ENGLISHМы продолжаем цикл, посвященный героям Русско-турецкой войны 1877-1878 годов - Освободительной, как ее гораздо чаще принято называть в братской Болгарии. Материал, опубликованный ранее* (*Международная жизнь. 2009. №10. С. 167.), был посвящен М.Д.Скобелеву. Надо признаться, что авторы отдали таким образом должное его яркому образу (вполне сознательно создававшемуся и самим "Белым генералом"), в плену которого до сих пор находится и наша историческая память. Но блестящей военной победе, одержанной более 130 лет назад в Болгарии, Россия более обязана другому военачальнику, предпоследнему генерал-фельдмаршалу Российской империи И.В.Гурко. Именно он, по оценкам многих дореволюционных историков, придал той войне неизгладимый отпечаток, вдохнув "свою несокрушимую энергию как в войска, так и в Главную Квартиру" (так назывался тогда русский генеральный штаб)1. Недаром выдающийся русский военный писатель А.А.Керсновский назвал его "победителем войны и победителем Балкан".
Иосиф Владимирович Гурко родился 16 (28) июля 1828 года.
В числе его предков по прямой линии были четыре генерала. По окончании Пажеского корпуса, 18-летним корнетом он начал службу в лейб-гвардии гусарском полку. В 1860 году был назначен флигель-адъютантом императора Александра II.
Флигель-адъютант Иосиф Гурко неоднократно выполнял ответственные административные поручения, связанные с проведением крестьянской реформы. Участвуя в урегулировании земельных конфликтов, он сумел завоевать уважение как крестьян, так и помещиков. Позднее, когда знаменитое Третье отделение предложит ему следить за неблагонадежными, Гурко прямодушно подаст в отставку, и хотя вследствие огласки отставка не была принята, даже оппозиционный герценовский "Колокол" откликнулся на этот поступок: "Флигель-адъютантские аксельбанты Гурко - символ доблести и чести"2.
Но это - из лондонского "далека". А вот хорошо знавший Гурко по Петербургу К.П.Победоносцев написал о нем так: "Совесть у него прямая, солдатская.
В делах политических он имеет некоторую опытность, он не упрям... Не поддавался, сколько мне известно, действию политических болтунов и имел прямой взгляд на государственные потребности
России. Хитрости в нем нет, к интригам он не способен"3. Такими, думается, и должны быть военные люди. А в том, что И.В.Гурко прирожденный военный, не было никаких сомнений - ни у начальников, в подчинение которых он служил, ни у него самого.
В 1866 году, когда Иосиф Владимирович был назначен командиром 4-го Mариупольского полка, инспектор южного округа генерал от кавалерии граф Бреверн во время своего доклада императору жалуется на будущего фельдмаршала - тот-де "колюч с начальством", но одновременно признает, что И.В.Гурко - "командир великолепный. За год с небольшим он из последнего полка моего округа сделал первый"4. А еще десятью годами ранее, во время Крымской войны, И.В.Гурко подал рапорт о переходе из ротмистров гвардии в пехотные майоры. Гвардия должна была защищать Петербург, а Гурко хотел отправиться в Крым, чтобы участвовать в обороне Севастополя ("жить с кавалерией, а умирать с пехотой" - писал он)5.
Парадоксы судьбы, хранившей И.В.Гурко, - в Крым до окончания военных действий добраться он не успел. Кампания на Балканах 1877-1878 годов стала единственной в военной карьере одного из лучших русских военачальников ХIХ века.
Произведенный в 1876 году в генерал-лейтенанты, перед самым началом войны И.В.Гурко командовал 2-й гвардейской кавалерийской дивизией. Продолжая числиться ее начальником, 15 июня 1877 года он был назначен в действующую армию командиром Передового отряда (12 тыс. пехоты и кавалерии при 24 орудиях), в состав которого также входило болгарское ополчение. Такое назначение было далеко не случайным: в императорской гвардии генерал-лейтенант И.В.Гурко считался наиболее подготовленным командиром кавалерийской дивизии и, по мнению главнокомандующего Дунайской армией великого князя Николая Николаевича, единственный был способен возглавить "кавалерийский бросок" за Балканы. Следует особо отметить, что предписанием главнокомандующего ему сразу же была предоставлена полная свобода действий. И уже 25 июня (7 июля) 1877 года войска под командованием И.В.Гурко заняли древнюю болгарскую столицу - Велико Тырново. 28 июня Передовой отряд двинулся на Казанлык, в обход Шипкинского перевала, имея в виду нанести по шипкинским укреплениям турок двойной удар - с севера и юга.
С двух направлений одновременно, однако, атаку осуществить не удалось. Тем не менее известие о переходе Гурко за Балканы так подействовало на турок, что занимавший Шипку отряд покинул свою прекрасную позицию, бросив на перевале всю свою артиллерию. 7 июля Шипка была взята без боя.
Неожиданное появление русских войск в Южной Болгарии вызвало панику в правительстве султана. Из Черногории под командованием Сулеймана-паши срочно перебрасывается корпус и направляется навстречу Передовому отряду Гурко. У Сулеймана-паши пятикратное превосходство в силах, и после тяжелых боев под Старой Загорой, где полностью разгромлено болгарское ополчение, входившее в состав Передового отряда, войска Гурко получают приказ об отходе на Шипкинский перевал. 19 июля войска Гурко отошли к Шипке и Хаинкиою. Они рисковали оказаться в безвыходном положении, но Сулейман не стал их преследовать, увлекшись избиением болгарского населения. Это стало важнейшим результатом летнего перехода Балкан - удержав Шипку, удалось, по сути, изолировать три турецкие армии друг от друга. Немногочисленный отряд Гурко с
честью вышел из своего затруднительного положения. Сам же Иосиф Владимирович за беспримерный переход отряда через Балканы
"в награду мужества, храбрости и распорядительности, оказанных при взятии Казанлыка и Шипки", был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени и получил звание генерал-адъютанта.
Дальше была Плевна. Три неудачных штурма плевненских укреплений, особенно третий, 30 августа (в день именин императора!), в которых русская армия потеряла более 13 тыс. человек, произвели на командование, солдат, да и на всю Россию, по признанию современников, впечатление ошеломляющее. Почти все участники военного совета, проходившего на следующий день после третьего штурма, высказались за отступление от Плевны и прекращение кампании до будущего года. Огромная заслуга Александра II в том, что он согласился с меньшинством, посчитавшим, что именно в такой ситуации отступление совершенно немыслимо как в политическом, так и в военном отношении. Решено было тем не менее отказаться от наступательных действий по всему балканскому фронту и ждать подкреплений (ожидалось прибытие двух корпусов, пяти дивизий и стрелковой бригады - всего 110 тыс. человек при 440 орудиях, а ведь еще в ходе подготовки всей кампании многие полагали, что на Балканах и четырех корпусов девать некуда). Гурко было приказано в такой обстановке отступить за Балканы - предполагалось, что прибывший в середине октября 1877 года гвардейский корпус, объединенный вместе со 2-й гвардейской кавалерийской дивизией под его командованием, составит особый отряд для блокады Плевны с запада. Полная блокада Плевны началась вскоре после прибытия туда героя севастопольской обороны Э.И.Тотлебена, вызванного из Петербурга личной телеграммой императора.
Однако взгляды И.В.Гурко на дальнейшие задачи балканской кампании были совершенно различны. Опасаясь затяжки военных действий, он настаивал на нанесении османской армии решительного удара до наступления зимы и потому - на скорейшем переходе к наступательным действиям. Тотлебен же, всецело поглощенный организацией крепостной войны под Плевной и переоценивавший к тому же силы Османа примерно вдвое, настаивал на сосредоточении у Плевны возможно большей массы войск и крайне отрицательно относился к каким-либо попыткам наступательных действий. Гурко удалось, однако, убедить его в необходимости активными ударами занять укрепления горный Дубняк и Телиш, находившиеся на шоссе от Плевны к Софии, что окончательно сомкнуло кольцо осады.
В этой ситуации И.В.Гурко представил 26 октября на рассмотрение императора план: выделив из-под Плевны гвардию, двинуть ее по Софийской дороге, разбить по частям формировавшуюся для выручки Османа Софийскую турецкую армию, перейти Балканы и двинуться в тыл Южной турецкой армии у Шипки на соединение с Ф.Радецким. Заканчивалась докладная записка, поданная царю, следующей фразой: "Честолюбивые замыслы от меня далеки, но мне совсем не все равно, что скажет обо мне потомство, и потому я говорю, что надо немедленно наступать. Если же Ваше Величество со мной не согласны, то прошу назначить на мое место другого начальника, который лучше меня исполнит пассивный план, предлагаемый Ставкой"6. На очередном военном совете не склонный к пафосу генерал И.В.Гурко заявил: "Ответ за мои действия я готов держать перед Отечеством и историей"7.
План Гурко был Александром II одобрен: войска Э.Тотлебена, оставшиеся под Плевной, стали так называемым Отрядом обложения, а вверенные генералу Гурко, будучи усиленными до 35 тыс.
человек при 174 орудиях, составили так называемый Западный отряд (по месту первоначальной дисклокации за рекой Вид штабные остряки между собой называли его "Завидным"). Именно эти силы, разбив в начале ноября передовые турецкие части (под Правцом, Этрополе и Новачином), двигаясь из Софии для деблокирования плевненского гарнизона, могли развить наступление на Софию, добить деморализованную там группировку и заметно приблизить окончание войны. Но в ставке все еще опасались турецких сил в Плевне. А.А.Керсновский ехидно по этому поводу писал, что "запертый в Плевне Осман незримо верховодил всеми русскими операциями. Главная Квартира, "ожегшись на молоке, дула на воду", упуская одну победу за другой"8. И только когда гарнизон Османа-паши капитулировал 10 декабря, Гурко получил возможность реализовать свой план. Упущен, однако, был целый месяц, и в горах между тем установилась суровая зима с 20-градусными морозами.
С половины ноября снег завалил балканские перевалы, и началось трагическое шипкинское сидение. "На Шипке все спокойно", - доносил в императорскую ставку Ф.Радецкий, между тем как
24-я пехотная дивизия в течение двухнедельных декабрьских морозов лишилась двух третей своего списочного состава, и ее пришлось снять с перевала. Какова же нужна была твердость духа, чтобы в таких условиях держать в своих руках важнейший стратегический пункт театра военных действий. Во всем отряде Радецкого с 5 сентября по 24 декабря боевые потери составили 700 человек, заболели и были обморожены 9500! Еще и поэтому о приостановке кампании до весны не могло быть и речи.
Уже 13 декабря 1878 года начался первый во всемирной истории зимний переход Балкан. Преодолев горы, войска под командованием Гурко способствовали общему успеху наступления русской армии зимой 1877-1878 годов. После боев у Ташкисена, Горного Богрова и Враждебной Западный отряд 23 декабря 1877 года вступил в Софию. В приказе по случаю освобождения города генерал И.В.Гурко отмечал: "Взятием Софии завершился блестящий период нынешней войны - переход через Балканы, в котором не знаешь, чему больше удивляться: храбрости ли, геройству ли вашему в сражениях с неприятелем или выдержке и терпению, с которым вы переносили тяжкие невзгоды в борьбе с горами, стужей и глубоким снегом... Пройдут годы, и наши потомки, которые посетят эти суровые горы, торжественно и с гордостью скажут: здесь прошло русское войско, воскресившее славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей"9.
Зимний переход Балкан произвел на турок ошеломляющее впечатление, их воля к сопротивлению была подорвана. Уже 29 декабря капитулировали турецкие войска, стоявшие лагерем у сел Шипки и Шейново, а в первых числах января в боях под Пазарджиком и Филиппополем (ныне Пловдив) разгромлена последняя боеспособная армия Сулеймана-паши, лишившаяся более 40% своего состава и всей артиллерии (потери отряда Гурко были в 18 раз меньше!). Ни Адрианополь, ни Константинополь защищать было нечем, что туркам блистательно доказали глубокие рейды русской кавалерии, громившей тылы противника и перерезавшей практически все его стратегические коммуникации. Взятие под контроль железной дороги на Константинополь заставило турецкое правительство запросить мира. Не надеясь на помощь Англии и ввиду массового бегства собственных войск, турецкое правительство обозначило свою готовность подчиниться любым требованиям России. 19 января в Адрианополе было подписано перемирие. Деморализованные остатки турецких войск отводились к самому Константинополю. Месяц спустя в Сан-Стефано (сегодня - местность, где расположен аэропорт Стамбула) был заключен мир. Почти сразу после этого И.В.Гурко в знак протеста против прекращения боевых действий в 10 километрах от Константинополя подал прошение об увольнении из армии и вернулся в Петербург. В его военной судьбе русско-турецкая война, как уже отмечалось, была ослепительным, но единственным взлетом.
Генералы, как известно, всегда готовятся к прошедшей войне.
В этом смысле И.В.Гурко упрекнуть было не в чем, поскольку к началу кампании боевого опыта он не имел. Тем не менее одаренный, волевой командир 15-тысячного отряда в начале кампании, он сумел вырасти до истинного полководца, командовавшего к ее завершению 72-тысячной "частной армией", как назвал Западный отряд генерал А.В.Геруа. Военная деятельность И.В.Гурко в ходе балканской кампании самым серьезным образом способствовала развитию русского военного искусства, появлению и развитию новых форм ведения боевых действий: рассыпного строя, скрытых ночных маршей, мобильных колонн, охватов и обходов противника, организации оперативного взаимодействия различных родов войск. Все это давало возможность выйти на новый уровень ведения войны: впервые на Балканах войска проводили крупные стратегические операции. Действия Гурко, начиная с перехода Балкан и кончая сражением у Филиппополя, являются блестящими примерами нового оперативного искусства русской армии.
Итоги военной деятельности И.В.Гурко ярко охарактеризовал его адъютант князь Н.Яшвиль: "По военным знаниям и любви к своему делу, по успехам, которых он достиг благодаря своей решительности и энергии, по всему этому я ставлю его как лучшего нашего генерала, которому вся Россия обязана блестящим результатом настоящего времени. Самое падение Плевны было дело рук его, так как на военном совете он подал мнение, что Плевну надо окружать совсем. Многие думали ограничиться только бомбардированием. Прорезав Софийскую дорогу, он же первый подал мнение, что для полнейшего изолирования Османа необходимо идти дальше Телиша и поразить новую армию, формирующуюся в Софии. Другие думали остановиться на Телише. Получив затем разрешение двигаться, имея свое движение на своей полной ответственности, он довел дело до того, что отряд наш в глубокую зиму (не было еще этому никогда примера) прошел через Балканы в виду целой неприятельской армии, безо всякой дороги, прокладывая тропу впереди идущими саперами. Его энергия одержала верх над усталостью солдат, над препятствиями, представляемыми природою, и мы прошли. Но он не остановился на этом, взял Софию и потом перенесся оттуда в шесть дней под стены Филиппополя. <…> Какой дух должен иметь человек, руководящий таким делом, почти не имея себе помощников и сочувствующих"10.
Военный опыт И.В.Гурко оказался востребованным и в мирной жизни: с 1879 года он занимал пост временного генерал-губернатора Санкт-Петербурга, с 1882 года - временного генерал-губернатора Одессы и командующего войсками Одесского военного округа. Основной задачей института временных генерал-губернаторов, созданного указом Александра II вскоре после очередного покушения на императора, было положить конец революционному террору в наиболее "взрывоопасных" регионах страны - Петербурге, Харькове и Одессе, а также в Москве, Киеве и Варшаве. Молва сразу же окрестила эту группу временных генерал-губернаторов "шестью Аракчеевыми". В либеральных кругах столицы воцарилась паника. В обществе заговорили о правительственном терроре. Ходили слухи, будто целые семейства, никогда не занимавшиеся политикой, покидали Петербург в надежде укрыться в провинции от произвола властей.
Однако сюжеты, связанные с попытками в историографии закрепить за Гурко клеймо вешателя, нуждаются в дополнительной разработке. Из 30 политических процессов, проведенных в России в
1879 году, только четыре состоялись в Санкт-Петербурге. И только два из них, относившихся к разряду государственных преступлений, закончились смертным приговором. Гурко считал этот вид наказания в качестве меры искоренения государственных преступлений, говоря словами одесского присяжного поверенного Л.А.Куперника, теоретически несостоятельным и практически бесплодным. Его собственные действия на постах в Петербурге и Одессе ничуть не напоминали "военно-карательный психоз". Но к террору он был беспощаден, памятуя свой балканский опыт. На войне в отношении турок, неистовствовавших над ранеными русскими солдатами и безоружным болгарским населением, сам требовал жестких репрессивных мер. Жестко и бескомпромиссно наводит генерал-губернатор порядок и во вверенных ему городах. Об этом говорит ряд его обязательных постановлений, регламентирующих оборот огнестрельного оружия и взрывчатых веществ, мобилизация на службу в полицию дворников, твердая позиция в расследовании причин взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 года, произведенного бывшим лидером "Северного союза русских рабочих" Степаном Халтуриным.
В отечественной историографии утвердилось мнение, что введение института временных генерал-губернаторов показало свою несостоятельность: в борьбе с революционной крамолой надежды на авторитет и энергию боевых генералов, героев турецкой войны, в сочетании с данными им чрезвычайно широкими полномочиями не оправдались. "Можно ли было придумать что-нибудь неудачнее этого! - восклицал Е.М.Феоктистов. - Упомянутые лица пользовались громкою и заслуженною известностью; имена их произносились с уважением всеми, кому дорога отечественная слава; казалось, следовало бы их щадить, не ставить их в фальшивое положение, не возлагать на них совершенно не свойственные им обязанностей, но Александр Николаевич задался мыслью, что для борьбы со злоумышленниками нужна энергия, а кто же лучше отвечал этому условию, как не Гурко, Тотлебен и Лорис-Меликов?"11. Это и так и… не так. Пройдет всего несколько лет жесткой и изощренной борьбы с террористами, и, когда - уже в царствование Александра III - в Министерстве внутренних дел решат провести очередной съезд "Народной воли" (в организацию к тому времени внедрены десятки агентов), выяснится, что съезд проводить не с кем: все "сидят". "Народная воля" прекратила свое существование, а вместе с ней - до поры до времени - угас и фитиль русского "бомбизма".
Недолгое пребывание И.В.Гурко на постах одесского временного генерал-губернатора и командующего войсками Одесского военного округа, которые он занимал с 9 января 1882 по 7 июня
1883 года, способствовало накоплению личного опыта руководящей работы на обширной приграничной территории. За это время он сумел проявить свои высокие профессиональные качества в организации обеспечения безопасности южных рубежей России. Однако вскоре Гурко пришлось оставить должность. В связи с этим
К.П.Победоносцев писал министру внутренних дел графу Д.А.Толстому: "Я все думаю об Одессе, когда Гурко оттуда выедет. Перебираю военную книжку с великим затруднением. Многих я не знаю, но высшие чины знаю, и ни на одном мысль моя не останавливается с уверенностью или хотя бы с надеждой"12. Дело в том, что в мае
1883 года было получено известие о кончине варшавского генерал-губернатора и командующего войсками Варшавского военного округа П.П.Альбединского. Александр III, не раздумывая, назначил на этот пост И.В.Гурко. Решающим аргументом стали энергия и опытность генерала, столь необходимые на передовом и наиболее проблематичном рубеже империи. Так, на долгие 11 лет в жизнь прославленного военачальника вошла Польша.
Это назначение произошло в тот момент, когда "русское дело" там, по мнению большей части петербургских высших военных и гражданских чиновников, заколебалось благодаря "попустительствам" бывшего генерал-губернатора П.П.Альбединского (1880-1883 гг.). "Положение его [И.Гурко] трудное, ибо годы управления Альбединского посеяли в краю такое семя, которое трудно выпахать. Особенно трудно перестроить мелкое чиновничество и состав сельского управления: все это состоит из поляков, либо из русских, принявших польскую окраску", - писал одному из своих корреспондентов К.П.Победоносцев13. В свою очередь, сын Иосифа Владимировича, помогавший отцу в административных вопросах и оставивший об этом периоде совместной работы с отцом интереснейшие "Очерки Привислянья", Владимир Гурко подтверждал, что выбор кандидатуры отца на этот ответственный пост должен был показать, что эпоха попустительств польским интригам миновала, что власть, окрепшая в центре, отныне будет столь же крепка и на окраинах империи.
Политику Александра III в отношении национальных окраин принято считать русификаторством. Такая точка зрения имеет, безусловно, некоторые основания, но представляется все же односторонней и чересчур упрощенной. Во всей Европе второй половины ХIX века национальная идеология меняет всю политическую структуру. Особое значение получает идея государственного единства, связанного с единством национальным (концепция государства-нации). В таких условиях укрепление российской государственности, сохранявшей национальное и религиозное разнообразие подданных, могло быть гарантировано только полной идентичностью государственного самосознания всех этнических и религиозных групп. Консолидировать общество была призвана политика "сближения инородцев с русскими". Под сближением же понималось отнюдь не ассимиляция, а установление такого порядка, при котором две народности различного происхождения должны находиться под влиянием одного и того же экономического и социального строя, повиноваться одним и тем же всеобщим законам и следовать тем же побуждениям. Результатом такой политики ожидалось не уничтожение различий в культурах, а только установление "тождества интересов" в экономических, политических и социальных отношениях.
Сам Александр III, уделявший польскому вопросу первостепенное внимание (за годы его царствования Привислинскому и Западному краям посвящено 30% всех резолюций Комитету министров), прекрасно это понимал: "Я знаю вполне, - говорил он военному министру М.Д.Милютину, - что поляков нельзя никогда сделать русскими; я этого и не добиваюсь, но надобно, чтобы управление в Польше было русское, и, пока я жив, не переменю своей политики"14. Такой курс и был персонифицирован в назначении в Варшаву И.Гурко, способствовавшего разрешению самых болезненных проблем польских провинций империи в рамках государственных российских интересов. Значение и последствия "русификаторской" политики для России и Привислинского края еще предстоит оценить, но генерал-губернатор немало сделал для экономического и культурного развития управляемой им территории.
Так, в 1893 году в Новой Александрии был открыт Институт сельского хозяйства и лесоводства. При активной организаторской роли Гурко в крае систематически собирались съезды горнозаводчиков, были проложены новые железнодорожные ветки: принаревская, седлец-малкинская, брест-холмская, ивангородо-домбровская. Эти меры способствовали экономическому развитию польских земель, ставших одним из наиболее развитых промышленных районов империи, упрочению их хозяйственных связей с Россией, заинтересованности польской буржуазии в российском рынке, а следовательно, и в государственном единстве двух стран. Совершенно преобразилась и Варшава, в которой до приезда И.Гурко не было даже системы городской канализации. Показателем эффективности политики русских властей в аграрном вопросе стало открытие в Ченстохове памятника Александру II - на крестьянские пожертвования.
Но главную роль в назначении И.В.Гурко в Варшаву сыграл, по-видимому, высокий уровень его профессионализма - военного, конечно, и огромный боевой опыт подготовки и управления большими массами всех родов войск.
Дело в том, что после Франко-прусской войны 1870-1871 годов напряженность вокруг Германии начала постепенно возрастать. Образование новой европейской державы, обладавшей исключительно мощной армией, приковывало внимание военных и гражданских аналитиков. В 1873 году генерал-лейтенант Н.Н.Обручев, тогда еще сотрудник Военно-ученого комитета, занимавшегося, в частности, сбором и обработкой сведений об иностранных армиях, закончил стратегическую записку "Соображения об обороне России". В ней однозначно говорилось о потенциальной опасности России со стороны Германии и Австро-Венгрии. Политика Германии в Европе, провидчески считал Н.Н.Обручев, приведет к общеевропейской войне, что требовало усилить оборонительные сооружения на западных границах империи.
В начале 1873 года на уровне министерств уже обсуждались необходимость улучшения существующих и строительство новых стратегических железнодорожных путей и дорог на западных окраинах империи, укрепление имеющихся фортификационных сооружений и возведение новых крепостей в Царстве Польском.
В 1875 году комиссией Генерального штаба под руководством Обручева была произведена стратегическая рекогносцировка правого фланга Царства Польского с целью определить его обороноспособность, которая была признана недостаточной. Результатом предполагаемого наступления объединенных сил противника могла стать потеря Царства Польского, что, по мысли Обручева, было равнозначно поражению всей кампании: "Во всех столкновениях России с западными соседями отделение от нее Царства Польского и ближайших к нему ополяченных областей будет составлять первую, главнейшую и, может быть, даже единственную цель войны. История уже достаточно убедила Европу, что Россию нельзя одолеть простым походом к Москве и Петербургу. Победить наше громадное государство можно только долгой борьбой с постепенным охватом нашей территории с возможным сокращением и с истощением наших средств"15.
Понятно было и то, что наступательная война против России возможна только при участии наиболее заинтересованного в ней народа. Иначе говоря, войну с Россией на территории Царства Польского нельзя было вести без поляков. По данным русской разведки, в немецкой прессе активно муссировалось мнение, что помощь польского народа в Царстве Польском и в отнятых краях будет иметь неизбежное значение для будущей наступательной войны. Политические действия в отношении польского общества должны были предвосхитить военные действия на территории Польши. На страницах немецкой периодической печати подчеркивалось, что "земля, обитатели которой с жаром приветствуют наступающих, как избавителей, имеет значение целого корпуса армий"16. В этих условиях для России колоссальное значение приобретало установление порядка и спокойствия на западных окраинах империи, пресечение любой деятельности, направленной на дестабилизацию общества и дискредитацию центральной власти в крае. Вся деятельность генерал-адъютанта
И.В.Гурко в Варшаве была, по сути, направлена на решение именно таких, широким образом понимаемых задач. История во многом подтвердила эффективность предпринимавшихся мер: польское население западных окраин империи в годы Первой мировой войны в большинстве своем поддерживало русскую армию. Более того, один из старейших проживающих в Польше русских А.А.Нечаев
(1913 г. рождения) рассказал авторам этих строк, что этнические различия в городе его детства Александрове-над-Вислой сохранялись после восстановления польской государственности все межвоенное 20-летие (Александров до 1918 г. был приграничным городом, разделенным рекой Вислой пополам). Но жители бывшей русской части с волнением вспоминали дореволюционные времена, приговаривая, что при русских все было дешевле, а порядку - больше.
Что же касается итогов военной деятельности И.В.Гурко в Варшаве, то достаточно сказать только одно: в немалой степени благодаря его усилиям на посту командующего Варшавским военным округом германский генеральный штаб отказался от идеи превентивного удара по России и, как указывают современные исследователи, в декабре 1892 года высказался за "перенацеливание германской армии на Запад". Первая мировая война докатилась до России только в 1914 году.
О Гурко говорили: "Прям, как штык", и эта особенность характера нередко отражалась на его карьере. Взаимоотношения генерала с "верхами" империи складывались непросто. Дважды - в 1878-1879 и 1880-1882 годах - И.В.Гурко удалялся от дел. Вступление на престол в 1894 году Николая II совпало с очередной отставкой. Сын Гурко намекал на некий конфликт отца с новым царем. "В апреле месяце, - писал он, - отец, простившись с войсками Варшавского округа и сдав должность, уехал в Ниццу. Войска его провожали с непритворной грустью. Они были им воспитаны и, несмотря на строгие требования, его любили за то, что он любил их и военное дело. Закваска его держалась в округе до Великой войны 1914-1918 годов"18.
Вместе с тем отставка И.В.Гурко носила в высшей степени почетный характер. Ко времени увольнения со службы генералу исполнилось 65 лет, из которых без малого 50 были отданы армии.
В 1894 году "в воздаяние военных заслуг, оказанных Престолу и Отечеству, особенно в последнюю турецкую войну", он получил высший в русской армии чин фельдмаршала, что в те времена было беспрецедентным случаем, а в 1896 году, в ознаменование 50-летия безупречной офицерской службы, был награжден высшим орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Дальнейшая жизнь отставного фельдмаршала проходила вдали от столицы, в усадьбе Сахарово (ныне район Твери).
И.В.Гурко не стало 15 января 1901 года. Среди официальных лиц и множества простых людей, прибывших на похороны, была и делегация болгарских ополченцев. Они привезли венок с надписью: "Иосифу Владимировичу Гурко от вечно признателните опълченци"18. Газета "Губернские ведомости" в некрологе писала: "Его, которого так горячо любила наша армия и все знавшие, не забудет русская история"19.
После Октябрьской революции, в 1918 году, имущество усадьбы Сахарово, в том числе и богатая библиотека семьи Ромейко-Гурко, было национализировано. Библиотека сохранилась в фондах Тверского государственного университета, Государственного архива Тверской области, Тверского музея. Семейный архив был вывезен детьми генерала во Францию. В 1925 году красноармейцы 48-й Тверской стрелковой дивизии, расквартированной в тот год в усадьбе Сахарово, вскрыв саркофаги семьи Гурко, забрали из них все ценные вещи. Судьба захороненных в них останков до сих пор не вполне ясна. Усилиями настоятеля храма Иосифа Волоцкого протоиерея отца Геннадия (Ульянича) и ряда общественных организаций восстанавливается не только семейный храм-усыпальница, но и добрая память предпоследнего генерал-фельдмаршала Российской империи. В 2008 году при храме, как и до революции, был открыт мемориальный музей. Несмотря на то что жизнь и судьба
И.В.Гурко были тесно связаны с двумя славянскими странами - Болгарией и Польшей, в первую очередь он служил России.
1 Керсновский А.А. История Русской армии. М.: Голос, 1992-1994 // http://www.militera.lib.ru/h/kersnovsky1/index.html
2 Военная энциклопедия. СПб.: Тип. Т-ва И.Д.Сытина, 1912. Т. 8. С. 543.
3 Победоносцев К.П. Письма к Александру III. М.: Новая Москва, 1925. Т. 1. С. 388.
4 Цит. по: Иванова Н.Н. Военная и административная деятельность И.В.Гурко в Болгарии и Польше в официальных документах и сочинениях официозных биографов и мемуаристов // Проблемы славяноведения в трудах молодых ученых. М.: Институт славяноведения РАН, 2006. С. 67.
5 Военная энциклопедия… С. 542.
6 Гурко Д.И. Воспоминания генерала // Генералами рождаются. М.: Русское слово, 2002. С. 182.
7 Таль А.А. Исторический очерк действий 2-й гвардейской конно-артиллерийской бригады. СПб., 1904. С. 47-48.
8 Керсновский А.А. Указ. соч.
9 Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове. Санкт-Петербург: издание Военно-исторической комиссии Главного штаба, 1898-1911 (Тип. Бережливость), 1908. Вып. 69. С. 359.
10 Яшвиль Н.В. Походные письма (1877-1878). София: "Марин Дринов", 2007.
С. 199-200.
11 Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. М.: Новости, 1991. С. 356.
12 К.П.Победоносцев и его корреспонденты. Воспоминания. Мемуары. Минск: Харвест, 2003. Т. 1. С. 319. № 292.
13 Там же. С. 321. № 294.
14 Милютин Д.А. Дневник Д.А.Милютина. 1878-1880. Т. 3. М.: Типография журнала Пограничник, 1950. С. 245-246.
15 Цит. по: Айрапетов О.Р. Забытая карьера "русского Мольтке". Николай Николаевич Обручев (1830-1904). СПб.: Алетейя, 1998. С. 134.
16 РГВИА. Ф. 232. Оп. 1. Д. 140. Л. 10 Об.
17 Гурко Д.И. Указ. соч. С. 243.
18 Герчев П. Храбрият опълченец-знаменосец, б/м, 1925. С. 16.
19 Генерал-адъютант, генерал-фельдмаршал И.В.Гурко: Некролог // Губернские ведомости. Тверь, 1901. 20 янв. (№ 8). С. 4-5.
