«Судоходство в Босфоре будет прекращено» - с таким заявлением выступил в апреле 2011 года премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган перед многотысячной турецкой аудиторией, предложив в качестве альтернативы действующего пролива Босфор новый «грандиозный проект» - пролив Босфор-2 (официальное название - «Канал Стамбул»)1. Поднятый в преддверии парламентских выборов вопрос о строительстве канала сразу же после победы правящей Партии справедливости и развития (ПСР) рисковал быть забытым. Однако из заявлений турецкого правительства накануне президентских выборов в августе этого года стало понятно, что работа над проектом продолжается и уже предприняты практические шаги по его реализации2. С определенной долей скептицизма план Эрдогана тем не менее взволновал турецкое и мировое сообщество в связи с необходимостью прояснения юридического статуса нового пролива и ненужным ажиотажем вокруг действующих проливов Босфор и Дарданеллы.

Турецкая сторона не предоставила внятных объяснений относительно статуса Босфора-2, озвучив лишь ряд предложений по его использованию.

Если речь идет исключительно о строительстве дополнительного отводного морского пути из Мраморного моря в Черное без запрета на судоходство через Босфор, тогда логично ставить вопрос о распространении действия Конвенции Монтрё на Босфор-2. Распределение объема перевозок сняло бы чрезмерную загруженность действующего пролива вблизи крупнейшего турецкого мегаполиса и связанную с этим опасность экологической катастрофы, которую турки выдвигают в качестве основной причины для нового строительства. При этом об особом статусе Босфора-2 свидетельствуют намерения Турции взимать плату за его проход с иностранных судов, что является прямым нарушением ст. 2 Конвенции Монтрё. Если же действие конвенции формально не будет распространяться на новый канал, то при условии сохранения статус-кво в отношении действующих проливов предусмотренные ограничения (особенно в отношении военных кораблей третьих стран) фактически касались бы и нового канала, так как попасть в него из Эгейского моря можно только через Дарданеллы. Что же до другого выхода в Черное море через Дунай, то Дунайская комиссия, регулирующая судоходство в этой водной артерии, в принципе запрещает проход через нее военных кораблей третьих стран. В этой связи к Босфору традиционно проявляется особое внимание. При этом название нового пролива меняется на «Стамбул», подразумевая его статус в качестве внутренних водных путей Турции. Это говорит о заинтересованности определенных кругов в отходе от принципов Конвенции Монтрё.

Заключение конвенции в 1936 году воспринималось как очень значимый, но все же вынужденный для Турции шаг на пути возвращения проливов под свой полный контроль. Воспользовавшись нарастанием противоречий в Европе в предвоенные годы, Турция, инициировав созыв конференции в Монтрё в 1936 году, в обмен на свой нейтральный статус вернула себе контроль над проливами (фактически утерянный по итогам Лозаннской конференции 1922 г.), что и было зафиксировано в Конвенции Монтрё. Момент был выбран очень удачно, так как заключение новых договоренностей по проливам также соответствовало интересам Москвы, решая ее основные на тот момент стратегические задачи: свободный проход через проливы торгового и военного флота и относительная безопасность своих южных границ ввиду ограничений для военного флота нечерноморских стран. Что касается других европейских стран, то они были вынуждены согласиться на пересмотр Лозаннского договора из опасения, что Турция выйдет из него и присоединится к германскому блоку.

Несмотря на то что Конвенция Монтрё окончательно утвердила турецкий суверенитет и сделала турок гарантами безопасности проливов, все же режим судоходства регулировался международными договоренностями. Первый «пробный камень» был брошен во время Второй мировой войны, когда турки позволили отдельным судам, принадлежавшим странам «оси», использовать черноморские проливы в нарушение Конвенции Монтре*. (*9 июля 1941 г. германское командование провело через проливы в Черное море немецкое сторожевое судно «Зеефальке»; в августе 1941 г. турецкие власти дали разрешение на проход в Черное море итальянскому вспомогательному военному судну «Тарвизио»; в 1942 г. Германия намеревалась провести через проливы вспомогательные военные суда под видом торговых для переброски военных сил и военных материалов стран «оси» в Черное море; в мае-июне 1944 г. через проливы в Эгейское море прошли немецкие военные и военно-вспомогательные суда различного тоннажа типа «ЭМС» (восемь судов) и «Кригтранспорт» (пять судов), участвовавших в военно-морских операциях в Черном море. ) Действия турок (если учесть, что советское правительство в августе 1941 г. официально подтвердило приверженность принципам Конвенции Монтрё и сохранение турецкого суверенитета)3 были продиктованы не только опасениями захвата русскими проливов (в чем их пыталась убедить Германия), но и попыткой проверить возможную реакцию участников конвенции.

СССР, оказавшись «запертым» в Черном море, не имея при этом возможности проводить свой флот через проливы для собственной защиты от угрозы извне, действительно был вынужден поднять вопрос о необходимости пересмотра конвенции. Еще до Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 года, в ходе которой тремя державами (СССР, Великобританией и США) обсуждалась тема проливов, турки обратились к советской стороне с предложением заключить союзный договор, в котором было бы предусмотрено и разрешение вопроса о проливах. В ответ на это турецкому правительству было сообщено, что заключение подобного договора возможно при условии разрешения также и вопроса о территориях, отторгнутых от Советского Союза и присоединенных к Турции в 1921 году4.

В дальнейшем турки не соглашались уже ни на какие предложения Москвы о двустороннем региональном сотрудничестве, которое в советском видении заключалось в совместном контроле над проливами, исключающем участие нечерноморских держав. Одним из условий пересмотра конвенции Турция теперь выдвигала обязательное включение США в состав участников нового соглашения, что давало американцам возможность инициировать внесение изменений в эти договоренности (возможно, в этом заключается причина, по которой Турция отказалась включить Украину в состав участников Конвенции Монтрё).

Вступление Турции в НАТО в 1952 году стало очередным шагом в реализации ее «исторической миссии» по укреплению своей роли в регионе, неразрывно связанной с контролем за проливами. Поэтому мнение некоторых турецких исследователей о том, что момент «разочарования» Турции в Конвенции Монтрё (как более не обеспечивающей безопасности турецкого государства) наступил якобы вследствие распада СССР и появления в Черноморском бассейне сразу нескольких независимых государств - бывших советских республик5, не совсем увязывается с предпринятой еще в 1982 году турецким правительством попыткой ввести Регламент порта Стамбул, распространив его действие на всю зону проливов и предусмотрев (в нарушение Конвенции Монтрё) некоторые ограничения свободы судоходства.

Причина турецких манипуляций (имеются в виду также принятие турками в одностороннем порядке в 1994 г. Регламента судоходства в проливах и ряд других дополнительных ограничений по проливам 1997, 1998 и 2000 гг.) заключается в том, что конвенцию трудно изменить или отменить. Для этого требуется длительный процесс согласования дипломатическим путем. В случае неуспеха созывается конференция, на которой любые изменения в конвенцию могут быть внесены только единогласным решением всех ее участников. Отмена конвенции возможна при условии заключения нового соглашения в течение двух лет после выдвижения любой из сторон инициативы о ее денонсации до момента проведения конференции. Если сторонам не удастся договориться, конвенция продолжает действовать. В 2016 году истекает очередной 20-летний срок действия Конвенции Монтрё, и если в 2014 году не будет озвучено предложение о ее денонсации, конвенция автоматически продляется на следующие 20 лет.

В условиях политической разрозненности в современном мире и в регионе в частности вероятность выработки каких-либо новых вариантов договоренностей по проливам взамен старых, которые удовлетворяли бы все заинтересованные стороны, крайне мала. Что касается Турции, то конвенция предоставляет ей возможность не только контролировать торговое судоходство через проливы, но и ограничивать военное. Если же Турция решит выйти из конвенции, то тогда само существование договоренностей по проливам теряет смысл. В этом случае Босфор и Дарданеллы приобретут статус международных проливов, который гарантирует свободу торгового и военного судоходства для всех стран в соответствии с нормами международного морского права (обычное право).

Несмотря на то что турецкая сторона активно выдвигает в качестве обоснования закрытия Босфора и открытия Босфора-2 доводы экологического характера, возможны также и военно-политические аспекты этой инициативы. Например, в стратегических планах Российской империи вопрос о проливах был неотделим от решения о статусе Константинополя. Пролив Босфор напрямую связан с обеспечением безопасности бывшей турецкой столицы. Новый пролив планируется прорыть западнее, запретив регулярное судоходство около самого Стамбула.

Каковы бы ни были мотивы турецкой стороны, речь идет об ограничении движения по Босфору, обеспечивающему выход из Черного моря в Средиземное. Из всех черноморских прибрежных государств эта инициатива в наибольшей степени затрагивает российские интересы. Как показывает исторический опыт, закрытие проливов только тогда устраивало Россию, когда было ею самой инициировано и лично к ней не относилось (как, например, в случае подписания с Турцией Ункяр-Искелессийского договора 1833 г.)*,  (*По Ункяр-Искелессийскому договору от 26 июня (8 июля) 1833 г. Россия и Турция заключали оборонительный союз сроком на восемь лет, причем Турция обязалась взамен неограниченной военной помощи ей со стороны России закрывать по требованию последней проливы. )  (а доступ к Черному морю контролировало лояльное к России государство, заинтересованное в сохранении баланса сил и безопасности в Черноморской акватории. В других случаях закрытие проливов являлось прямой угрозой безопасности России и ее торговым связям, превращая русский военный флот из наступательного в оборонительный, лишая Россию возможности влиять на ход военно-политических событий в отдалении от своих собственных границ. Такое уже случалось в истории России (Лондонская конвенция 1841 г., Парижский мир 1856 г.).

Таким образом, инициативы в этой сфере могут расцениваться как попытки расшатать систему договоренностей по проливам и привести остальные стороны к пониманию необходимости заключения нового соглашения ввиду «неэффективности» действующей конвенции (до России эта мысль доносится посредством демонстративных заходов военно-морских сил США и НАТО в Черное море)*. (*5 февраля с.г. для «обеспечения безопасности» в период Олимпийских игр в Сочи в Черное море зашел американский эсминец «Тейлор» и сел на мель в центральной части судоходного фарватера, обладая при этом современными видами связи и навигации. Буксировка поврежденного эсминца через проливы на военно-морскую базу США Суда-Бей на о. Крит (Греция) была начата лишь 7 марта 2014 г. Таким образом, был превышен допустимый конвенцией 21-дневный срок пребывания в Черном море военных кораблей нечерноморских стран (ст. 18).)  Строительство же нового канала, соответствуя общему вектору раскачивания ситуации в регионе, преследует и более конкретную цель, которая может представлять прямую угрозу России. В случае если Конвенция Монтрё не будет распространяться на новый пролив, военный флот нечерноморских держав, пройдя Дарданеллы (пусть даже без нарушений), сможет оставаться в новом проливе, не ограничивая себя 21-дневным сроком пребывания (ст. 18). Более того, Босфор-2 может стать стоянкой для «тяжелых» судов вплоть до авианосцев** (** В ноябре 2001 г. купленный китайцами у Украины недостроенный авианесущий крейсер «Варяг» (сейчас авианесущий крейсер «Ляонин» в составе Военно-морских сил Китая) после 16 месяцев ожидания в Черном море получил разрешение Турции на выход из Черного моря через проливы.)  (несмотря на запрет конвенции размещать базы в проливах), а также элементов ПРО морского базирования «Aegis», нацеленных на перехват межконтинентальных баллистических ракет.

Следует принять во внимание, что в ограничении влияния России заинтересованы не только и не столько в Турции (турки лишь хотят усилить собственные позиции путем замены широких международных договоренностей по проливам на более соизмеримые турецким потребностям), сколько в ряде других стран, которые традиционно поддерживали «грандиозные» инициативы в отношении проливов по мере наращивания Россией военно-политического потенциала в регионе. Задача нового соглашения, таким образом, может заключаться в попытке ограничить свободный российский транзит через проливы в Средиземное море (кстати, проект был озвучен спустя месяц после начала кризиса в Сирии).

Усиление же присутствия России в Средиземноморье в настоящий момент является одной из первоочередных задач в связи с угрозами санкций и международных исков в отношении России*, (*В июне 2012 г. российский корабль с вертолетами для Сирии был вынужден следовать в Средиземное море через Северное море из Балтийска мимо берегов Шотландии, где был остановлен, вследствие чего направился обратно в Калининград; в марте 2014 г. спецназ Военно-морских сил США захватил северокорейский танкер с нефтью, следовавший из контролируемого повстанцами ливийского порта. Операция была проведена по просьбе правительства Ливии и Кипра.) что потребует расширения военно-морского и консульско-дипломатического (открытие новых консульств) сопровождения ее торговых операций в Восточном Средиземноморье, Южной Европе, Ближнем Востоке, с Индией и другими странами (поставки зерна, углеводородов, оборудования и др.), реализации совместных экономических проектов в странах-партнерах, на морском шельфе и т. д.

Политика США исторически заключалась в стремлении «нейтрализовать» проливы, поскольку они позже всех начали «осваивать» Ближневосточный регион (с момента подписания торгового соглашения между США и Османской империей (Ottoman-American Treaty) в 1830 г.) и не обладали необходимым влиянием на политические события. Чувствуя некую ущербность от того, что обсуждение столь важного вопроса о порядке использования одной из основных морских артерий между Востоком и Западом происходило без их участия, американцы неоднократно заявляли, что не считают договоренности по проливам обязательными для себя. По мнению некоторых западных исследователей, США, не являясь участником Конвенции Монтрё и отправляя ежегодно в Черное море военные фрегаты, по сей день ставят себя в исключительное положение и проводят политику неприятия международных договоренностей6, нацеленную на подрыв устоявшегося порядка судоходства через проливы.

Мотивы США очевидны: играть главенствующую роль во всех основных международных соглашениях, а те, в которых они по каким-либо причинам не состоят, разваливать. Тем более что отрицательная сторона Конвенции Монтрё для американцев заключается не столько в ограничениях для военного флота нечерноморских держав, сколько в свободе прохода военного флота России из Черного моря в Средиземное. Ограничение военного и торгового потенциалов России путем сокращения транзита в проливах вполне укладывается в рамки геополитической стратегии «анаконды», в основе которой лежит принцип экономического «удушения» противника за счет выведения из под его контроля береговых зон и перекрытия выходов к морским пространствам.

Ввиду приостановки на неопределенный срок реализации российско-греко-болгарского проекта нефтепровода по территории Болгарии и Греции Бургас - Александруполис основным способом поставок российской нефти на Запад по «южному коридору» продолжает оставаться судотоннажный через проливы. Кроме того, экспорт российской нефти в Турцию составляет порядка 9-10 млн. тонн в год, и, по прогнозам, ее зависимость от российских поставок углеводородов будет расти. Турция, в свою очередь, обеспечивает безопасный транзит российской нефти в Европу через проливы и в этом, по мнению аналитиков, заключается прямая взаимозависимость между Россией и Турцией7. Сдерживание России в регионе будет означать в том числе ослабление ее торгово-экономических связей с Турцией (товарооборот с которой уже составляет 40 млрд. долларов в год и в ближайшие годы планирует достигнуть 100 млрд.)8, а ограничение российского судоходства через проливы может привести к прямой конфронтации между двумя странами. Таким образом, стороны, незаинтересованные в российско-турецком сближении, видят в конфронтации способ ослабления (прежде всего экономического) и России, и Турции.

Несмотря на то что Анкара является одним из ключевых партнеров США в рамках Североатлантического альянса, после распада СССР, по мнению американцев, Турция стала проводить слишком независимую политику в соответствии со своими интересами. В 2001 году по инициативе турецкой стороны была создана Черноморская военно-морская группа оперативного взаимодействия «Блэксифор», при помощи которой Турция фактически монополизировала в рамках НАТО контроль над Черным морем, не допуская до участия в группе другие страны - члены альянса, за исключением причерноморских (ссылаясь на Конвенцию Монтрё).

Во время южноосетинского конфликта в 2008 году турки не разрешили проход американских военных кораблей в Черное море с «гуманитарным» грузом для Грузии, чем вызвали ответную реакцию американцев: «Турция наш союзник по НАТО и ей следовало бы оказывать большую поддержку своему соседу - Грузии и партнерам по альянсу. Все это возвращает нас к ситуации 2003 года, когда Турция, заблокировав проход американских вооруженных сил в Ирак через свою территорию, совершила поступок, резко ухудшивший турецко-американские отношения. Мы надеялись, что это больше не повторится»9. В этой связи расчет, по-видимому, делается на то, что усиление контроля турецкой стороны над проливами обострит ее отношения с соседями. Например, это вряд ли понравится Греции (участнице Конвенции Монтрё), историческому сопернику Турции в регионе*. (*По данным греческой стороны, с 2009 г. зафиксировано более 868 нарушений греческих территориальных вод турецкими ВМС и порядка 4700 случаев нарушения национального воздушного пространства Греции ВВС Турции в Эгейском море. ) Усиление напряженности между Турцией и Грецией увеличивает их зависимость от США, традиционно претендующих на роль арбитра в Восточном Средиземноморье, и усиливает конфронтацию между Турцией и ЕС (Греция председательствует в ЕС в январе-июне 2014 г.).

С учетом этого, как представляется, предполагаемые цели Турции и США в отношении проливов несколько отличаются. Размывание Турцией договоренностей по проливам направлено в сторону расширения своих полномочий, сохраняя при этом права, закрепленные за Турцией в Конвенции Монтрё. В то же время планы США связаны с полным устранением договоренностей по проливам, ограничивающих военное судоходство нечерноморских стран.

Однако нельзя исключить вероятность того, что контроль турок над новым каналом будет не фактическим, а номинальным. Американцы не заинтересованы в сильной, независимой Турции, самостоятельно определяющей порядок пользования проливами. И если турки, не являясь участниками Конвенции ООН по морскому праву от 1982 года, рассчитывают самостоятельно регулировать прохождение судов через Босфор-2, то США, исторически не признавая никаких договоренностей по проливам и также не являясь участниками указанной конвенции ООН, вряд ли будут утруждать себя получением специального разрешения от турецких властей на проход через новый канал. В лучшем случае такое сотрудничество будет носить информационно-оповестительный характер.

Россия, которая напрямую увязывает проведение турками независимой политики с поддержанием безопасности в Черном море, наоборот, заинтересована в Турции как сильном региональном партнере. Взаимопонимание между двумя сторонами не должно страдать из-за необоснованных попыток нарушить или аннулировать имеющиеся договоренности по проливам исходя из исторических стереотипов о российско-турецком противостоянии в этом вопросе. Даже если Россия останется единственной страной, поддерживающей Конвенцию Монтрё, юридически договоренности останутся в силе и любые попытки кардинальным образом изменить условия прохода через проливы будут означать прямую угрозу безопасности России, что приведет к прямой конфронтации в первую очередь с Турцией - гарантом безопасности проливов. Пропуск же враждебного России флота через проливы de facto будет означать вступление Турции в войну, даже при условии официального турецкого нейтралитета (согласно статье 19 Конвенции Монтрё, запрещающей проход через проливы военного флота воюющих сторон). Очевидно, попыткой задействовать указанную статью конвенции объясняется появившаяся 18 марта этого года в прессе информация о якобы имевших место намерениях турецкой стороны закрыть для России Черноморские проливы в случае угрозы территориальной целостности Украины либо положению крымских татар.

Таким образом, попытка Турции проверить на прочность устоявшуюся систему регулирования судоходства через проливы путем принятия односторонних ограничений, а также инициатив по строительству нового канала в обход Босфора (а потенциально и Дарданелл) нацелена на еще большее расширение своих полномочий в отношении проливов по сравнению с теми, которые дает конвенция. При этом совсем не принимается в расчет то обстоятельство, что некая третья сторона может воспользоваться этими планами Турции для окончательной отмены действующих договоренностей по проливам, что приведет к их полной интернационализации, и в таком случае турки не только лишатся возможности увеличить свое влияние в проливах, но и потеряют какой-либо контроль над ними (как это уже случалось в истории Турции).

И все же не следует упускать из виду проект «Босфор-2», пусть даже угрозы в случае его реализации на данный момент являются гипотетическими. Более того, речь может идти о сотрудничестве в реализации этого проекта.

Если на Босфор-2 не будут распространяться никакие договоренности международного характера, Россия может найти для себя новые возможности его использования. Принимая во внимание стремительно меняющуюся политическую ситуацию в Черноморском регионе, вполне вероятно, что новый пролив может быть рассмотрен Россией в качестве альтернативного пути для стоянки или прохода российского флота в Мраморном море в рамках двусторонних договоренностей с Турцией. Новый канал может открыть возможность экспорта нефти и СПГ из Черноморского региона крупнотоннажными танкерами, обеспечивающими прямой выход на глобальные рынки углеводородов, и т. д.

При условии заключения таких договоренностей не исключено участие России в новом проекте в качестве инвестора. По предварительным подсчетам, затраты на строительство нового пролива уже оцениваются более чем в 20 млрд. долларов, а речь о крупных иностранных инвестициях пока не идет. Экономическая модель проекта предполагает создание и дальнейшее развитие инфраструктуры по обе стороны нового пролива, в частности строительство гостиничных комплексов, жилых помещений, аэропорта, морского порта и ряда предприятий с привлечением иностранного капитала. Но мало кто рискнет вкладывать деньги в проект канала с неопределенным статусом, на который не распространяются никакие международные договоренности, а регулирование судоходства зависит от воли турецкой стороны. США также вряд ли станут финансировать проект, если они не получат согласия Турции на его использование в своих прямых военно-стратегических целях. Единственный реальный способ покрыть затраты на строительство канала заключается во введении платы за проход*. (*Из интервью посла России в Турции В.Е.Ивановского турецкой газете «Радикал» от 30.04.2011 («Rusya Buyukelcisi: Montro korunmali»).)  

Не исключено, что «грандиозный и блистательный» проект, соответствуя вектору политики Эрдогана, направленной на поднятие уровня турецкого национального самосознания и традиционно прибавлявшей премьер-министру популярности у населения (особенно в отдаленных уголках страны), уже играет свою роль, способствовав победе правящей Партии справедливости и развития на муниципальных выборах в Турции 30 марта этого года. Как известно, Р.Т.Эрдоган намерен участвовать в президентских выборах в августе 2014 года, в ходе которых впервые в истории Турции президент страны будет избираться не парламентом, а прямым голосованием всех граждан Турции.

Проект канала планируется завершить к 2023 году (приурочив его к 100-летнему юбилею образования Турецкой Республики, в становлении которой немалую роль сыграл СССР). Его реализация позволит Турции продемонстрировать свою внешнеполитическую самостоятельность в решении столь важных вопросов, как международный порядок судоходства через проливы. Выступая перед однопартийцами 31 марта этого года, в ночь после победы на выборах, Р.Т.Эрдоган заявил о «рождении новой Турции». В этом случае из двух девизов «ноль проблем с соседями»*( *Внешнеполитическая доктрина А.Давутоглу, советника премьер-министра (в настоящее время министр иностранных дел Турции), озвученная в 2009 г.)   и «ноль движения по Босфору» Турции придется выбрать что-то одно. Вместе с тем следует учитывать возможность использования оппозицией усиливающегося недовольства общественности и интеллектуальной элиты в лице видных ученых-экологов в связи с неизбежными, по их мнению, последствиями экологической катастрофы, вызванной строительством канала «Стамбул»**. (**28 января 2014 г. в Стамбульском университете (Istanbul Bilgi University) состоялось заседание группы специалистов (видных турецких ученых) на тему «Юридические, городские и экологические аспекты строительства канала «Стамбул». Основной посыл заключался в обосновании угрозы, которую представляет новый пролив для Стамбула и его жителей. ) Представитель ведущей оппозиционной силы в Турции - Народно-республиканской партии***, (***Старейшая в стране партия, образована в 1923 году Мустафой Кемалем Ататюрком (основателем современной республиканской Турции). Находится в оппозиции к правящей ПСР.)  глава одного из районов Стамбула Мустафа Сарыгюль стремительно набирает популярность у прогрессивных горожан.

 

 

 1Речь премьер-министра Турции Р.Т.Эрдогана 27.04.2011 («Kanal Istanbul»).

 2Выступление Эрдогана в Брукингском институте (Вашингтон, США) 20 мая 2013; заявление министра транспорта, морских дел и коммуникаций Турции Б.Йылдырыма 15 октября 2013.

 3Заявление советского правительства об уважении территориальной неприкосновенности Турецкой республики от 13 авг. 1941 г. // Черноморские проливы. Сборник документов 1917-1946 гг. М., 1947. С. 157.

 4Ответная нота наркома, министра иностранных дел СССР В.М.Молотова на имя английского посла Керра от 20 июля 1945 г. // Черноморские проливы. Сборник документов 1917-1946 гг. М., 1947. С. 166.

 5Oguz Yuksel. Montreux’den gunumuze Turk Bogazlari. Yuksek Lisans Tezi. Ankara, 2007.

 6Howard Harry N. Turkey, the Straits and U.S.Policy. Baltimore and London. P. 20.

 7Mozur M. Turco-Russian Energy Relations: Interdependence and Prospects for Energy Security // The Washington Review of Turkish & Eurasian Affairs. May, 2011.

 8Озертем Хасан Селим; Оздал Хабибе. Турция и Россия: преодоление препятствий // Россия в глобальной политике // http//www.globalaffairs.ru

 9Enginsoy Umit. U.S. in talks with Turkey for Straits passage of its naval vessels // Turkish Daily News. 2008. Aug. 20.