Восстания арабов в XXI веке: что дальше?

Фактором, предопределяющим развитие обстановки на Ближнем Востоке и в Северной Африке, являются в настоящее время массовые выступления населения практически во всех странах региона. Особенностью этих выступлений стало то, что они охватили не только «проблемные», но и «благополучные» (с социально-экономической точки зрения) государства. Это – прежде всего, Тунис, где за период 2004-2009 гг. доход на душу населения вырос с 3,5 тыс. тунисских динаров (2,7 тыс. долл.) до 5 тыс. тунисских динаров (3,9 тыс. долл.), где на средний класс, составляющий 60% населения, приходится 83% потребления, где 80% семей являются собственниками жилья и 21% владеет автомобилями. Это также нефтедобывающая Ливия, где, как всегда, в начале года (буквально накануне начала восстания) нуждающиеся семьи получили дотации деньгами, продовольствием, а кое-кто и бесплатными сертификатами на автомобили[1].

Эти выступления были порождены комплексом общих для большинства арабских стран обстоятельств. Немалую роль сыграли процессы формирования гражданского общества. Наряду с поколениями, воспитанными в традициях государственного патернализма и преклонения перед харизматическими лидерами, появились новые, более образованные и информированные поколения, не желающие мириться с всевластием авторитарных режимов. Представителей этих поколений не устраивает «фасадная демократия», за которой скрываются авторитарные режимы, они ощущают себя не подданными, а гражданами, которые хотят сами решать проблемы своих стран, а невозлагать надежды на мудрость «отца нации».

Росту протестных настроений почти повсеместно способствовали высокая безработица среди молодежи, а также прекращение действия «социальных лифтов», вызванное окостенением политических систем. С другой стороны, налицо упрочение позиций и усиление влияния национальной буржуазии, стремящейся покончить с разделом экономики на «сферы влияния» между семейными кланами или группами бюрократической буржуазии, повальной коррумпированностью госаппарата, превращением арабских стран в «наследственные республики», подавлением демократических свобод. Немаловажное значение имело и недовольство существующим положением среднего класса, верхние слои которого выступали за демократизацию, а нижние – опасались, как бы не преодоленные полностью кризисные явления в экономике не привели к их падению на «социальное дно».

Во многих странах на это наслоилась порождающая чувство безысходности нищета значительной части населения. Существовали, естественно, и локальные причины – крайне тяжелое социально-экономическое положение в Египте, где 40% населения живет менее чем на 2 доллара в день; почти монопольный контроль над экономикой кланов Тарабелси и Бен Али, которые владели 30% национального богатства Туниса; недовольство считающих себя обделенными племен Киренаики в Ливии; социальное неравенство между суннитами и шиитами на Бахрейне, межплеменные противоречия в Йемене и т.д. [2]

Правящие режимы повсеместно недооценили грозившую опасность. О непонимании ими складывающейся ситуации свидетельствуют намерения президента Хосни Мубарака и лидера ливийской революции Муаммара Каддафи передать по наследству власть своим сыновьям. Если бы, например, в Сирии были выполнены принятые в 2005 году на Х съезде «Баас» решения, предусматривавшие политическую либерализацию, а М. Каддафи прислушался к советам своего сына Сейф аль-Ислама, принял Конституцию и провел выборы в парламент, нынешних трагедий можно было бы, видимо, избежать.

Нельзя, вместе с тем, упускать из виду, что в оппозиции находятся мощные социальные и политические силы, и что ее целью является не разрушение старого мира, а его реформирование. Так, в Египте предполагается ограничить полномочия президента четырьмя годами и двумя сроками пребывания у власти, сделать обязательным назначение вице-президентов, изъять из Конституции статью о противостоянии террористическим угрозам.

В Тунисе планируется избрать Национальную учредительную ассамблею, которая разработает новую Конституцию.

В Сирии отменено чрезвычайное положение, приняты декреты о введении многопартийности, условиях и порядке выборов в Народный совет и местные советы, местном самоуправлении и свободе печати, в феврале 2012 года должны состояться парламентские выборы.

В Саудовской Аравии оппозиция требует проведения выборов в Консультативный совет (который сейчас назначается королем) и преобразования страны в конституционную монархию.

На Бахрейне радикальные шиитские организации добиваются провозглашения республики, а умеренные – принятия новой Конституции, в соответствии с которой министры будут избираться, а не назначаться королем.

В Алжире предполагается изменить законы, регулирующие избирательный процесс и деятельность политических партий.

В Марокко король Мухаммед VI принял решение о разработке новой Конституции, которая предусматривала бы выдвижение премьер-министра победившей на парламентских выборах партией вместо назначения его монархом.

По иному обстоит, правда, дело в Ливии, где в соответствии с подготовленной Национальным переходным советом декларацией предполагается в течение двухлетнего «переходного периода» принять Конституцию и подготовить всеобщие выборы, но при этом целью проводимых преобразований будет, по словам председателя ПНС Мустафы Абд аль-Джалиля, создание «исламского государства»[3].

Таким образом, следствием народных выступлений станет, видимо, некоторая либерализация существующих политических систем, произойдет расширение политического представительств на плюралистической основе. Масштабы либерализации во многом будут зависеть от того, что будут представлять собою новые Конституции государств региона, и от того, как будут организованы и каковы будут результаты парламентских и президентских выборов. Но при этом было бы преждевременно рассчитывать на превращение арабских стран, где гражданское общество только еще формируется, в демократии западного образца (что наглядно продемонстрировал пример Ирака). В данном контексте может представлять интерес мнение бывшего помощника по национальной безопасности Президента США Б.Скоукрофта, считающего, что «последние события в мире, в частности, на Ближнем Востоке, это не демократия как таковая. Но это крик о человеческом достоинстве. Люди хотят, чтобы правительства их уважали и не относились как к пешкам, думая лишь о выгоде для себя и кучки приближенных»[4].

Главным является, однако, даже не предстоящая либерализация политических систем, а выход на политическую арену народных масс, бывших ранее безучастными наблюдателями того, как одни авторитарные режимы сменяются в результате военных переворотов другими. Хотя политическая активность масс в перспективе, видимо, спадет, население арабских стран вряд ли вновь превратится в прежнюю покорную толпу, и новые правители не смогут это игнорировать. «Раньше, - отмечает сотрудник иракского Центра стратегических исследований Азиз Джабер, - во всех арабских странах считали, что народ боится своих руководителей. Теперь руководители должны бояться своих народов. Это – эпохальное событие в арабской политической жизни, в арабской истории»[5]. Нет, однако, никаких гарантий того, что массы всегда будут действовать конструктивно, а не деструктивно…

Новым властям придется столкнуться с немалыми сложностями. Только прямые потери в результате восстаний достигли 6,3 млрд. долл. в Египте и 2,6 млрд. евро в Тунисе. На это наслаивается угроза снижения прибылей от туризма, обеспечивающих 11% доходов АРЕ и формирующих 50% бюджета Туниса[6]. Ливии, по оценке главы ведомства по реконструкции экономики ПНС Ахмеда Джихани, потребуется десять лет, чтобы ликвидировать ущерб, нанесенный гражданской войной народному хозяйству страны. Придется решать и такие задачи, как ликвидация нищеты (бедняки составляют 41,8% населения Йемена, 22,6 – Алжира, 19% - Марокко) и трудоустройство молодежи (безработица среди молодежи достигает 42,8% в Египте, 30,4 – в Тунисе, 24,4% - в Сирии). Для решения этих проблем потребуются годы.

После падения режима М. Каддафи может трагически сложиться судьба Ливии, где противостояние Киренаики и Триполитании, различных племен (которых насчитывается несколько сотен), арабов и берберов, исламистов и секуляристов, а также местных и вернувшихся из эмиграции лидеров оппозиции способно привести к «сомализации» страны. Ситуацию еще больше осложняет то, что ПНС, укомплектованный, в основном, выходцами из Киренаики и пришедший к власти с помощью натовских штыков, не будет рассматриваться жителями двух других частей Ливии – Триполитании и Феззана – как легитимный. Придется к тому же создавать государственные структуры, призванные занять место джамахирийских органов управления. Не являются обнадеживающими и перспективы возобновления добычи нефти, производство которой упало с 1,6 млн. баррелей до 0,1 млн. баррелей в день[7]. По прогнозам специалистов, вывести ее экспорт на довоенный уровень удастся лишь через 1-3 года[8].

Снижению вероятности развития событий по «сомалийскому сценарию» и новой вспышки гражданской войны могло бы способствовать быстрое формирование в Ливии нового органа власти, включающего в себя представителей всех регионов и крупнейших племен, проводящего политику национального примирения и способного в кратчайшие сроки организовать парламентские и президентские выборы. Здесь важную роль сыграло бы содействие процессам становления новой политической системы со стороны Организации Объединенных Наций.

Расходы по ликвидации материального ущерба, причиненного в арабских странах произошедшими восстаниями, повлекут за собою падение жизненного уровня населения. На это наложится разочарование в не оправдавших себя моделях развития (капиталистической в Египте, социал-демократической в Тунисе, джамахирийской в Ливии). Вполне вероятно, что через какое-то время будет потеряно доверие и к демократическим институтам из-за их неспособности быстро решить стоящие перед арабскими странами проблемы (по данным еженедельника «Телькель», этот процесс уже начался в Марокко[9]).

Возникнет идеологический вакуум, который может заполнить идеология религиозного возрожденчества. Правда, на данный момент влияние исламистов в большинстве государств Ближнего Востока и Магриба не столь уж значительно. Вместе с тем, формируются предпосылки для усиления влияния фундаменталистов. Встает, однако, вопрос, каких именно фундаменталистов. В Тунисе, например, ведущей интегристской организацией является «Ан-Нахда», перешедшая еще 10 лет назад на умеренные позиции: на состоявшемся в 2001 г. в Лондоне конгрессе этой организации было объявлено об отказе от силовых методов борьбы и о приверженности демократии[10].

В АРЕ Ассоциацию Братьев-мусульман (АБМ) поддерживает 15-20% египтян. Руководство египетской АБМ с 1977 г. взяло курс на превращение ее в политическую партию. «Ихваны» пришли к выводу, что терроризм ведет религию к духовному самоубийству и начали осуждать вылазки экстремистов[11]. Ассоциация стала считать парламентскую, более того – многопартийную, систему соответствующей исламским принципам[12]. Отказались «Братья» и от деления мусульман на «истинных» и на «не следующих предписаниям ислама»[13]. В настоящее время АБМ пользуется поддержкой респектабельных «мусульманских» банков и компаний, для которых следование религиозным нормам является оружием в конкурентной борьбе. Стремление «исламского капитала» к сотрудничеству с перешедшими на умеренные позиции «Ихванами» объясняется и надеждами на то, что те могут стать заслоном против роста влияния радикальных исламистов. «”Братья-мусульмане”, - констатирует профессор Эксетерского университета Г.Ноннеман, - не являются радикальной и экстремистской организацией, как это представляют некоторые СМИ. Скорее, наоборот, эта организация борется с различными формами исламского радикализма. Конечно, в Египте существуют исламистские экстремисты, но их число очень невелико»[14].

В свете вышеизложенного приход к власти «Ан-Нахды» в Тунисе либо «Братьев» в АРЕ (даже если такое произойдет) вряд ли окажет дестабилизирующее влияние на обстановку в регионе.

Иной выглядит ситуация в Йемене, где сторонники шариата и «Аль-Каида» на Аравийском полуострове установили контроль над тремя городами на юге страны. Иная ситуация в Ливии, где на стороне повстанцев сражаются боевики Ливийской исламской боевой группы (возглавлявший ее в 90-е гг. Абд аль-Хаким би-ль-Хадж стал верховным командующим военного совета Триполи) и боевики «Аль-Каиды» (уже провозгласившей исламский эмират в Дерне). Свои особенности у ситуации в Сирии, где баасистам противостоят братья-мусульмане и «Аль-Каида». Приход фундаменталистов к власти в САР, Ливии или Йемене повлек бы за собою превращение этих стран в рассадник религиозного экстремизма со всеми вытекающими из этого опасными последствиями для Арабского Востока, для Запада, да и для России.

Что касается воздействия на события внешнего фактора, то в какой-то мере влияние на настроения в арабском мире оказали американские идеи реформирования Большого Ближнего Востока и Северной Африки, пропаганда американцами демократических ценностей, критика ими авторитаризма. Вместе с тем вряд ли правомерна точка зрения, в соответствии с которой Вашингтон является непосредственным организатором нынешнего хаоса. Другое дело, что американцы сумели быстро разобраться в обстановке. Свидетельство тому – их отказ от поддержки Х. Мубарака. Видимо, в Соединенных Штатах сразу же пришли к выводу, что его режим обречен, и предпочли открыть путь к установлению тесных отношений с грядущим «новым Мубараком».

Исключение составляет опять же Ливия. В последнее время в западных столицах возникли новые претензии к М. Каддафи. После того, как руководство ВСНЛАД (эта аббревиатура – официальное название Ливии при Каддафи: Великая Социалистическая Народная Ливийская Арабская Джамахирия) отказалось от планов создания оружия массового уничтожения, приняло решение выплатить 2,7 млрд. долл. компенсации родственникам пассажиров погибшего над Локерби авиалайнера и взрыва в дискотеке «Ля Белль» в Западном Берлине и допустило в страну иностранные компании[15], у Запада, похоже, появились надежды, что М. Каддафи пойдет на приватизацию Национальной нефтяной корпорации (ННК), контролирующей большую часть добычи углеводородов в стране, и выставит ее на продажу. Этого, однако, не произошло. Следующий шаг, который мог вызвать раздражение Запада, был сделан в январе 2009 г., когда М. Каддафи заявил, что Джамахирия может национализировать иностранные нефтяные компании в случае, если цена нефти на мировом рынке не увеличится до 100 долл./бар.

Вскоре после этого ННК пересмотрела условия контрактов с французской компанией «Тоталь» – Ливия получила единовременный бонус в размере 500 млн долл., а доля ее участия должна была увеличиться до 50%. Было, кроме того, объявлено, что доля участия в разработках нефти иностранных корпораций будет понижена до 10-15%. Кроме того, начав четыре года назад переговоры с Францией о покупке 14 истребителей «Рафаль», М.Каддафи затем прервал их и сделал выбор в пользу российских самолетов[16].

Заметную роль играет внешний фактор и в разжигании беспорядков в Сирии. Мятежники получают поддержку со стороны Саудовской Аравии и других стран Персидского залива, считающих, что падение дружественного Тегерану режима президента Башара Асада ослабит влияние Ирана на Ближнем Востоке. Аналогичной точки зрения придерживаются и западные державы, наращивающие политическое и экономическое давление на Дамаск.

Что касается России, то можно предполагать, что какие бы режимы (за исключением радикальных исламистских) ни пришли к власти в арабских странах, на наших политических отношениях с ними это вряд ли отразится. На Ближнем Востоке и в Северной Африке исходили и будут исходить из того, что РФ – как, впрочем, и Европейский союз и, пусть в меньшей степени, Китай – выступают на региональной арене в качестве противовеса США, и поддержание активных отношений с ними позволяет арабским государствам придавать своей внешней политике сбалансированный характер.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs