Архив 4 номера 2024 года Проблемы правомерности деятельности Международного уголовного суда. Заключение Международно-правового совета при МИД России

К читателю «Международной жизни»

Вашему вниманию предлагается материал, ставший итогом практического анализа в Международно-правовом совете при Министерстве иностранных дел Российской Федерации вопроса о деятельности так называемого Международного уголовного суда (МУС).

Международно-правовой совет при МИД России, созданный в 2009 году, призван укрепить сотрудничество министерства с отечественным правовым сообществом. Это востребовано в интересах практической работы МИД и одновременно может способствовать поступательному развитию самой науки. Организация деятельности Совета и его взаимодействия со структурными подразделениями МИД возложена на Правовой департамент министерства.

Данный материал является не первым результатом деятельности Совета, опубликованным в журнале. В предыдущие годы вниманию читателей предлагались материалы, посвященные разной тематике, включая, например, концепцию «ответственности по защите».

В проработке вопроса и составлении правового заключения Совета о правомерности деятельности МУС приняли участие известные российские ученые-международники. Список членов Совета прилагается.

Научный интерес к данной теме обусловлен деструктивными проявлениями в работе МУС, который последовательно нарушает общепризнанные нормы международного права и стандарты правосудия. Доставив в свое время немало неприятностей странам Африки, этот псевдоправовой орган занялся теперь другими государствами, неугодными Западу. При этом преступления западных стран и их союзников остаются вне поля зрения МУС. Эта структура, на которую международным сообществом когда-то возлагались надежды, превратилась в насквозь коррумпированный и работающий строго по политическим заказам орган. Неудивительно, что и в научном заключении Международно-правовой совет приходит к выводу о его полной дискредитации и утрате международной легитимности.

Директор Правового департамента МИД России М.Мусихин

Проблемы правомерности деятельности Международного уголовного суда. Заключение Международно-правового совета при МИД России

Правовая природа МУС

Международный уголовный суд (МУС) создан на основе международного договора - Римского статута (РС) от 17 июля 1998 года¹. По состоянию на 1 апреля 2024 года сторонами РС являются 124 государства. Несмотря на кажущийся внушительным численный состав участников², данный договор не может считаться универсальным. В нем, в частности, не участвуют три из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН - Россия³, Китай и США; промышленно развитые и густонаселенные - Индия, Пакистан, Турция, Малайзия, Индонезия; государства Арабского Востока, за исключением Иордании и Туниса; многие другие государства⁴.

В разное время о намерении не становиться сторонами РС заявили ранее подписавшие его Израиль, Россия, США и Судан.

В отличие от суверенных государств - главных и основных субъектов международного права, международные организации являются его производными субъектами, порождаемыми соглашением между государствами. Они, «вопреки нередко встречающимся утверждениям… не являются какими-то общемировыми, сверхнациональными образованиями, «поглощающими» суверенные права государств и диктующими им правила и нормы поведения на мировой арене»⁵. В любом случае объем полномочий международных организаций не может превышать объем полномочий государств, которые их учредили.

Осуществление МУС судебных функций не противоречит его правовой природе как международной организации. Из этого вытекает, что деятельность МУС как межгосударственного судебного органа должна осуществляться в точном соответствии с положениями договора, на основании которого он создан, то есть РС. Вместе с тем применение и толкование Статута (и иных документов, регламентирующих деятельность МУС) должно осуществляться на основе и при непременном соблюдении норм действующего международного права, в первую очередь Устава ООН и закрепленных в нем принципов международного права.

Неотъемлемым элементом правосубъектности любой международной организации является способность нести ответственность за международно-противоправные деяния⁶. В 2011 году Комиссия международного права ООН приняла проект статей «Ответственность международных организаций», в значительной степени кодифицировавший нормы обычного международного права в данной области. Вполне логично предположить, что международные организации, выполняющие функции судебного органа, могут, как и любые другие международные организации, совершать противоправные деяния и нести за них ответственность⁷.

Юрисдикция МУС

Как отмечается в преамбуле к РС и его статье 1, МУС должен дополнять (а не подменять собой) национальные органы юстиции. Согласно статье 5 указанного международно-правового акта, юрисдикция Суда ограничивается самыми «серьезными преступлениями, вызывающими озабоченность всего международного сообщества». Под эту категорию подпадают преступление геноцида, преступления против человечности, военные преступления и преступление агрессии. При этом МУС обладает юрисдикцией в отношении указанных преступлений, только если они были совершены на территории (или на борту морского или воздушного судна) государства - участника РС либо его гражданином (статья 12).

Не участвующие в РС государства могут признать юрисдикцию МУС в отношении перечисленных в статье 5 преступлений посредством специального заявления при выполнении условий, указанных в статье 12 Статута. Первым в 2003 году такой возможностью воспользовался Кот-д’Ивуар (за десять лет до ратификации им РС)⁸, за ним в 2014 году последовала Украина⁹.

Что касается преступления агрессии, то в соответствии со статьями 15 bis и 15 ter Римского статута¹⁰ МУС может осуществлять свою юрисдикцию только при передаче ему соответствующей ситуации Советом Безопасности ООН или самим государством¹¹.

Несмотря на указанные положения РС, ограничивающие юрисдикцию МУС, в том числе ratione temporis и ratione loci, в своей практике Суд неоднократно отступал от них и, по сути, действовал за пределами своих полномочий.

Осуществление юрисдикции в отношении государства, вышедшего из Римского статута

В феврале 2018 года Прокурор МУС объявил о начале предварительного изучения ситуации на Филиппинах¹². 16 марта 2018 года Филиппины уведомили Генерального секретаря ООН о выходе из Римского статута. 17 марта 2019 года выход состоялся (согласно статье 127 РС он вступает в силу через год после даты получения уведомления о выходе, если в уведомлении не указывается более поздний срок).

По состоянию на указанную дату (17 марта 2019 г.) дело находилось на стадии предварительного изучения. Лишь в 2021 году, когда Филиппины уже не являлись участником РС, Прокурор запросил и получил согласие Палаты предварительного производства на запуск полноценного расследования¹³. В 2023 году это решение было подтверждено Апелляционной палатой¹⁴ (причем с минимальным перевесом в один голос - трое судей против двух; последние отразили свое несогласие с решением в особом мнении).

Согласно статье 5 Венской конвенции о праве международных договоров она «применяется к любому договору, являющемуся учредительным актом международной организации, и к любому договору, принятому в рамках международной организации»¹⁵. Это означает, в частности, что каждое государство обладает суверенным правом на выход из учредительного договора международной организации (применительно к МУС оно закреплено в статье 127 РС). Инициирование Судом расследования ситуации в вышедшем из РС государстве противоречит этому праву. Не согласуется оно и с суверенным правом каждого государства давать согласие на подчинение юрисдикции того или иного международного суда¹⁶.

Пункт 2 статьи 127 РС действительно предусматривает, что выход из этого договора не освобождает государство от выполнения обязательств, которые возникли в период его участия в Статуте. Однако данное положение конкретизирует статью 70 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года: выход государства из международного договора не влияет на обязательства, возникшие у него в период его выполнения. Это положение необходимо толковать с учетом основополагающего принципа права международных договоров: договор обязателен только для его участников. Обязательство сотрудничать с МУС по статье 86 Статута касается только участников этого договора. В самой статье 70 Венской конвенции норме о сохранении обязательств (подпункт «b» пункта 1) предшествует положение о том, что после выхода из договора государство освобождается от всякого обязательства его выполнять в дальнейшем (подпункт «а» пункта 1).

Каких-либо оснований считать, что статья 127 РС представляет собой дополнительную договоренность, расширяющую объем обязательств государств, прекращающих свое участие в МУС, по сравнению со статьей 70 Венской конвенции, не имеется. Иное не подтверждается материалами Римской конференции¹⁷. Следовательно, при выходе государства из РС у него могут оставаться только те обязательства, которые возникли в период участия в договоре. Речь может идти только о конкретных просьбах о сотрудничестве, которые МУС направил данному государству до его выхода из РС. После этого новые обязательства у такого государства перед Судом возникать не могут. Иное толкование означало бы бесконечное подчинение вышедшего из МУС государства всем обязательствам по Статуту, то есть фактически обессмысливало бы саму идею выхода из международного договора.

Таким образом, следует согласиться с судьями Апелляционной палаты, проголосовавшими против подтверждения решения о начале расследования ситуации на Филиппинах. По их мнению, условия для осуществления Судом своей юрисдикции, указанные в статье 12 РС, должны существовать на момент ее задействования в соответствии со статьей 13 РС, то есть на момент санкционирования Палатой предварительного производства МУС начала расследования соответствующей ситуации¹⁸. Как справедливо указано в особом мнении, решающее значение в данном деле имеет тот факт, что выход Филиппин из Статута состоялся до запроса Прокурора о начале расследования¹⁹. Примечательно, что судьи, голосовавшие за решение, не оспаривали этот тезис, а предпочли вовсе не рассматривать данный вопрос, ссылаясь на процедурные препятствия.

Нарушение юрисдикции ratione loci

Расследуемая Прокурором МУС ситуация в Бангладеш касается предполагаемой насильственной депортации представителей народности рохинджа из Мьянмы в Бангладеш как преступления против человечности по подпункту «d» пункта 1 статьи 7 Римского статута. Канцелярия Прокурора МУС²⁰, а затем его Палата предварительного производства²¹ в 2018 году пришли к выводу о наличии в данном деле условий для осуществления Судом юрисдикции на основании подпункта «а» пункта 2 статьи 12 РС. Согласно последнему Суд обладает юрисдикцией, если «государство, на территории которого имело место деяние», является стороной РС. Между тем Мьянма в данном международном договоре не участвует и даже не подписала его.

В соответствии с аргументацией МУС депортация по своей сути представляет «трансграничное преступление» (inherently transboundary crime)²² и в этой связи перемещение представителей рохинджа из Мьянмы в Бангладеш является преступлением, частично совершенным на территории Бангладеш (что якобы позволяет задействовать пп. «а» п. 2 ст. 12 РС). Этот факт Суд посчитал достаточным для установления своей юрисдикции, хотя Бангладеш не является ни государством, на территории которого имели место соответствующие деяния, ни государством гражданства предполагаемых преступников.

По логике МУС, ограничительное толкование подпункта «а» пункта 2 статьи 12 противоречило бы объекту и целям РС²³. Таким образом, вынося свое решение, судьи Палаты предварительного производства отказались учитывать намерение государств при разработке РС ограничиться узким толкованием территориальной юрисдикции в подобных случаях²⁴.

Тем самым, как и в случае с Филиппинами, МУС пытается осуществлять юрисдикцию в отношении государства, не участвующего в Римском статуте. Если применительно к Филиппинам он расширительно истолковал положение статьи 127 об остаточных обязательствах выходящего государства, то в случае с Мьянмой он произвольно распространил свою юрисдикцию на государство, которое никогда не было участником Статута, на том основании, что расследуемые им преступления были частично совершены на территории Бангладеш.

МУС и иммунитет должностных лиц государства

Согласно решению Международного Суда ООН от 14 февраля 2002 года по делу «Об ордере на арест от 11 апреля 2000 года» (ДРК против Бельгии), «в международном праве твердо установлено, что, как и дипломатические, и консульские агенты, некоторые должностные лица государства высокого ранга, такие как глава государства, глава правительства и министр иностранных дел, пользуются иммунитетом от юрисдикции в других государствах, как гражданской, так и уголовной»²⁵. Эта позиция находит широкое подтверждение в доктрине²⁶ и в работе Комиссии международного права ООН²⁷.

Применительно к участвующим в Римском статуте государствам действуют положения пункта 2 его статьи 27, согласно которым «иммунитеты или специальные процессуальные нормы, которые могут быть связаны с должностным положением лица, будь то согласно национальному или международному праву, не должны препятствовать осуществлению судом его юрисдикции в отношении такого лица». Тем самым участники РС договорились, что для целей уголовной юстиции в рамках деятельности МУС иммунитеты в отношениях между ними не действуют. Иными словами, имел место своего рода коллективный договорный отказ государств - участников РС от иммунитета своих должностных лиц в пользу юрисдикции МУС.

Вместе с тем в соответствии с пунктом 1 статьи 98 РС «Суд не может обращаться с просьбой о предоставлении в распоряжение (request for surrender) или с просьбой о помощи, которая требовала бы от запрашиваемого государства действий, противоречащих его обязательствам по международному праву в отношении государственного или дипломатического иммунитета лица или имущества другого государства, до тех пор, пока Суд не заручится сотрудничеством этого другого государства в вопросе отказа от иммунитета». Это положение должно применяться в том числе в случае просьб о помощи, касающихся выдачи должностных лиц не участвующих в РС государств.

В 2019 году Апелляционная палата МУС в своем постановлении по делу Президента Судана О.Башира (апелляционная жалоба Иордании)²⁸, бездоказательно заявила об отсутствии международно-правового обычая, в соответствии с которым глава государства наделен иммунитетом от юрисдикции международных судов. Согласно указанному решению, такие суды, «осуществляя производство в отношении международных преступлений, не действуют от имени отдельного государства или государств. Скорее они действуют от лица международного сообщества в целом»²⁹. При этом в манере, совершенно не свойственной судебным актам, Апелляционная палата в обоснование своей позиции сослалась на аргументы судей, заявивших особое мнение³⁰, вместо того чтобы привести собственные доводы, какими бы малоубедительными они в итоге ни оказались.

Между тем только государства - участники МУС посредством участия в международном договоре (Римском статуте) могли отказаться от иммунитетов своих должностных лиц в отношениях между собой и с МУС. Что касается государств, не участвующих в Статуте, то нормы общего международного права об иммунитетах должностных лиц государства в полной мере продолжают действовать как между ними, так и в их отношениях с государствами - участниками МУС.

В доктрине имеет место точка зрения, согласно которой иммунитет от международной уголовной юрисдикции вовсе не является международно-правовым обычаем³¹. Она обосновывается тем, что в отсутствие до 1990-х годов постоянно действующих международных органов уголовного правосудия такой правовой обычай не мог возникнуть в силу отсутствия как практики, так и opinio juris. Этот аргумент следует отвергнуть. То, что каждое отдельно взятое государство, участвующее в РС, связано нормами международного права об иммунитете иностранных должностных лиц, бесспорно. Эти нормы задают пределы возможного осуществления каждым таким государством своей уголовной юрисдикции. Им корреспондируют права других государств на соблюдение иммунитета их должностных лиц от иностранной уголовной юрисдикции. Очевидно, что несколько государств (и даже существенное их количество) не могут посредством заключения соглашения между собой преодолеть данные пределы, тем самым посягнув на упомянутые права третьих государств.

Еще один бытующий довод - неприменение иммунитетов должностных лиц в деятельности Нюрнбергского и Токийского трибуналов по итогам Второй мировой войны, а также международных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде³². Этот аргумент также следует признать несостоятельным. Ни Германия, ни Япония не ставили вопрос об иммунитете своих должностных лиц, да и не могли его ставить, так как суверенные права этих государств осуществляли союзники-победители³³. Трибуналы же по Югославии и Руанде были созданы резолюциями Совета Безопасности ООН, соблюдение обязательных положений которых в силу статьи 103 Устава этой организации является обязательством, имеющим преимущественную силу над прочими международными обязательствами.

Таким образом, аргументация МУС по делу О.Башира - не что иное, как попытка Суда произвольно расширить свои полномочия в одностороннем порядке, ограничив суверенные права государств, не участвующих в РС. Этот подход противоречит нашедшему свое отражение в статье³⁴ Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года принципу «Рacta tertiis nec nocent nec prosunt», заключающемуся в том, что договор не может создавать обязательств или прав для третьего государства без его на то согласия. Нарушены в данном случае были и принципы права международных организаций, в частности принцип их специализации и недопустимости действий, выходящих за пределы их компетенции. Утверждение Апелляционной палаты МУС об отсутствии обычной международно-правовой нормы, наделяющей должностных лиц государства иммунитетом от уголовного преследования со стороны международных судов, не подтверждается ни практикой государств, ни opinio juris. Неудивительно, что оно незамедлительно вызвало неприятие в экспертном сообществе³⁵.

17 марта 2023 года МУС объявил о выдаче Палатой предварительного производства ордеров на арест Президента Российской Федерации и уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребенка. Текст ордеров не раскрывался из соображений «защиты жертв и свидетелей, а также соблюдения интересов расследования»³⁶. Официальные российские представители расценили ордера как юридически ничтожные³⁷. В некоторых странах и международных организациях, напротив, их выдача приветствовалась на официальном уровне³⁸. Более того, декларировалась готовность привести их в исполнение³⁹.

В дополнение к абсурдности обвинений, в связи с которыми были выданы ордера (эвакуация детей с линии фронта безосновательно преподносится в них в качестве якобы насильственной депортации), соответствующее решение принято в нарушение общепризнанных норм международного права об иммунитете должностных лиц государства, в том числе об абсолютном иммунитете действующего главы государства от иностранной уголовной юрисдикции.

Правовой смысл выдачи МУС ордера на арест заключается в наложении на государства, участвующие в РС, обязательства арестовать лицо, в отношении которого выдан ордер. Однако в случае, когда данное лицо пользуется иммунитетом как должностное лицо государства, не участвующего в МУС, а Суд не заручился сотрудничеством такого государства, выдача подобного ордера противоречит статье 98 РС. Следовательно, он является противоправным.

Противоправными будут и попытки исполнить неправомерно выданные ордера. Важно подчеркнуть, что у МУС отсутствует собственный аппарат принуждения. Соответственно, исполнение ордеров на арест возможно лишь посредством действий правоохранительных органов отдельных государств. Эти действия сами по себе являются формой осуществления юрисдикции предпринимающего их государства. Как показано выше, тот факт, что ордер на арест был выдан МУС, а не национальными правоохранительными органами, не освобождает соответствующее государство от соблюдения иммунитета иностранных должностных лиц.

Таким образом, попытка какого-либо государства привести в исполнение ордер на арест от 17 марта 2023 года станет международно-противоправным деянием и повлечет его международно-правовую ответственность.

Роль МУС в урегулировании конфликтов

При создании МУС государства руководствовались представлением о том, что привлечение к уголовной ответственности на международном уровне лиц, виновных в наиболее тяжких международных преступлениях, будет способствовать урегулированию конфликтов и постконфликтному примирению. В этой связи РС предусматривает определенную схему взаимодействия МУС с Советом Безопасности ООН как главным органом, ответственным за поддержание международного мира и безопасности. СБ ООН может как поручить Суду расследовать ту или иную ситуацию, так и отложить начатое расследование. Тем самым МУС задумывался как элемент международной системы урегулирования конфликтов под эгидой Организации Объединенных Наций.

На практике результаты деятельности МУС в качестве фактора мира оказались как минимум неоднозначными⁴⁰.

Так, попытка уголовного преследования действовавшего Президента Судана О.Башира («ситуация в Дарфуре» была передана Суду Советом Безопасности ООН в 2005 г.) не только предпринималась в нарушение норм международного права об иммунитете глав государств, но и поставила под угрозу срыва посреднические усилия по урегулированию конфликта в регионе. В частности, официальные лица Лиги арабских государств заявляли, что решение МУС создает опасный прецедент в системе международных отношений и может самым негативным образом сказаться на обстановке внутри Судана и в регионе в целом⁴¹. ЛАГ в качестве amicus curiae представила в МУС развернутые аргументы в поддержку апелляционной жалобы Иордании, заявив, что цели международного уголовного правосудия «не должны достигаться любой ценой. Борьба против безнаказанности должна вестись в рамках международного права, включая его нормы, гарантирующие упорядоченные отношения между государствами»⁴².

Показательно, что ни одно государство так и не выполнило предписание Суда. Есть основания утверждать, что при этом страны Африки, принимавшие О.Башира с визитами, исходили, с одной стороны, из наличия у него иммунитета, а с другой - из понимания контрпродуктивности его уголовного преследования в МУС.

Таким образом, роль Суда в дарфурском деле нельзя назвать успешной ни в плане обеспечения правосудия, ни в плане содействия национальному примирению. Напротив, его действия фактически усилили напряженность в Восточной Африке⁴³ и стали причиной многолетнего разлада между МУС и Африканским союзом.

Другим примером деятельности Суда без учета реального контекста политического урегулирования стало расследование ситуации в Кении. В 2013 году находившийся под его обвинениями (в связи с внутриполитическим кризисом 2007-2008 гг.) У.Кениатта был избран президентом этой страны. В результате МУС оказался в положении органа, пытающегося путем уголовного преследования обвиняемых содействовать урегулированию ситуации, которая на деле уже была урегулирована через компромиссы между политическими силами и голосование граждан. Расследование было закрыто в 2015 году со ссылкой на недостаточность доказательств. В итоге многолетняя работа МУС по Кении не привела к результатам ни в плане непосредственного осуществления уголовного правосудия (по делу, в котором в общей сложности фигурировало восемь лиц, не вынесено ни одного приговора), ни в плане содействия урегулированию внутриполитического конфликта.

Приведенные примеры (а их перечень можно продолжать) свидетельствуют о том, что МУС, вместо того чтобы служить средством мирного урегулирования споров, зачастую становится источником новых конфликтов или проблем.

В целом тот факт, что на протяжении долгого времени после начала своей работы в 2002 году Суд занимался исключительно африканскими делами (ситуации в ДРК, ЦАР, Уганде, Судане, Кении, Ливии, Кот-д’Ивуаре, Мали), послужил поводом для разработки Африканским союзом рекомендательной «Стратегии выхода из МУС», которая была одобрена его высшим органом - Ассамблеей Союза⁴⁴.

Необоснованное уголовное преследование лиц

В деятельности МУС также отмечаются проблемы с соблюдением основополагающих прав человека, включая защиту от неправомерного и необоснованного судебного преследования. Наиболее ярким примером в этом отношении стало дело бывшего вице-президента Демократической Республики Конго Жана-Пьера Бембы, приговоренного МУС к 18 годам тюремного заключения. В июне 2018 года (после десяти лет под стражей в следственном изоляторе МУС в Гааге) Апелляционная палата МУС отменила приговор, вынесенный в отношении него в 2016 году первой инстанцией⁴⁵, и сняла с него все обвинения в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в Центральноафриканской Республике в период с 2002 по 2003 год⁴⁶.

После этого Ж-П.Бемба обратился в МУС с требованием выплатить ему компенсацию в размере 68 млн евро за десятилетнее необоснованное содержание под стражей и ущерб его имуществу, арестованному в Бельгии, Португалии и ДРК в соответствии с предписанием МУС. Данное требование основывалось на пункте 3 статьи 8 РС, которая предусматривает возможность выплаты компенсации в исключительных обстоятельствах, когда обнаружена грубая и явная судебная ошибка.

Примечательно, что это было уже третье требование о компенсации, предъявленное Суду лицами, оправданными по итогам судебного разбирательства (хотя в предыдущих двух речь шла о суммах другого порядка: около 900 тыс. евро в деле Матьё Нгуджоло Чуи и 27 тыс. евро в деле Жан-Жака Мангенда Кабонго). Тем не менее, как и в двух предыдущих случаях, МУС без каких-либо убедительных оснований отказал Ж-П.Бембе в удовлетворении его требований⁴⁷. Тем самым он уклонился от прояснения важных вопросов, касающихся надлежащей компенсации лицам, которые подверглись необоснованному уголовному преследованию со стороны Суда, а также от материальной ответственности МУС и исполнивших его предписания государств-членов за необеспечение сохранности арестованного имущества подсудимых⁴⁸. Сложившаяся ситуация говорит о структурных проблемах в деятельности МУС, выливающихся в нарушения с его стороны основных прав человека, гарантированных универсальными и региональными договорами о защите прав человека⁴⁹.

Политизированный подход к отправлению правосудия

Отправление международного правосудия неизбежно имеет весомое политическое измерение. Для международного судебного органа нормально принимать во внимание политические обстоятельства (как показано выше, в случае с Кенией именно нежелание Суда учесть объективное развитие политической обстановки завело расследование в тупик). Однако решения международных судов должны выноситься на основе права; политические соображения должны учитываться в той мере, в какой они подкрепляют юридические выводы. В этом отношении нижеследующие примеры демонстрируют чрезмерную зависимость Суда от политических факторов.

Такая зависимость, равно как и желание отдельных государств оказывать неприемлемое политическое давление на МУС, особенно ярко проявились после начала расследования Судом предполагаемых преступлений американских военнослужащих в Афганистане. Беспрецедентным в истории международных судов стало решение Президента США Д.Трампа ввести индивидуальные санкции в отношении Прокурора МУС Ф.Бенсуды, нескольких высокопоставленных чиновников ее Канцелярии и даже членов их семей⁵⁰. Более того, Вашингтон пригрозил принять ограничительные меры против любых юридических и физических лиц, которые будут оказывать МУС содействие в осуществлении противоречащей интересам США деятельности.

Сменивший в феврале 2021 года Ф.Бенсуду К.Хан в качестве одного из первых шагов на своем посту направил в Палату предварительного производства запрос о возобновлении рассмотрения афганского дела. Однако речь в нем шла о переориентации работы на расследование преступлений талибов и ИГИЛ и понижении приоритетности других аспектов дела⁵¹. Прокурор обосновал такое решение, во-первых, недостатком финансовых и кадровых ресурсов, во-вторых, более серьезным, по его мнению, характером преступлений, совершенных террористическими организациями. В практическом же плане это означало прекращение изучения американских преступлений в афганском деле. Даже если предположить, что К.Хан добросовестно исходил сугубо из правовых соображений, его решение деприоритизировать расследование преступлений военнослужащих НАТО невозможно оценивать вне контекста ограничительных мер США против предыдущего Прокурора МУС. Можно предположить, что именно эти санкции стали главной движущей силой смены подхода Канцелярии Прокурора МУС к расследованию по Афганистану. Примечательно, что американские санкции против прокурора МУС были отменены 1 апреля 2021 года⁵², то есть менее чем через два месяца после вступления К.Хана в должность.

Политизированный подход также проявился в расследовании МУС ситуации в Грузии (имеются в виду события в Южной Осетии в июле-сентябре 2008 г.). В данном деле Канцелярия Прокурора МУС:

- последовательно игнорировала поступавшую к ней информацию, свидетельствующую о совершении преступлений по Римскому статуту грузинскими военнослужащими;

- на протяжении многих лет не проявляла активности в расследовании (очевидно, осознавая, что привлечение к ответственности представителей лишь одной стороны конфликта будет воспринято как небеспристрастное);

- запросила выдачу ордеров на арест в отношении трех граждан Южной Осетии 10 марта 2022 года - спустя две недели после начала Россией специальной военной операции и резкого обострения геополитической обстановки;

- после выдачи этих ордеров объявила о закрытии расследования.

Эту последовательность событий сложно рассматривать иначе как подтверждение того, что расследование ситуации в Грузии с самого начала мыслилось как политический проект.

Политическую ангажированность МУС иллюстрирует и его подход к расследованию ситуации в Палестине. Несмотря на обилие задокументированных преступлений по Римскому статуту, а также неоднократные обращения в Суд различных государств (ситуация была впервые передана МУС Палестиной еще в 2009 году⁵³, официально - в 2018 году, а также Палестиной, ЮАР, Боливией, Бангладеш, Коморскими островами и Джибути в ноябре 2023 года, Чили и Мексикой в январе 2024 г.), начатое в марте 2021 года официальное расследование фактически стоит на месте.

Примечателен, помимо прочего, контраст между подходом действующего Прокурора МУС (и его предшественников) к ситуациям на Украине и в Палестине. В первом случае⁵⁴ К.Хан 28 февраля 2022 года напрямую призвал заинтересованные государства передать ситуацию в МУС (дабы избежать необходимости обращения в Палату предварительного производства за разрешением начать расследование, что требуется в случае возбуждения дела по инициативе самого Прокурора). 1-2 марта того же года ситуация была передана Суду 39 государствами, а уже 2 марта Прокурор объявил о начале расследования.

В случае же с Палестиной со времени первой передачи прошло 15 лет, но расследование почти не продвинулось⁵⁵. Более того, в 2023 году К.Хан из всех открытых расследований выделил на палестинскую ситуацию наименьший объем средств (944,1 тыс. евро). Хотя указанная сумма в пять раз меньше бюджета на украинское досье (4499,8 тыс. евро), именно на расследование по Украине Прокурор МУС запросил у государств - участников РС дополнительные добровольные пожертвования. Эти и другие факты дали основание более 250 юристам, правозащитникам и политикам в декабре 2023 года направить открытое письмо Ассамблее государств - участников МУС с призывом проверить деятельность К.Хана на соответствие действующим стандартам поведения Прокурора МУС, в частности принципам беспристрастности и запрета дискриминации⁵⁶.

Нельзя обойти вниманием шаги МУС в контексте украинского кризиса. Выдаче ордеров на арест 17 марта 2023 года сопутствовали, в частности, следующие события:

- замена одного из трех судей Палаты предварительного производства 21 февраля 2023 года - за один день до поступления обращения Прокурора о санкционировании ордеров на арест, хотя и произведенная по просьбе судьи А.Миндуа (ДРК), взявшего отвод со ссылкой на занятость другими делами;

- освобождение в тот же день из мест лишения свободы в Великобритании родного брата Прокурора, пусть даже о дате условно-досрочного освобождения после отбытия половины назначенного срока заключения (18 месяцев) было известно со дня его начала – 22 мая 2022 года;

- выдача ордеров за три дня до проведения донорской конференции, на которой предполагался сбор средств на расследование «российских военных преступлений» по линии МУС.

Эти совпадения - замена судьи, освобождение ближайшего родственника Прокурора – К.Хана, выдача ордера на арест накануне донорской конференции, приведенные в брифинге официального представителя МИД России от 30 марта 2023 года, дали основания утверждать, что «вся эта история была придумана заранее… Прокурор и судьи послушно следуют курсу, установленному западными спонсорами»⁵⁷.

Проблемы в организации деятельности МУС

В деятельности МУС налицо целый ряд организационных особенностей, которые ставят под сомнение независимость, беспристрастность и цельность этой структуры как органа правосудия. Наиболее заметными из них являются следующие:

- Уникальная роль прокурора, который превратился практически в ключевую фигуру МУС. Именно прокурор принимает решение о начале того или иного расследования, контролирует его темп (в том числе распределяя ресурсы между различными расследованиями), определяет круг лиц, привлекаемых к ответственности, принимает решение о прекращении расследования. Судьи МУС могут рассматривать дела, по сути, исключительно по представлению прокурора. При этом заложенный в Статуте механизм судебного контроля⁵⁸ над действиями прокурора на практике оказался малоэффективным, а традиционный для национальных систем вертикальный контроль со стороны вышестоящего прокурора в МУС по понятным причинам отсутствует.

В результате, по выражению одного из исследователей, «мир получил независимого прокурора, наделенного властью, по крайней мере с точки зрения практических последствий его действий, сменять правительства»⁵⁹. То, что институт, претендующий на уникальную роль в отправлении международного уголовного правосудия, полностью зависит от одного лица, неподконтрольного кому-либо, нельзя признать ситуацией, соответствующей нормальному обустройству судебного органа. Более того, по мнению того же исследователя, «становится все более очевидным, что достижение высокой цели удаления политики из области международной прокурорской деятельности не только нереалистично, но и попросту невозможно»⁶⁰.

- Предусмотренная РС (статья 116) возможность «получать и использовать в качестве дополнительных средств добровольные взносы правительств, международных организаций, отдельных лиц, корпораций и других образований». Важнейшим требованием к судебным органам является их независимость. Она должна быть не только формальной, но и действительной и, более того, зримой. Между тем МУС широко практикует прием добровольных взносов, в том числе от государств, которые публично призывают Суд расследовать те или иные преступления конкретных государств и лиц⁶¹.

Хотя формально взносы зачисляются в бюджет МУС без привязки к тому или иному расследованию, очевидно, как минимум, то, что спонсирующее государство исходит из их «целевого» использования и в будущем будет принимать решение о новом взносе в зависимости от того, был ли предыдущий взнос потрачен на интересующие это государство цели. Фактически речь идет о стремлении обеспечить неправомерное преимущество заинтересованной стороне в ходе судебного рассмотрения дела, что квалифицируется международно-правовыми актами о противодействии коррупции как недопустимое вмешательство или подкуп Суда.

- Вынесение противоречащих друг другу решений. Разумеется, в практике любого суда могут иметь место ошибки, которые поддаются исправлению либо вышестоящим судом, либо при рассмотрении тем же судом нового дела аналогичного содержания. Вместе с тем от МУС, особенно если учесть высокий уровень материальных запросов этого Суда, государства-участники вправе ожидать минимизации ошибок и других ситуаций, требующих отхода от ранее принятых решений. Практика, однако, иллюстрирует обратное. Наиболее ярким примером непоследовательности МУС являются решения, выносившиеся в отношении тех или иных государств, которые отказывались арестовать Президента Судана О.Башира невзирая на наличие выданного МУС ордера на арест.

Так, в решении, принятом в ответ на такой отказ со стороны Малави, Палата предварительного производства, признав существование обычной международно-правовой нормы об иммунитете государственных должностных лиц от судебного преследования, далее парадоксальным образом пришла к выводу о наличии исключения из нее, в силу которого иммунитет главы государства не распространяется на обвинения в наиболее тяжких международных преступлениях, выдвинутые международными судебными учреждениями⁶².

В решении по отказу от сотрудничества с МУС Демократической Республики Конго⁶³ Палата утверждала, что Совет Безопасности ООН, передавая ситуацию в Судане в Суд и требуя от правительства этого государства «в полной мере сотрудничать с Судом и Прокурором и оказывать им любую необходимую помощь», якобы подразумеваемым образом отменил иммунитет любых должностных лиц Судана⁶⁴.

Рассматривая жалобу Иордании на аналогичное решение Палаты предварительного производства, Апелляционная палата МУС, как указано выше, выдвинула новое обоснование: дескать, в международном праве вовсе не существует обычной нормы, предусматривающей иммунитет от международной (а не национальной) уголовной юрисдикции, а МУС якобы действует от имени всего международного сообщества. Таким образом, в недрах МУС сформулированы как минимум три различных обоснования для одной и той же правовой позиции. Нет нужды говорить, что в результате каждое из этих обоснований осталось неубедительным, а главное - отсутствует правовая определенность относительно того, какую позицию МУС займет, когда соответствующий вопрос встанет перед ним в следующий раз.

- Неспособность судей приходить к согласованным позициям, выражающаяся в чрезмерно распространившейся практике особых мнений судей. Правомерность самого по себе института особого мнения судьи не подлежит сомнению. Однако в МУС соответствующая практика приобрела утрированную форму. Так, одно из решений Апелляционной палаты МУС, вынесенное тремя голосами против двух и составленное на 80 страницах, сопровождалось совместным особым мнением двух судей меньшинства на 269 страницах, совместным особым мнением двух судей большинства на 34 страницах и особым мнением третьего судьи большинства
на 117 страницах⁶⁵.

Еще одно решение, вынесенное четырьмя голосами против одного и составленное на 90 страницах, было сопровождено совместным особым мнением всех четырех судей большинства на 190 страницах, причем само решение изобилует ссылками на это особое мнение⁶⁶. Объем особых мнений ставит под сомнение обоснованность и убедительность вынесенных решений. Кроме того, во втором случае складывается впечатление, будто основная цель особого мнения состояла в том, чтобы дать возможность включить в решение ссылки на него ради повышения «авторитетности» его содержания. На деле такие подходы лишь подрывают авторитет Суда.

Проблема легитимности МУС

Как было продемонстрировано выше, в практике МУС далеко не единичны случаи нарушения норм обычного и конвенционного международного права. В частности, речь идет о персональных и функциональных иммунитетах должностных лиц государств, о принципе отсутствия у международных договоров обязательной силы для третьих сторон, о принципе добровольности подчинения государства юрисдикции международных судов. Эти нормы имеют особо важное значение в международной системе, так как непосредственно проистекают из основополагающего принципа суверенного равенства государств.

Более того, в своей деятельности Суд слишком расширительно толкует положения самого Римского статута (в частности, относительно юрисдикции Суда ratione temporis и ratione loci, а также принципа комплементарности), явно выходя за рамки предоставленной ему государствами-участниками компетенции. Это сочетается с избирательным правоприменением, контрпродуктивной ролью МУС в урегулировании конфликтов, его подверженностью ненадлежащему политическому давлению, использованием Суда странами для сведения счетов с оппонентами, вынесением противоречащих друг другу решений, а также проблемами с коллегиальностью.

Совокупность этих нарушений и недостатков, их последовательный и осознанный характер, а также продемонстрированные Судом неспособность и нежелание устранять их позволяют говорить о постепенной утрате МУС легитимности⁶⁷.

Все эти факторы в совокупности уже привели к тому, что некоторые государства - участники Римского статута вышли из него (Бурунди и Филиппины). Другие в разное время заявляли о соответствующих планах, хотя пока их не реализовали (см. «Стратегию выхода» Африканского союза; уведомления о выходе из РС, сделанные Гамбией и ЮАР и впоследствии отозванные). При этом участвующие в Римском статуте государства в ряде случаев отказываются сотрудничать с Канцелярией Прокурора (ситуация в Кении) и исполнять выданные Судом ордера на арест (дело О.Башира).

За период с 2015 года участниками РС стали всего четыре новых государства. За этот же период имело место два состоявшихся выхода, два незавершенных выхода и одно уведомление о намерении не быть стороной РС. Фактически процесс расширения участия в МУС прекратился. Это само по себе было бы неудивительно для договора, открытого для подписания более четверти века назад, если бы не факт неучастия в РС крупнейших и влиятельнейших государств мира, включая трех из пяти постоянных членов СБ ООН, отказ от сотрудничества с ним по ряду производств даже со стороны его участников, сомнения в перспективности сотрудничества с МУС, высказанные на уровне одной региональной межправительственной организации - Африканского союза, а также убедительная критика его правовых позиций - другой, Лигой арабских государств.

Эти и другие обстоятельства дают основания полагать, что оправдываются опасения даже самых последовательных сторонников МУС, признающих, что «на сегодня Суд остается хрупким институтом, чье будущее неопределенно»⁶⁸. Как было показано, ответственность за неоправдавшиеся ожидания и, более того, эрозию легитимности МУС лежит на самой организации, ее конкретных должностных лицах, а также на государствах и иных субъектах, стремящихся злоупотребить судебной процедурой как в сиюминутных, так и далеко идущих политических целях.

Выводы

При создании международной организации, в том числе в виде органа правосудия, государства не вправе наделить организацию полномочиями, которыми они не обладают сами. В частности, уголовная юрисдикция государств в силу общепризнанных норм международного права ограничена иммунитетом иностранных должностных лиц. В этих условиях юрисдикция созданного государствами международного органа уголовного правосудия также ограничена такими иммунитетами. Претензии МУС на то, что в силу своего «международного» характера он не связан данным ограничением применительно к должностным лицам государств, не участвующих в Римском статуте, не имеют оснований в международном праве.
В своей практике МУС неоднократно нарушал как положения собственного статута, так и общепризнанные нормы международного права. Среди наиболее очевидных нарушений - попытки осуществления юрисдикции в отношении деяний, предположительно совершенных на территории и гражданами государства, не участвующего в Римском статуте.
Претензии МУС на уникальную международную роль проистекают из представления его создателей об особом вкладе уголовного правосудия в дело урегулирования конфликтов и постконфликтного примирения. Этими представлениями, в частности, продиктованы заложенные в Римский статут формы взаимодействия МУС с Советом Безопасности ООН. Однако практика МУС и реакция государств и их объединений на многие решения Суда и его Прокурора показывает, что данному институту не удалось вписаться в международную систему поддержания мира и безопасности. Напротив, МУС неоднократно становился фактором, осложняющим урегулирование межгосударственных и внутригосударственных противоречий.
Значительные вопросы вызывает деятельность Суда с точки зрения судопроизводства. В его практике неоднократно имели место противоречащие друг другу решения. Отмечается злоупотребление практикой особых мнений судей, порой подменяющих собой официальную мотивировку решений. Неоднозначно выстраивается взаимодействие судебных палат с прокурором, единоличные полномочия которого фактически ставят судей в зависимое от него положение.
Так называемые ордера на арест, выданные Международным уголовным судом в отношении Президента Российской Федерации и уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребенка, являются неправомерными с точки зрения как общего международного права, так и Римского статута. Выдав эти ордера, МУС как международная организация совершил международно-противоправное деяние.
Национальное исполнение ордеров на арест, выданных МУС, является формой осуществления государством своей собственной уголовной юрисдикции. Попытка исполнения ордера на арест, выданного МУС в отношении должностных лиц государств, не являющихся участниками РС и в отсутствие соответствующего решения СБ ООН, стала бы нарушением норм об иммунитетах и, следовательно, международно-противоправным деянием соответствующего государства, влекущим международную ответственность этого государства.
В своей деятельности МУС отошел как от своих первоначальных целей, заложенных Римским статутом, так и в целом от норм и принципов международного права. Налицо признаки его политизации и ангажированности. Совокупность допускаемых МУС и его прокурором нарушений международного права, процедурных упущений, вмешательства посторонних политических факторов, позволяет ставить вопрос об утрате Судом авторитета в глазах значительной части международного сообщества и как следствие - его легитимности.

¹Принятию РС предшествовала длительная подготовительная работа, которая свидетельствует об особой чувствительности для государств вопросов, связанных с осуществлением международной уголовной юстиции. Так, разработанная в 1934 г. под эгидой Лиги Наций Конвенция о создании Международного уголовного суда так и не вступила в силу, не получив достаточного количества ратификаций со стороны государств. См., например: Полянский Н.Н. Международное правосудие и преступники войны. Ленинград, 1945. 119 с.; Волеводз А.Г. Исторические и международно-правовые предпосылки формирования современной системы международной уголовной юстиции / А.Г.Волеводз, В.А. Волеводз // Международное уголовное право и международная юстиция. 2008. №2. С. 2-9; Bassiouni Ch.M. Chronology of Efforts to Establish an International Criminal Court // Revue internationale de droit pénal. 2015/3-4 (Vol. 86). Р. 1163-1194.

²Для сравнения: сторонами Венской конвенции о праве международных договоров являются 116 государств, Договора о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, - 114 государств.

³В российском экспертном юридическом сообществе сомнения в совместимости отечественной правовой системы и РС высказывались задолго до принятия решения не становиться его стороной. См.: Тузмухамедов Б.Р. Римский статут МУС: возможные вопросы конституционности // Московский журнал международного права. 2002 (2). С. 165-173. Ведерникова О.Н. К вопросу о ратификации Римского статута Международного уголовного суда // Уголовное судопроизводство. 2010 (4). С. 13-19.

⁴Таким образом, с точки зрения численности населения государств, не участвующих в РС, большинство жителей Земли находятся вне юрисдикции МУС.

⁵Федоров В.Н. Организация Объединенных Наций, другие международные организации и их роль в XXI веке. М.: Логос, 2005. С. 53.

⁶Shaw M. International Law, 8th Edition. Cambridge University Press, 2017. Р. 1001; Международный суд ООН. Консультативное заключение от 11 апреля 1949 г. по вопросу о возмещении ущерба, понесенного на службе ООН. ICJ Reports, 1949. С. 9.

⁷Примеры привлечения МУС к ответственности дает практика Административного трибунала Международной организации труда, куда передают - и нередко выигрывают - трудовые споры служащие МУС. См., например: International Labour Organization. Administrative Tribunal, 132^nd Session. Judgment. №4405. P.-V. d. M. v. ICC, 7 July 2021. Трибунал обязал МУС выплатить наследникам заявительницы, изъявившим намерение добиваться рассмотрения дела после ее кончины, 160 тыс. евро в качестве возмещения материального ущерба, 40 тыс. евро - компенсации морального вреда и 5 тыс. евро - возмещения судебных расходов // https://www.ilo.org/dyn/triblex/triblexmain.fullText?p_lang=en&p_judgment_no=4405&p_language_code=EN

⁸См. подробнее о передаче ситуации в МУС Кот д’Ивуаром // https://www.icc-cpi.int/cdi

⁹См. подробнее о передаче ситуации в МУС Украиной // https://www.icc-cpi.int/situations/ukraine

¹⁰Включены в результате принятия поправок Конференцией по обзору, состоявшейся в Кампале в 2010 г.; к настоящему моменту вступили в силу для 45 государств.

¹¹Кибальник А.Г. Преступление агрессии: обмануты ожидания международного уголовного права // Всероссийский криминологический журнал. 2019. Т. 13. №2. С. 300-310.

¹²https://www.icc-cpi.int/news/statement-prosecutor-international-criminal-court-fatou-bensouda-opening-preliminary-0

¹³Decision on the Prosecutor’s request for authorisation of an investigation pursuant to Art. 15 (3) of the Statute // https://www.icc-cpi.int/court-record/icc-01/21-12

¹⁴Judgment on the appeal of the Republic of the Philippines against Pre-Trial Chamber I’s Authorisation // https://www.icc-cpi.int/court-record/icc-01/21-77

¹⁵Тункин Г.И. Теория международного права. М.: 1970. С. 362-366; Талалаев А.Н. Венская конвенция о праве международных договоров - (комментарий). М.: Юрид. лит., 1997. С. 21-22.

¹⁶Bezhanishvili M. ICC Appeal Judgement on the Philippines - Keeping the Court’s Post-Withdrawal Jurisdiction on Life Support? // https://opiniojuris.org/2023/09/28/icc-appeal-judgment-on-the-philippines-keeping-the-courts-post-withdrawal-jurisdiction-on-life-support/. Принцип добровольного признания государствами юрисдикции международных судов неоднократно подтверждался в практике Международного Суда ООН. См., в частности: Corfu Channel Case (Preliminary Objection), Judgment. 25 March 1948. ICJ Reports, 1948. P. 15 at P. 27; International Court of Justice, Certain Questions of Mutual Assistance in Criminal Matters (Djibouti v. France), Judgment of 4 June 2008, Reports of Judgments, Advisory Opinions and Orders, 2008. Р. 177 et al. (ICJ Reports, 2008. Р. 177). Р. 27/200. Рara. 48. Он также подтверждается доктриной - см., например: Shaw M. Op. cit. 2017. P. 817.

¹⁷См. дискуссию о заключительных положениях (final clauses) и конкретно статью 115 (статья 127 в окончательном тексте РС): United Nations Diplomatic Conference of Plenipotentiaries on the Establishment of an International Criminal Court. Vol. II: Summary records of the plenary meetings and of the meetings of the Committee of the Whole. A/CONF.183/13 (Vol. 11). См. также: Clark Roger S. Article 127 // Triffterer O. / Ambos K. The Rome Statute of the International Criminal Court. A Commentary. 3^rd ed. Р. 2322-2324.

¹⁸Dissenting opinion of Judge Perrin de Brichambaut and Judge Lordkipanidze // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/0902ebd18051fd38.pdf, para. 26.

¹⁹Ibid. Рara. 27.

²⁰https://www.icc-cpi.int/court-record/icc-roc463-01/18-1

²¹Decision on the “Prosecution’s Request for a Ruling on Jurisdiction under Article 19(3) of the Statute”, №ICC-RoC46(3)-01/18, 6 September 2018. Рaras 70-72 // https://www.icc-cpi.int/court-record/icc-roc463-01/18-37

²²Ibid. Para. 71.

²³Ibid. Paras. 69-70.

²⁴Guilfoyle D. The ICC pre-trial chamber decision on jurisdiction over the situation in Myanmar//Australian Journal of International Affairs. 2019. Vol. 73. №1. Р. 5.

²⁵Arrest Warrant of 11 April 2000 (Democratic Republic of the Congo v. Belgium), Judgment, ICJ Reports, 2002. Р. 3 // https://www.icj-cij.org/sites/default/files/case-related/121/121-20020214-JUD-01-00-EN.pdf. Para. 51.

²⁶Van Alebeek Rosanne. The immunity of states and their officials in international criminal law and international human rights law. Oxford University Press. 2008. P. 169.

²⁷Тема «Иммунитет должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции» была включена в программу работы КМП в 2007 г. Специальные докладчики Р.А.Колодкин (2008-2011 гг.) и К.Эскобар Эрнандес (2012-2021 гг.) подготовили по ней восемь докладов, в первом чтении принят соответствующий проект статей // Иммунитет должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции. Тексты и заголовки проектов статей, принятые Редакционным комитетом в первом чтении. Док. A/CN.4/L.969, 31 May 2022.

²⁸Situation in Darfur, Sudan. Judgment in the Jordan Referral re Al-Bashir Appeal, №ICC-02/05-01/09 OA2, 6 May 2019 // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2019_02593.PDF

²⁹Ibid. п. 115.

³⁰Ibid. сноски 336, 338, 339.

³¹Некоторые эксперты уверенно придерживаются этой точки зрения // Sadat Leila Nadya. Heads of State and other government officials before the International Criminal Court: The Uneasy Revolution Continues / Margaret Deguzman and Valerie Oosterveld. The Elgar Companion to the International Criminal Court. Cheltenham. 2020. Р. 96-127; другие, в целом соглашаясь с нею, высказывают сомнения // De Wet Erika. Referrals to the International Criminal Court Under Chapter VII of the United Nations Charter and the Immunity of Foreign State Officials // American Journal of International Law Unbound. 2018. Vol. 112. Р. 33-37. Она также нашла отражение в заключениях amici curiae, изложенных в постановлении Апелляционной палаты Спецсуда по Сьерра-Леоне от 31 мая 2004 г. в деле против Ч.Тэйлора - Decision on Immunity from Jurisdiction, Section I. Submissions of amici curiae // https://www.rscsl.org/Documents/Decisions/Taylor/Appeal/059/SCSL-03-01-I-059.pdf

³²См., например: Mettraux G., Dugard J., du Plessis M. Heads of State Immunities, International Crimes and President Bashir’s Visit to South Africa // International Criminal Law Review. 2018. 18 (4). Р. 587-588.

³³Юридическим основанием этого, в частности, для Германии, послужили Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил от 8 мая 1945 г. и развившая его Декларация о поражении Германии и взятии на себя верховной власти в отношении Германии правительствами СССР, Соединенного Королевства, США и Временным правительством Французской Республики от 5 июня 1945 г.

³⁴Advisory Opinion of the International Court on the Legality of the Use by a State of Nuclear Weapons in Armed Conflict brought by the World Health Organization // ICJ Reports, 1996. Рaras 24-27; Тункин Г.И. Указ. соч. С. 367-372.

³⁵Akande D. ICC Appeals Chamber Holds that Heads of State Have No Immunity Under Customary International Law Before International Tribunals // EJIL: Talk! Blog of the European Society of International Law, May 6, 2019; Jacobs D. You have just entered Narnia: ICC Appeals Chamber adopts the worst possible solution on immunities in the Bashir case. 6 May 2019 // https://dovjacobs.com/2019/05/06/you-have-just-entered-narnia-icc-appeals-chamber-adopts-the-worst-possible-solution-on-immunities-in-the-bashir-case/.

³⁶https://www.icc-cpi.int/news/situation-ukraine-icc-judges-issue-arrest-warrants-against-vladimir-vladimirovich-putin-and

³⁷https://tass.ru/politika/17301121, https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1859387/#9

³⁸См.: Russia/Ukraine: Statement by the [EU] High Representative following the ICC decision concerning the arrest warrant against President Putin. 19.03.2023 // https://www.eeas.europa.eu/eeas/russiaukraine-statement-high-representative-following-icc-decision-concerning-arrest-warrant-against_en

³⁹https://www.zeit.de/news/2023-03/19/buschmann-sind-zur-verhaftung-putins-verpflichtet, https://www.dublinnews.com/news/273658937/if-putin-comes-to-ireland-he-would-be-arrested-says-dept-of-justice

⁴⁰См., например: Benyera E. The Failure of the International Criminal Court in Africa. Routledge. 2022.

⁴¹https://www.aljazeera.com/news/2008/7/19/sudan-genocide-charges-dangerous

⁴²The League of Arab States’ Observations on the Hashemite Kingdom of Jordan’s appeal against the “Decision under article 87 (7) of the Rome Statute on the noncompliance by Jordan with the request by the Court for the arrest and surrender [of] Omar Al-Bashir”. ICC-02/05-01109. 16 July 2018 // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2018_03714.PDF

⁴³Nouwen S., Werner W. Doing Justice to the Political: The International Criminal Court in Uganda and Sudan // The European Journal of International Law. Vol. 21. №4. Р. 941-965.

⁴⁴Decision on the International Criminal Court, Assembly/AI/Dec.622(XXVIII). 28^th Ordinary Session of the Assembly of the Union. 30-31 January 2017. Рara. 8 // https://au.int/sites/default/files/decisions/32520-sc19553_e_original_-_assembly_decisions_621-641_-_xxviii.pdf. См. также: Ngari Allan. Стратегии выхода из МУС (комментарий). The AU’s (Other) ICC Strategy, 14 Feb. 2017 // https://issafrica.org/iss-today/the-aus-other-icc-strategy

⁴⁵Situation in the Central African Republic in the Case of the Prosecutor v. Jean-Pierre Bemba Gombo. Judgment of Chamber III. 21 March 2016 // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2016_02238.PDF

⁴⁶Situation in the Central African Republic in the Case of the Prosecutor v. Jean-Pierre Bemba Gombo, Judgment of the Appeals Chamber. 8 June 2018 // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2018_02984.PDF

⁴⁷https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2020_01979.PDF.

⁴⁸Daley J. Birkett Managing Frozen Assets at the International Criminal Court: The Fallout of the Bemba Acquittal. Journal of International Criminal Justice. Vol. 18. Issue 3 July 2020. P. 765-790.

⁴⁹Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. П. 1 ст. 9 и др.

⁵⁰Blocking Property of Certain Persons Associated With the International Criminal Court. Executive Order 13928 of June 11, 2020 // https://www.federalregister.gov/documents/2020/06/15/2020-12953/blocking-property-of-certain-persons-associated-with-the-international-criminal-court

⁵¹Statement of the Prosecutor of the ICC, Karim A. Khan QC, following the application for an expedited order under article 18(2) seeking authorization to resume investigations in the Situation in Afghanistan // https://www.icc-cpi.int/news/statement-prosecutor-international-criminal-court-karim-khan-qc-following-application

⁵²Termination of Emergency With Respect to the International Criminal Court, Executive Order 14022 of April 1, 2021 // https://www.federalregister.gov/documents/2021/04/07/2021-07239/termination-of-emergency-with-respect-to-the-international-criminal-court

⁵³Занимавший тогда пост Прокурора МУС Л.Морено-Окампо начал предварительное расследование, но в 2012 г. закрыл его из-за невозможности определить, является ли Палестина государством по смыслу РС // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/NR/rdonlyres/C6162BBF-FEB9-4FAF-AFA9-836106D2694A/284387/SituationinPalestine030412ENG.pdf

⁵⁴Изложение процессуальной истории // Официальный сайт МУС // https://www.icc-cpi.int/situations/ukraine

⁵⁵Mariniello T. The ICC Prosecutor’s Double Standards in the Time of an Unfolding Genocide // https://opiniojuris.org/2024/01/03/the-icc-prosecutors-double-standards-in-the-time-of-an-unfolding-genocide/.

⁵⁶https://twailr.com/open-letter-to-the-assembly-of-state-parties-regarding-the-otps-engagement-with-situation-in-palestine/; См. также: Egian H., Rabbani M. Is the ICC Prosecutor Karim Khan fit tor Purpose? // https://www.passblue.com/2023/11/28/is-the-icc-prosecutor-karim-khan-fit-for-purpose/#:~:text=Karim%20Khan%27s%20unprecedented%20politicization%20of,to%20address%20its%20declining%20legitimacy

⁵⁷https://www.mid.ru/tv/?id=1860654&lang=ru#5

⁵⁸См.: Turner Jenia Iontcheva. Accountability of International Prosecutors // The Law and Practice of the International Criminal Court/Carsten Stahn. Oxford, 2015. Р. 383-407.

⁵⁹Schabas W.A. ‘O BRAVE NEW WORLD’: THE ROLE OF THE PROSECUTOR OF THE INTERNATIONAL CRIMINAL COURT. Die Friedens-Warte. Vol. 83. №4. 10 Jahre Rom-Statut. IStGH (2008). Р. 13.

⁶⁰Ibid. Р. 30.

⁶¹Заявление министра юстиции Великобритании. 24.03.2022 г. // https://www.gov.uk/government/international-coalition-to-support-icc-russia-war-crimes-investigation Официальное сообщение Министерства юстиции и безопасности Нидерландов. 20.03.2023 г. // https://www.government.nl/latest/news/2023/03/20/extra-dutch-support-for-the-international-criminal-court Официальное сообщение МИД Ирландии. 14.04.2022 г. // https://www.dfa.ie/news-and-media/press-releases/ press-release-archive/2022/april-minister-for-foreign-affairs-simon-coveney-announces-3-million-for-the-icc.php)

⁶²Situation in Darfur, Sudan. Decision Pursuant to Article 87(7) of the Rome Statute on the Failure by the Republic of Malawi to Comply with the Cooperation Requests Issued by the Court with Respect to the Arrest and Surrender of Omar Hassan Ahmad Al Bashir. №ICC-02/05-01/09. 12 December 2011. Рara. 43 // https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2011_21722.PDF. Аргумент о неприменимости иммунитетов к международным преступлениям был, однако, отвергнут Международным судом ООН в упомянутом решении по делу «Об ордере на арест от 11 апреля 2000 г.». Рara. 58.

⁶³https://www.icc-cpi.int/sites/default/files/CourtRecords/CR2014_03452.PDF (para. 29).

⁶⁴Резолюция СБ ООН S/RES/1593 (2005), 31 мая 2005 г. П. 2. Если согласиться с данным аргументом, то говорить об обычно-правовом характере положения относительно отсутствия иммунитетов у должностных лиц государств от международной уголовной юрисдикции не приходится - в ином случае их не пришлось бы «отменять».

⁶⁵Решение Апелляционной палаты. ICC-01/05-01/08A. 8 июня 2018 г.

⁶⁶Решение Апелляционной палаты. ICC-02/05-01/09 OA2. 6 мая 2019 г.

⁶⁷Исполинов А.С. Анатомия кризиса: проблемы нормативной легитимности МУС. Закон 2024. №2. С. 126; Исполинов А.С. Анатомия кризиса-2: проблемы субъективной легитимности МУС. Готовится к публикации в журнале «Закон» 2024. №3.

⁶⁸Sadat Leila Nadya. Justice Without Fear or Favour? The Uncertain Future of the International Criminal Court // THE PAST, PRESENT AND FUTURE OF THE INTERNATIONAL CRIMINAL COURT/Alexander Heinze and Viviane E. Dittrich. Brussels, 2021. Р. 157.