепция. Справочник ЦРУ по странам мира вкладывает несколько традиционный смысл в понятие Ближний Восток. Он включает весь Аравийский полуостров, Иран, Кавказ, Турцию и территорию между ними.^[22] Стоит отметить, что Египет не включен в определение Ближнего Востока, хотя обычно считают, что он является частью этого региона (в отличие от Кавказа). Тем не менее, этот источник представляет наиболее точное авторитетное определение региона, традиционно представляющего область исследования.

В апреле 2004 г. США представили стратегию под названием «Инициатива Большой Ближний Восток. Как сообщил Институт Брукингса в то время, этот регион простирается от Марокко до Пакистана,^[23] и соответственно включает всю Северную Африку, все традиционно входящие в Ближний Восток страны и части Южной Азии. Судя по этому сообщению, целью демонстративного определения более широких географических рамок Ближнего Востока было продвижение демократизации по всему региону. Расширение географического положения региона важно, поскольку готовит почву для американской стратегии охватывающей весь театр действий, включая события, связанные со сменой режимов во время «арабской весны».

Следующим витком развития реконцепции Ближнего Востока стала его характеристика госсекретарем США при администрации Буша Кондолизой Райс в июле 2006 г., когда она говорила об «израильском» вторжении в Ливан. Она заявила: «То, что мы наблюдаем сегодня, по сути, представляет собой начало родовых схваток, в результате которых родится «Новый Ближний Восток», и что бы мы ни делали, нам следует отдавать себе отчет, что мы работаем во имя этого Нового Ближнего Востока и не вернемся к старому».^[24] Это заявление доказывает, что у США имелись планы по новому политическому устройству Ближнего Востока, и что они были заинтересованы в их успехе.  

Объединяя обе реконцепции Ближнего Востока, можно увидеть характерные особенности подхода США к региону. Во-первых, США обозначают рамки своей деятельности по политической трансформации (Большой Ближний Восток), затем начинается работа с союзниками (в данном контексте с «Израилем»), чтобы изменить фактическое положение дел и провести планируемые изменения (Новый Ближний Восток). Этот Новый Большой Ближний Восток будет совсем не похож на старый Ближний Восток; детали этого плана будут описаны ниже.

У США было особое видение того, каким должен быть Новый Большой Ближний Восток, и они должны были прибегнуть к стратегии геополитической инженерии, чтобы достигнуть своей цели. То есть, США видят свою роль в трансформации фактической ситуации для того, чтобы ввести новые реалии в регионе. Будут представлены доказательства, что эта цель была венцом большой ближневосточной стратегии США, и что смена режимов играла в ее достижении неотъемлемую роль.

Известный американский военачальник, стоявший во главе военной кампании против Югославии, бывший Главнокомандующий Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе генерал Уэсли Кларк опубликовал свои мемуары в 2007 г. Он приводит шокирующие подробности, доказывающие, что США приняли решение осуществить смену режимов во множестве мусульманских стран сразу после событий 11 сентября 2001 г., что вероятно указывает на то, что такие планы были разработаны задолго до этой даты: Кларк вспоминает, как спустя две недели после 11 сентября «старший по званию генерал» сказал ему «Мы атакуем Ирак. Решение по большому счету принято».^[25] Далее следует еще более поразительный факт: он пишет, что тот же самый генерал, по прошествии полутора месяцев, сказал ему: «Вот документ из кабинета министра обороны [в то время этот пост занимал Дональд Рамсфельд] с изложением стратегии. Мы уничтожим семь стран в течении пяти лет». И он перечислил эти страны, начав с Ирака и Сирии и закончив Ираном.

Журнал «Салон» проанализировал более ранние заявления Кларка и определил, что остальными целями США являются Ливан, Ливия, Сомали и Судан. Каждая из этих стран испытает на себе разную степень дестабилизации, направляемой Америкой, а в некоторых американцам удастся свергнуть правительства. Таким образом, получает подтверждение тот факт, что американское правительство давно готовило решение свергнуть легитимное сирийское руководство незаконным способом, по меньшей мере с октября 2001 г.

Расширенная «ось зла»:

Следующим шагом, направленным на продвижение смены режимов на Ближнем Востоке стало создание «оси зла». К этой категории Буш причислил группу стран, включающую Ирак, Иран и Северную Корею, в своем ежегодном докладе Конгрессу о положении в стране в январе 2002 г., а уже в мае того же года добавил к ним Кубу, Ливию и Сирию.[26] Не случайно, что именно член PNAC Джон Болтон, занимавший в то время должность заместителя государственного секретаря, выступил с заявлением, фактически включивший вопрос о смене режима в Сирию в официальную повестку дня. Еще следует вспомнить тот факт, что некоторые члены PNAC подписали заявление, призывающее использовать военную силу против Сирии, после проведения форума на эту тему в 2000 г. Это доказывает, что тайный сговор против этой страны прослеживается непосредственно до этой даты, даже если в то время такой официальной политики у Америки не было.

Что касается расширенной «оси зла», она служит для достижения определенной военно-политической цели политическим руководством. Объединенное центральное командование Вооруженных сил США (CENTCOM) является структурой Министерства обороны, на которую возложена задача обеспечения контроля военных операций в части Большого Ближнего Востока: [27]

Как видно на карте, Сирию, Ирак и Иран соединяет непрерывная линия, идеально разделяющая на две части зону ответственности Объединенного центрального командования Вооруженных сил США. То есть, США возможно посчитали, что удобно будет обозначить все три страны в качестве целей для смены режима, поскольку это позволит военному командованию (CENTCOM) умножить потенциал своих вооруженных сил на обозначенном на карте региональном театре действий.

В июне 2006 г., подполковник американской армии Ральф Питерс рассуждал о том, «Как может лучше выглядеть Ближний Восток» в статье «Кровавые границы», опубликованной в журнале вооруженных сил США (Armed Forces Journal).^[28]  Он предложил полную реконфигурацию региона, при которой любая из стран лишалась бы части своей территории или прирастала новыми землями. Ниже представлена карта Питерса: [29]

Скорее всего, это и имела в виду Кондолиза Райс, говоря о «Новом Ближнем Востоке». Было ли это совпадением или нет, но она употребила эту фразу спустя месяц после публикации статьи Питерса. Что касается Сирии, то согласно планам, населенная курдами территория (в основном эта провинция Эль Хасака) должна отойти «Свободному Курдистану», а провинции Латакия и Тартус станут частью «Большого Ливана». Так что на повестке дня по Сирии не только смена режима, но и расчленение страны.

Следует также отметить, что статья Сеймура Херша «Перенаправление»^[30] актуальна при доказательстве данного тезиса. Приведенный источник продолжает хронологию действий США по осуществлению описанной выше стратегии смены режима в Сирии. Явно прослеживается решительный переход от стратегии и планирования к действиям и дестабилизации, а на 2007 год  приходится самое раннее подтверждение того, что США задействовали свой план (хотя в режиме «мягкого развертывания») по свержению сирийского правительства.

В продолжение темы, «Нью Йорк Таймс» опубликовала в сентябре 2013 г. провокационный инфографический рисунок, после того, как исчезла угроза войны США в Сирии. Его можно считать адаптированным духовным преемником «Кровавых границ» Питерса, так как он также предлагает радикальный пересмотр границ Ближнего Востока, и даже наводит на мысль о том, что Сирия может стать пусковым механизмом данного процесса. [31]

Тот факт, что подобная концепция до сих пор обсуждается, доказывает, что эта идея глубоко укоренилась в сознании тех, кто занимается внешней политикой Америки. Вдобавок к этому, в отличие от статьи Питерса, подобное ревизионистское мышление резко перекочевало из академических кругов в основные СМИ, что свидетельствует о серьезных попытках заставить широкую публику принять эту идею.

Хотя оба материала схожи в том, что их авторы хотят перекромсать Ближний Восток, статья «Кровавые границы» и публикация «Нью-Йорк Таймс» прочат разное будущее для Сирии. Питерс в своем материале (2006 г.) полагает, что Сирия сохранится как государство, хотя и в усеченном виде после того, как часть ее территорий отойдет к «Большому Ливану» и «Свободному Курдистану». В представлении «Нью-Йорк Таймс» ситуация должна развиваться иначе. Латакия, Тартус и западные окраины Сирии образуют Алавитестан, а северные окраины с северо-востоком станут «Курдистаном» и объединятся со своими иракскими братьями. В этой модели Сирии уже не существует, поскольку авторы объединяют ее с суннитскими частями Ирака (которого на их карте тоже нет) и образуют «Суннистан».   Интересно, что в отличие от сценария Питерса, карта «Нью-Йорк Таймс» 2013 г. показывает, что «Курдистан» не посягает на турецкую территорию, где живет большинство этой этнической группы. Это может быть политической платой за вклад Турции в дестабилизацию в Сирию за годы, прошедшие с момента публикации статьи Питерса.

Сирия:

В 2005 г. в Ливане произошла революция кедров, повлекшая за собой смену правительства и резкие изменения в отношениях с Сирией. То, что за покушением на бывшего премьер-министра Ливана Рафика Хариря якобы стоит Сирия послужило поводом для этих событий, фактически оказавшихся цветной революции на Ближнем Востоке (и ставшими первой репетицией «арабской весны»). Результатом массовых акций протеста стало изгнание сирийских войск из Ливана, где они стояли с 1976 г., пытаясь поддерживать мир во время и после гражданской войны в Ливане,^[32] и ослабление влияние Дамаска в регионе и его способности защитить себя от возможной атаки со стороны «Израиля» с использованием обычных вооружений.

Однако ситуация вовсе не такая однозначная, какой была представлена мировой аудитории. Интернет-журнал «Ответный удар» (CounterPunch), проводящий собственные расследования, изучил все аспекты революции кедров и пришел к выводу, что, скорее всего, сирийское правительство не имело никакого отношения к организации покушения, и что прозападные и финансируемые Западом НКО, действующие в Ливане, осуществили цветную революцию в угоду интересам иностранных государств.^[33] Это знаменует первую активную фазу действий США против Сирии. Их целью был разрыв связей между Ливаном и Сирией (на протяжении веков Ливан был частью сирийской культуры и цивилизации, пока Франция не отделила его во время оккупации после первой мировой войны), чтобы повернуть вспять развитие Дамаска и ослабить его перед еще более интенсивной дестабилизацией, задуманной с целью его уничтожения.

Этот момент в итоге наступил с началом цветных революций по всему театру действий, получивших широкую известность в мире как «арабская весна» и имевших своей целью замену региональных правительств «Братьями-мусульманами», третьей стороной, которая в перспективе будет лояльна своим американским покровителям. Согласно концепции США, эта тайная клика должна была управлять транснациональной системой государств, которая по сути станет единой политико-идеологической территорией представляющей первый практический вариант «Нового Ближнего Востока» каким его видели в Америке. Однако эта стратегия полностью провалилась благодаря героическому сопротивлению сирийского народа и сирийской армии, а также военному перевороту в Египте в 2013 г., в результате которого был смещен лидер «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси. Столкнувшись с тупиковой ситуацией на поле боя, США удваивают поддержку террористических групп (преподнося их международным СМИ как «умеренную оппозицию повстанцев»), которая в конечном итоги формирует основу ДАИШ, ан-Нусра, и других батальонов смерти ваххабитского толка.

В ходе шестилетней войны против Сирии, США видимо пришли к выводу, что прежние неприкосновенные границы, утвержденные в соглашении Сайкса-Пико, должны быть пересмотрены, о чем свидетельствует цитируемая статья «Нью-Йорк Таймс» и другие источники, наводящие на эту же мысль. Поддержка Америкой курдских отрядов народной самообороны (ОНС) на севере Сирии еще одно свидетельство ее замысла. Хотя Вашингтон открыто осудил эту группу за незаконную самопровозглашенную «федерализацию» и фактическое расчленение оккупированной территории внутри Сирии, неизменная военная поддержка США указывает на то, что их заявления являются классическим случаем «правдоподобного отрицания» в целях отвода официальных обвинений в далеко идущих и предсказуемо катастрофических последствиях такой стратегии. Хотя президент Трамп высказывал более реалистичную позицию по Ближнему Востоку, и кажется, не поддерживает радикального пересмотра границ, в отличие от своих двух предшественников, дававших понять, что одобряют эту идею. Здесь можно высказать осторожный оптимизм по поводу возможного кардинального пересмотра стратегия США в будущем.

Аналитические выводы

В целом, можно утверждать, что Буш и Обама стремились «демократизировать» Ближний Восток по западному образцу, наивно полагая (или вводили общественность в заблуждение, чтобы все считали так же, как и они) что такая политика, в соответствии с теорией демократического мира решит многие проблемы региона раз и навсегда. Когда стал явным провал неоконсервативной политики Буша применения силы одним государством против другого, следующий президент и перманентная бюрократия, которую он получил в наследство, попытались найти выход из этой усложнявшейся ситуации, и наскоро подготовить решение, которое все же позволило бы им достигнуть своих стратегических целей. Стратагема Збигнева Бжезинского «разделяй и властвуй» имела большой вес при администрации Обамы, и она стремилась использовать конструктивистские механизмы провоцирования конфликтов идентичности для организации серии смены режимов (так называемой «арабской весны») в качестве средства ввода «демократических» правительств, как это изначально задумали Буш и его сторонники-неоконсерваторы.

Когда война против Сирии растянулась более чем на пять лет вместо положенных двух недель, геостратегические ревизионистские идеи, которые впервые были широко озвучены во время президентства Буша, вновь появились на горизонте. Американская стратегия уже трансформировалась из одной из таких «демократизаций» благодаря внешнему применению силовых методов (вторжение в Ирак) в преследование той же самой конечной цели через использование внутренних механизмов (цветные революции «арабской весны»), хотя оперативная обстановка убедила США в том, что лучше всего этого можно добиться путем официального демонтажа существующей на Ближнем Востоке системы мироустройства Сайкса-Пико. Провальные попытки «Братьев-мусульман» провести перевороты в регионе при поддержке США привели к реализации наспех разработанного запасного сценария ведения нетрадиционной войны против Сирии, а это, в свою очередь, привело к тому, что Вашингтон санкционировал перекройку границ Ближнего Востока в юридической плоскости или вне таковой.

Таким образом, прослеживается четкий алгоритм, как то: использование методов неореализма и конструктивизма для продвижения неолиберальной цели; иными словами, использование традиционного силового ресурса государства против другой страны и нетрадиционных методов, таких как спровоцированные внутренние конфликты идентичности, для продвижения будущей «демократизации» Ближнего Востока. В соответствии с теорией демократического мира, это приведет ближневосточные страны (существующие, перекроенные или заново образованные) в сферу влияния Запада, подчинив их трансрегиональной гегемонии Вашингтона и продлевая его однополярность. Однако налицо явное свидетельство того, как эта теория с треском провалилась благодаря антитеррористической операции России в Сирии, и последовавшему стабильному ослаблению американского влияния на Ближнем Востоке, но цель статьи – не доказывать, что рассматриваемая теория работает на практике, а то, что она объясняет устремления США в период нахождения у власти последних двух президентов.

«Новый Ближний Восток» США, по меньшей мере как его прежде представляли в виде проамериканской сети арабских государств с «западной демократией», теперь изобличен, хотя хорошо видно, что сам регион претерпел серьезнейшие изменения с момента вторжения в Ирак в 2003 г. и «арабской весны» 2011 г. Действительно, мир сейчас наблюдает формирование нового Ближнего Востока, но ему вовсе не обязательно следовать инструкциям, которые изначально были дня него разработаны США в начале этого века. Вполне возможно, что президент Трамп может отказаться от неореалистской-конструктивистской политики своих предшественников и заново сформировать конечную цель неолиберальной концепции, чтобы добавить прагматизма в стратегию США.

Имеется в виду, что Трамп, превосходный переговорщик, понимает, насколько затратны для казны страны и ее стратегической гибкости в мире кажущиеся бесконечными войны на Ближнем Востоке. В эпоху «поворота к Азии», где Китай является наиболее вероятным конкурентом США, разумно предположить, что Трамп попытается сократить издержки Вашингтона, постепенно отходя от Ближнего Востока через серию действий спасающих репутацию США, чтобы сосредоточить более пристальное внимание на азиатско-тихоокеанском регионе. Если такое развитие событий будет действительно иметь место, то они продемонстрируют безусловное проявление реализма в американской внешней политике, воплощая в себе гегемонистский прагматизм в лице Генри Киссинджера, одного из ключевых советников Трампа.

Сейчас для США настал самый подходящий момент взяться за изменение парадигмы политики по отношению к Ближнему Востоку, вернуться к ее истоками, основанным на реалистском подходе, и отказаться от конструктивистского гибрида, который она практиковала последние пятнадцать лет. Преследование неолиберальных целей само по себе обречено на неудачу: развитие событий в последнее время доказывает, что их невозможно достичь в таком исторически сложившимся и многонациональном регионе как Ближний Восток, опровергая теоретические принципы, лежащие в основе этой провальной стратегии. В этот важнейший период времени США следует отступить от Ближнего Востока и больше уделять внимания Восточной и Юго-Восточной Азии, иначе они останутся ослабленными, отдав слишком много сил на осуществление имперских амбиций, и не смогут оказать достойную конкуренцию Китаю.  

-----

Списокиспользованныхисточников

"Background Information on the Responsibility to Protect." . United Nations, 2013. Web. 20 October, 2016. <http://www.un.org/en/preventgenocide/rwanda/about/bgresponsibility.shtml>.

Brzezinski, Zbigniew. The Grand Chessboard: American Primacy and its Geostrategic Imperatives. New York, NY: BasicBooks, 1997. Print.

Conason, Joe. "“Seven countries in five years”." Salon Media Group, Inc. , 12 Oct. 2007. Web. 26 June 2014. <http://www.salon.com/2007/10/12/wesley_clark/>.

"Ending Syria's Occupation of Lebanon: The U.S. Role." . The Middle East Forum, May 2000. Web. 26 June 2014. <http://www.meforum.org/research/lsg.php>.

Hersh, Seymour. "The Redirection." . The New Yorker, 5 Mar. 2007. Web. 25 June 2014. <http://www.newyorker.com/reporting/2007/03/05/070305fa_fact_hersh?currentPage=all>.

Huth, Paul K., and Todd L. Allee. The Democratic Peace and Territorial Conflict in the Twentieth Century. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2002.

John J. Mearsheimer, "Structural Realism," in Tim Dunne, Milja Kurki, and Steve Smith, eds., International Relations Theories: Discipline and Diversity, 3rd Edition (Oxford: Oxford University Press, 2013), pp. 77-93.

Kant, Immanuel. Perpetual Peace: A Philosophical Sketch. New York: Liberal Arts, 1957. Print.

Keohane, Robert O. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy. Princeton, NJ: Princeton UP, 1984. Print.

Korybko A. 2015. Hybrid Wars: The Indirect Adaptive Approach To Regime Change. The People’s Friendship University of Russia. Available at: http://orientalreview.org/wp-content/uploads/2015/08/AK-Hybrid-Wars-updated.pdf (accessed 07.12.216)

Lake, David A. Hierarchy in International Relations. Ithaca: Cornell UP, 2011. Print.

Pan, Esther. "MIDDLE EAST: Syria and Lebanon." . Council on Foreign Relations, Inc., 18 Feb. 2005. Web. 27 June 2014. <http://www.cfr.org/middle-east-and-north-africa/middle-east-syria-lebanon/p7851>.

Pazienza, Toni Ann. "Challenging the Democratic Peace Theory - The Role of US-China Relationship." Scholar Commons. University of South Florida, 25 Mar. 2014. Web. 20 Oct. 2016.

Peters, Ralph. "Blood borders." Armed Forces Journal, 1 June 2006. Web. 26 June 2014. <http://www.armedforcesjournal.com/blood-borders/>.

Power, Samantha. A Problem from Hell: America and the Age of Genocide. New York: Basic, 2002. Print.

"Rebuilding America's Defenses: Strategy, Forces and Resources For a New Century." . Project for the New American Century, Sept. 2000. Web. 26 June 2014. <http://www.informationclearinghouse.info/pdf/RebuildingAmericasDefenses.pdf>.

Schuh, Trish. "Faking the Case Against Syria." . CounterPunch, 18 Nov. 2005. Web. 27 June 2014. <http://www.counterpunch.org/2005/11/18/faking-the-case-against-syria/>.

"Secretary Rice Holds a News Conference." The Washington Post, 21 July 2006. Web. 26 June 2014. <http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2006/07/21/AR2006072100889.html>.

Skidmore, David. The Unilateralist Temptation in American Foreign Policy.Routledge, 2010. Print.

Taylor, Patrick E. . "1992 Wolfowitz U.S. Strategy Plan Document." The New York Times, 8 Mar. 1992. Web. 26 June 2014. <http://work.colum.edu/~amiller/wolfowitz1992.htm>.

"The CIA World Factbook: Middle East." . Central Intelligence Agency, n.d. Web. 26 June 2014. <https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/wfbExt/region_mde.html>.

"US expands 'axis of evil'." . BBC, 6 May 2002. Web. 25 June 2014. <http://news.bbc.co.uk/2/hi/1971852.stm>.

Walt, S. M. (1998). One World, Many Theories. Foreign Policy, (110).

Waltz, Kenneth N. Theory of International Politics. Reading, MA: Addison-Wesley Pub., 1979. Print.

Weiner, Bernard. "A PNAC Primer: How We Got Into This Mess." AntiWar.com, 2 June 2003. Web. 26 June 2014. <http://www.antiwar.com/orig/weiner6.html>.

Winer, Noah. "The Project for the New American Century." . MoveOn.org, 4 May 2003. Web. 26 June 2014. <http://www.moveon.org/moveonbulletin/bulletin13.html>.

Wittes, Tamara Cofman. "The New U.S. Proposal for a Greater Middle East Initiative: An Evaluation." The Brookings Institution, 10 May 2004. Web. 26 June 2014. <http://www.brookings.edu/research/papers/2004/05/10middleeast-wittes>.

Зобнин, Алексей. "К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПРИНЦИПА БАЛАНСА СИЛ ОПЫТ НЕОИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ПОДХОДА К МЕЖДУНАРОДНОЙ СРЕДЕ." Международные Процессы (2014): 55-69. Web. 20 Oct. 2016.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs